Много событий пережили мы той осенью. В разгар боев за расширение лоевского плацдарма — 20 октября 1943 года наш Центральный фронт стал Белорусским. Это означало, что Ставка нацеливала наши войска на освобождение Белорусской ССР, нас ждала истерзанная немецкими фашистами Польша, путь Советской Армии — освободительницы лежал через Варшаву прямо к сердцу фашистского зверя. Эта перспектива воодушевляла. Стратегическая инициатива была в руках нашего Верховного Главнокомандования.
Наш заднепровский плацдарм в районе Лоева нависал над гомельской группировкой противника. Гитлеровское командование стягивало сюда силы с других участков фронта. Немецкое радио и печать шумели и кричали о «неприступности Восточного вала», и это была не просто обычная для гитлеровской Германии пропагандистская шумиха — немецкие генералы сделали все возможное, чтобы не допустить прорыва пресловутого Восточного вала. Отрабатывая с командующими армиями задачи Гомельско-Речипкой операции, К. К. Рокоссовский говорил нам, что у противника прочный рубеж и для успеха нужен смелый маневр и умение обмануть вражеское командование, Он высказал смелый замысел: демонстрируя сосредоточение крупных сил на одном участке фронта (армии И. И. Федюнинского и В. Я. Колпакчи севернее Гомеля), готовить и нанести удар совсем на другом направлении (с лоевского плацдарма — 65-я и 61-я армии). [371]
Наступление началось в полдень 10 ноября. После короткой артиллерийской подготовки стрелковые дивизии решительным ударом намного раньше намеченного срока прорвали на широком участке вражескую оборону.
По данным фронтовой и армейской разведке было известно, что в ближайших тылах противника, особенно в районе станции Демехи и города Речица, скапливаются отходящие из-под Гомеля значительные силы. Там уже находились части 4-й и 12-й пехотных дивизий, 733-й охранный батальон, полк 203-й охранной дивизии и несколько других частей 2-й немецкой армян. К утру они могли занять оборону на каком-нибудь рубеже, и тогда войска нашей армии вновь встретились бы с организованным сопротивлением. Нужно было упредить противника. И хотя наступал вечер, мы решили немедленно ввести в прорыв подвижные группы.
Еще при планировании прорыва надвинсквх позиций встал вопрос, как лучше использовать кавалерийские корпуса. Помню, втроем с Глебовым в Радецким сидели мы до глубокой ночи за разработкой плана. В современном бою, насыщенном массой техники и автоматического оружия, конница становится легко уязвимой мишенью. После всестороннего анализа возникло решение: «заковать» кавалеристов в танковые ромбы. Такое построение боевого порядка ограждало конницу от танковых ударов противника.
В каждом танковом корпусе две бригады клином входили в прорыв. По мере продвижения расширялось основание клина. В расчищенный танкистами район врывались дивизии кавалерийского корпуса. За ними входила в прорыв третья бригада танкового корпуса, образуя разреженным боевым порядком тыльную часть ромба. Боевые задачи танков и кавалерии строго разграничены. Танкисты уничтожала боевую технику противника, а кавалеристы преследовали пехоту. Дивизии стрелковых корпусов после выхода танков в кавалерии на оперативный простор свертывались в колонны и вступали в бой лишь с остатками недобитых сил врага. Обеспечивался высокий темп наступления. Танковый корпус смело шел вперед, не боясь за свои ближайшие и глубокие тылы.
Таким порядком и были введены подвижные группы на участке 18-го стрелкового корпуса, на оперативный [372] простор вышли танкисты генерала Бахарева и конники генерала Крюкова, а на участке 27-го стрелкового корпуса — танкисты Панова и кавалеристы Константинова.
Боевые действия ночью для танковых соединении были серьезным экзаменом. Танкисты оправдали надежды. Первые донесения поступили из гвардейского Донского корпуса. Он успешно продвигался в район станции Демеха.
— На отдельных участках противник оказывает сильное сопротивление, — докладывал генерал-майор Панов. — Отражаем контратаки танков и продолжаем идти вперед.
Организованно и стремительно действовал корпус генерала Бахарева.
Командиры танковых корпусов отлично понимали общий замысел. Они громили технику противника, оставляя вражескую пехоту на расправу кавалеристам. Конница в свою очередь не отставала от танков, очищала территорию внутри ромбов от остатков разгромленных немецких частей. В отдельных населенных пунктах у немцев оставались недобитые подразделения. Коннице трудно вести уличные бои против врага, обладающего сильным автоматическим оружием. В таких случаях кавалерийские дивизии блокировали населенный пункт до подхода пехоты, которая и довершала дело.
Глубоко вклинившись за ночь в тылы противника, танки и кавалерия перерезали все дороги, ведущие из Гомеля на Калинковичи и Мозырь. Войска противника, отходившие из-под Гомеля на Калинковичи, встретив наши танки и кавалерию, повернули назад на Речицу. Они, видимо, рассчитывали вновь переправиться на восточный берег Днепра и соединиться с главными силами гомельской группировки, для которой теперь оставался единственный путь отступления — через Полесские болота. Но за Днепром к Речице уже подходил стрелковый корпус 48-й армии. Путь назад врагу был отрезан.
Речица не входила в полосу наступления 65-й армии. Но создалась благоприятная обстановка для глубокого маневра и удара по городу с тыла, поскольку корпус Д. И. Самарского сумел уже перевести через Днепр все свои дивизии. Упустить такую возможность было бы непростительно.
— Решение считаю правильным, — одобрил [383] Рокоссовский, выслушав доклад. — Действуйте без промедлений. Мы предполагали, что создастся именно такая обстановка.
Позднее, при разборе операции, выяснилось, что, планируя освобождение Речицы, командующий фронтом умышленно исключил этот город из полосы наступлении 65-й. Он рассчитывал, что наши войска, не ввязываясь в лобовую атаку против сильно укрепленного населённого пункта, значительно продвинутся вперед и тогда уже смогут частью сил овладеть городом без больших потерь. Так и получилось.
Две бригады гвардейского Донского танкового корпуса во взаимодействии с 37-й гвардейской и 162-й Сибирской дивизиями нанесли удар по Речице с северо-запада, ворвались в город и завязали бой на улицах. С востока наступал стрелковый корпус 48-й армий. Он сковал значительные вражеские силы, предназначенные для обороны города. Мы овладели Речицей почти без потерь, не дали врагу разрушить город, захватили богатые трофеи и много пленных. Бой за Речицу — один из примеров организации взаимодействия между войсками двух армий, которые совместными усилиями освободили город. Больше того — этот бой дает также пример взаимодействия регулярных и партизанских войск в наступлении. После того как корпус Д. И. Самарского и танкисты М. Ф. Панова захватили 14 ноября станцию Демехи, фронт противника был разорван, и севернее станции наши наступающие части соединились с партизанскими бригадами И. П. Кожара. Партизаны надежно прикрыли левый фланг армии, дали ценную информацию о вражеском гарнизоне Речицы и вместе с нашими войсками участвовали в освобождении города.
Внезапный для противника удар с тыла позволил нашей армии вместе с левофланговыми соединениями армии П. Л. Романенко окружить вражескую группировку. Через несколько дней она частично сдалась в плен. Основная часть сил противника на участке 48-й армии прорвалась на соединение с гомельской группировкой.
Восемь корпусов сыграли свою роль. Уже в первый день наступления были прорваны надвинские позиции, на второй — войска вырвались на оперативный простор, а еще через шесть дней освободили важный узел [374] сопротивления — город Речицу. Салютовала Москва. Восемь дивизий фронта получили наименование Речицких.
Перед правым флангом армии образовался почти полностью открытый фронт. На отдельных рубежах оборонялись разрозненные группы противника. Корпус Самарского быстро продвигался. Вскоре он вышел на правый берег Березины и взял направление на Паричи. Начинались Полесские болота. Танкисты были выведены из боя, и корпус генерала Бахарева от нас забрали. Пошел на переформирование корпус Панова. С большим сожалением проводили мы на новое направление фронта и корпус Черокманова.
...С минуты на минуту ждали донесения об освобождении Василевичей. Зашел Ганиев.
— Василевичи взяты, вот телеграмма начальника политотдела корпуса.
Вскоре и сам автор депеши явился на КП м подтвердил успех кавалеристов.
Радостная весть передана в штаб фронта. Ночью сводка Совинформбюро сообщила о вступления в Василевичи конницы генерала Крюкова. Часа через два позвонил Рокоссовский:
— Мне только что доложил Малинин неприятную новость. Войска Крюкова заняли Василевичи, а станция Василевичи еще в руках противника. Лично проверьте. Имейте в виду, я не привык опровергать сводку Совинформбюро.
— Бузинов, готовь машину!
На окраине Василевичей разместился штаб кавалерийского полка. Слышна нестройная песня: «Стань, казачка, молодая, у плетня...»
Сердце закипело. Рванул ручку, вскочил в комнату, сильно хлопнул дверью. Офицеры встали.
— Вы что славу свою в ложных донесениях топите? Где командир дивизии?..
Беспечность у конников будто ветром сдуло. Один из офицеров повел по темной улице к комдиву. Он сидел за столом над картой. Рядом стояли начальник штаба и еще несколько офицеров.
— Товарищ командующий, ошибку исправляем, — опередил он мой вопрос. — Разведка закончена. На станции Василевичи небольшие силы противника. Два полка направлены в обход с севера. Ночью станцию возьмём. [375]
Вид у командира виноватый, чуть растерянный. Гнев как-то сразу погас. Позднее комкору было приказано наказать своей властью виновных в ложных донесениях.
К рассвету станция была взята без потерь.
Василевичами овладели на двенадцатый день наступления. Перерезаны все коммуникации, питавшие гомельскую группировку врага с юга. Освобождены сотни населенных пунктов. Неплохой итог!
Неожиданно радость омрачилась разлукой. Приехал Рокоссовский и сказал:
— Я у вас заберу Ивана Семеновича в сорок восьмую..
Мы с Радецким взмолились: за что такая немилость, почему нужно брать из армии опытного руководителя штаба. Но командующий был непреклонен:
— У вас штаб уже сколочен, а у Романенко еще нет. Надо считаться с общими интересами, А к вам придет из сорок восьмой Михаил Владимирович Бобков.
Жалко было расставаться с генералом Глебовым. Одно утешало: после него оставалось замечательное наследство — сплоченный, квалифицированный штабной коллектив.
Наступление развивалось успешно. Но в начале декабря стала назревать опасность на левом фланге. Опираясь на узел Калинковичи — Мозырь, противник стянул свежие резервы. Можно было предположить, что гитлеровцы готовят контрудар.
Решение: перебросить на левый фланг большую часть своих войск, сосредоточенным ударом во взаимодействии с 61-й армией расстроить замысел врага, выбить из Калинковичей к разгромить его группировку в этом районе.
На правом фланга войска 19-го корпуса шли и шли вперед. Фронт армия растягивался. По отношению к соседям она выпирала на запад огромным выступом. Корпус Самарского подходил к Полесским болотам. Никто не предполагал, что здесь немцы могут оказать серьезное сопротивление, и мы решили не усиливать фланг. Слишком заманчивым был удар по калинковичской группировке противника и освобождение такого крупного города. Мы рассчитывали, что справимся с задачей в короткий срок.
На Калинковичв были нацелены наши основные [376] силы. Сюда же подходил 95-й стрелковый корпус двухдивизионного состава, только что переданный в состав армии. В корпусе не было командира.
— Подберете комкора у себя? — спросил Рокоссовский.
Я давно считал, что командир 69-й дивизии достоин выдвижения, и заверил, что корпус будет иметь хорошего командира. В тот же день вызвал на беседу Кузовкова. Но он упорно не желал расставаться со своей дивизией.
— За доверие спасибо, товарищ командующий, — сказал он. — Когда доверие, то ничего не жаль, жизни не жаль... Но, прошу понять, вы лишаете меня самого дорогого.
Нельзя было не оценить привязанность командира к своему соединению, с которым столько пройдено и столько сделано. Выход был найден такой: 69-я дивизия включалась в состав 95-го корпуса, и И.А. Кузовков принял над ним командование. Военный совет фронта одобрил наше решение.
95-й корпус должен был наносить удар на Калинковичи из района Новинки — Нахов — Василевичи. Подготовка к наступлению уже заканчивалась. Но в это время позвонил командующий фронтом.
— Куда вы, к черту, летите на правом фланге? Почему там у вас нет хорошего прикрытия? Вы даже оставили предмостное укрепление противника у взорванного железнодорожного моста через Березину у Шацилки.
— Наступление, товарищ командующий, развивается успешно, поэтому и войска идут...
— "Куда идут, Павел Иванович? Надо же чувствовать противника. Вы хотите разделить удел самсоновской армии? Он тоже в тысяча девятьсот четырнадцатом году очертя голову рвался вперед и напоролся на контрудар. Разведку плохо ведете. В районах Шацилки, Паричи, Пружинище концентрируются крупные силы врага. Немедленно примите меры к надежному прикрытию правого фланга.
По тону приказа командующего я понял, что мы допустили большой просчет в расстановке сил. Не встречая на правом фланге серьезного сопротивления, [377] оставили там одну 37-ю гвардейскую дивизию. Вместе с ней шла 46-я легкая артиллерийская бригада полковника С. Г. Колесникова.
Срочно стали перегруппировывать силы. Кузовков повел свой корпус на правый фланг. В район Пружинище по решению комкора перебрасывалась 172-я Павлоградская стрелковая дивизия генерал-майора Н. С. Тимофеева, а в направлении Шацилки — 44-я гвардейская дивизия под командованием полковника Н. В. Коркишко.
Усиливая правый фланг двумя дивизиями 95-го корпуса, мы опоздали во времени. Корпус обладал низкой маневренностью, особенно 172-я дивизия. В шутку ее называли «бычьей». Формировалась она на Украине, и кто-то удосужился дать быков в качестве тягловой силы ее тылам и всей артиллерии. Дивизия медленно тянулась к намеченному рубежу и не успела занять оборону. Противник 20 декабря нанес сильный контрудар с трех направлений. Гитлеровцы сосредоточили против правого фланга 65-й армии три пехотные и две танковые дивизии, подтянутые из Бобруйска и с других участков. Как мы узнали потом, по указанию фронта для усиления нашего правого фланга на правый берег Березины, на рубеж южнее Паричи, выдвигалась 73-я стрелковая дивизия 48*й армии. Однако занять прочную оборону она также не успела. Утром 21 декабря произошел встречный бой этой дивизии с контратакующим противником.
Мужественно встретили врага 37-я гвардейская дивизия и 46-я артиллерийская бригада. Но выдержать напор они были не в силах и с тяжелыми боями начали отходить. Противник продвигался в первый день быстро. 37-я дивизия частично оказалась в окружении. Погиб командующий артиллерией полковник Л. И. Молчанов. Были отрезаны от своих войск две батареи 46-й артиллерийской бригады. В образовавшиеся бреши устремились танки и мотопехота противника, и мы чуть не лишились всего управления 95-го стрелкового корпуса. Произошло это так.
В момент перегруппировки корпуса на правый фланг армии И. А. Кузовков выдвинул свой передовой командный пункт в населенный пункт Великий Бор. Прорвавшийся противник с наступлением темноты занял Заречье, Великий Бор и отрезал КП корпуса путь отхода. [378] Оставалась единственная дорога — через заболоченные леса. Ночь, Связь с корпусам прервалась. На вызовы по радио никто не отвечал. С тревогой я ждал утра, чтобы доложить о случившемся командующему фронтом. Радецкий волновался не меньше, но успокаивал:
— Не такой простак командир корпуса. Верю, что он выйдет из окружения.
— Может, и выйдет, но без машин. Как они ночью поведут машины через болото?
Еще до рассвета начальник связи армии полковник Борисов прибежал в нашу землянку и доложил:
— Связь с генералом Кузовковым устновлена. Оперативная группа корпуса вышла нэ окружения. Машины невредимы.
Все радостно вздохнули.
Вначале они пробовали пробиться по люсной дороге, через топкие болота. Вскоре стало ясно, что машины провести здесь не удастся. Тогда комкор принял решение выходить на основную шоссейную магистраль, уже занятую передовыми немецкими частями.
— Машины вести на предельной скорости, на сближенных дистанциях. Всем подготовить оружие, — приказал он.
В ночной мгле колонна вышла на шоссе. Ни одна машина не отстала. Десять километров проскочили за пятнадцать минут и сами не поняли, где обогнали немцев. Темная ночь все прикрыла.
Войска 96-го корпуса приняли на себя всю силу вражеского контрудара. Темп наступления противника стал снижаться, но все-таки численным превосходством ему удавалось на отдельных участках сбивать наши части с занятых рубежей. Особенно тяжелой была обстановка в районе Шацилок. Здесь был очень чувствительный открытый фланг, и немцы заходили нам в тыл.
Только теперь мы оценили по-настоящему значение маленького предмостного укрепления (тет-де-пона), оставленного врагом на левом берегу реки Березина у Шацилок. В период быстрого продвижения войск армии на запад никто не придал значения этому участку. А гитлеровцы воспользовались им, рассчитывая отсюда соединиться с калинковичской группировкой своих войск.
День и ночь в этом районе шли кровопролитные бои. Враг бросая в атаку танки. Штаб фронта знал о [379] контрударе во нашим оперативным донесениям, однако в порядке самокритики должен оказать, что в них мы не смогли дать вполне объективную оценку обстановки.
Дивизии не только отражали вражеские атаки. Они хотя я медленно, но отходили. Остановить противника удалось на рубеже железнодорожная станция Жердь — Давыдовка и далее по реке Ипа. При этом упорно и стойко дралась 44-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Н. В. Коркишко.
На третий день боев Николай Антонович спросил меня:
— Доложил Рокоссовскому обстановку?
— Нет... Отразим контрудар, восстановим положение, тогда доложу.
— Будет вернее, если доложишь сейчас.
Радецкий был прав, но слишком горькой оказалась пилюля, преподнесенная нам этим внезапным контрударом. Хотелось справиться своими силами, не прибегая к помощи высшего начальства.
Случилось так, что командующий фронтом помимо меня узнал истинное положение в войсках армии. Он позвонил сначала не мне, а Радецкому.
— — Вы можете сказать правду, что делается на правом фланге армии? — спросил он.
— Дивизии отходят, — ответил Радецкий. — Остановить немцев пока не смогли.
Николай Антонович приехал на наблюдательный пункт и рассказал об этом разговоре. Через несколько минут позвонил Рокоссовский.
— Павел Иванович, — спокойно сказал он, — долго ты намерен пятиться?
Пришлось признать ошибку.
— Об этом надо было доложить раньше.
Это был предметный урок. Запомнился он на всю жизнь. В заключение Рокоссовский сказал:
— Если нужно, выставляйте на правый фланг всю артиллерию корпуса Игнатова. Перебрасывайте сюда другие силы. Положение должно быть восстановлено. Направляю к вам из резерва фронта одну стрелковую дивизию.
Из артиллерийского корпуса генерала Н. В. Игнатова мы уже бросили на тот фланг почти две дивизии. На прямую наводку артиллеристы вывели даже пушки [380] крупного калибра. Но снарядов было очень мало. Доставка их крайне затруднительна. Мобилизовали весь дивизионный, корпусной и армейский транспорт. Машины с трудом пробивались по разбитым дорогам болотистого Полесья. На переправах у многочисленных речек и каналов создавались пробки. Вражеская авиация, хотя и немногочисленная, бомбила переправы.
Еще трое суток продолжались оборонительные бои. Войска армии на правом фланге отошли на отдельных участках уже на 25 — 30 километров. Но и противник, понеся большие потери, ослабел. 25 декабря 1943 года гитлеровцы еще раз пытались прорвать оборону 95-го корпуса вдоль железной дороги на Калинковичи. К этому времени мы успели несколько пополнить запас снарядов армейской артиллерии. Гитлеровцы были встречены плотным огнем артиллерийской дивизии полковника А. И. Снегурова, состоявшей преимущественно из реактивных установок. Удар был настолько сильный, что противник остановился в первые же минуты атаки. Этот день был переломным. Сила вражеского контрудара иссякла. Надо отдать должное и соседу справа — 48-й армии, которая оказала нам помощь, приняв на себя часть удара противника в своей полосе. 23 — 25 декабря она также вела тяжелые оборонительные бои на своем левом фланге и не допустила вражеские силы в глубокие тылы 65-й армии.
Разгром противника в районе Паричей — большая победа войск армии. На войне не редки такие дни и даже месяцы схваток с врагом, которые по своему значению равноценны взятию крупных городов. Не гремят салюты в честь победы, но войска проявляют не меньше, а иной раз и больше упорства, отваги, мужества, самопожертвования и мастерства. К числу таких нельзя не отнести декабрьскую оборону под Паричами. Потеряв более 7 тысяч убитыми, ранеными, много танков, противник отказался от своего замысла.
И вот наступают наши войска. 95-й корпус начал восстанавливать положение. К этому времени по решению фронта была изменена разграничительная линия с правофланговой 48-й армией. Из ее состава на правый берег Березины полностью вышел 42-й корпус генерал-лейтенанта К. С. Колганова, что значительно облегчало положение на нашем правом фланге. [381]
Вновь стало возможным во взаимодействии с 61-й армией нанести удар на Калинковичи. За несколько дней сюда были подтянуты с правого фланга основные силы артиллерийского корпуса Игнатова. Но и противник усилил здесь свою группировку. Командующий фронтом предупредил, что, по данным разведки, на главном направлении, где должна была наступать 162-я стрелковая дивизия полковника С. И. Черняка, гитлеровцы имеют некоторое численное превосходство в силах. Это подтвердилось при первой атаке. Дивизия Черняка попала под такой сильный огонь, что была не в состоянии овладеть первой траншеей вражеской обороны. К вечеру командующий фронтом сам приехал на командный пункт армии. По его приказанию в моем блиндаже собрались все начальники отделов управления армии и командиры дивизий. Рокоссовский коротко изложил свой план.
— Мы должны перехитрить противника, — говорил он. — За ночь нужно рокировать основные силы на восемь — десять километров влево от намеченного ранее участка главного удара и с рассветом возобновить наступление.
Командующий выслушал мнения генералов и офицеров. Все единодушно подтвердили, что при большом напряжении переброска войск и подготовка к новому удару за одну ночь возможны.
Войска получили боевой приказ. Дивизия полковника Черняка с наступлением темноты демонстративно усилила атаки на прежнем направлении. Тем временем главные силы армии, в том числе большинство артиллерии, совершали марш вдоль фронта в район Макановичей. К рассвету три стрелковые дивизии и несколько артиллерийских полков прорыва заняли исходное положение для нанесения главного удара. Пехота замаскировалась в лесных массивах и получила возможность отдохнуть до полудня. Не пришлось отдыхать только артиллеристам. Они оборудовали огневые позиции, пристреливали реперы.
Атака началась в 12 часов дня силами передовых батальонов, наступавших при поддержке артиллерии. Это была, по существу, разведка боем, но она оказалась настолько успешной, что атакующие без потерь захватили первую траншею и завязали бой в глубине [382] обороны. Развивая этот успех, мы тотчас нанесли удар главными силами всех дивизий первого эшелона. Через три часа полоса вражеской обороны была прорвана. Войска вышли на окраину Калинковичей и завязали бои на улицах города. 14 января город Калинковичи был освобожден, а 61-я армия заняла Мозырь.
Потеряв сильный опорный пункт и железнодорожный узел Калинковичи, противник окончательно лишился рокады Жлобив — Калинковичи. Тем самым был похоронен вражеский план соединения жлобинской и калинковичской группировок.
Ликвидация вражеских войск в районе Мозырь, Калинковичи обеспечила правый фланг 1-го Украинского фронта, а 61-я и 65-я армии создали себе выгодные условия для дальнейших наступательных боев»
На правом фланге противник не предпринимал больше активных действий. Но здесь свирепствовал другой враг — сыпной тиф. Эпидемия вспыхнула в дивизиях 19-го корпуса.
Это было одно из самых гнусных преступлений немецко-фашистской военщины. 37-я гвардейская с боями подходила к деревне Дерть. Разведчики донесли комдиву, что в окрестностях, на болотах, они видели лагеря: колючая проволока, за ней на холоде, без всяких укрытий, женщины, ребята, старики. Страшно смотреть. Командир дивизии генерал Е. Г. Ушаков послал несколько подразделения — стремительным ударом отбить страдающих людей, пока их не постреляли фашисты. Но немецко-фашистское командование не дало приказ уничтожить заключенных в этих лагерях. Оно ждало другого. Русские солдаты бросятся к замерзающим женщинам, обнимут детишек, и тогда поползет в ряды наступающих советских войск сыпнотифозная вошь... Все загнанные в лагеря близ переднего края люди были заражены сыпным тифом.
Такого нельзя ни простить, ни забыть.
Выдержка из акта:
«Комиссия в составе председателя — депутата Верховного Совета СССР полковника Г. Е. Гришко, членов комиссии — генерал-майора интендантской службы А. Н. Саковича, председателя Домановичского райисполкома [383] Совета депутатов трудящихся Н. Е. Козлова, председателя Крюковского сельского Совета депутатов трудящихся Ф. Е. Евшука, полковника Н. М. Горбина, начальника санитарной службы армии подполковника медицинской службы В. А. Колодкина на основании документальных материалов, свидетельских показаний и заключения медицинской экспертизы составила настоящий акт.
Командование германских войсковых соединений с диверсионной целью организовало массовую переброску, или так называемую «эвакуацию», в специальные концлагеря на передний край немецкой обороны 10 тысяч стариков, женщин и детей.
Гитлеровцы с целью массового распространения эпидемии сыпного тифа согнали в лагеря большое количество зараженных советских людей, вывезенных ими из глубоких тыловых районов. Переброску нетрудоспособного населения в концлагеря немецкие оккупанты проводили по заранее разработанным планам. В районе железнодорожных станций и в ряде населенных пунктов они организовали так называемые «пересылочные лагеря». В эти лагеря из районов Гомельской, Могилевской и Полесской областей под усиленным конвоем немцы пригоняли большими группами и подвозили по железной дороге в специальных эшелонах тысячи женщин, стариков и детей, предназначенных для дальнейшей переброски в специальные концлагеря на передний край немецкой обороны.
Немецко-фашистские захватчики, отступая под ударами Красной Армии из Белоруссии, оставили находившиеся на переднем крае их обороны в районе местечка Озаричи, Полесской области, три концентрационных лагеря, в которых содержались зараженные сыпным тифом старшей, женщины и дети. Эти лагеря размещались: первый — на болоте у поселка Дерть; второй — в 2 км северо-западнее местечка Озаричи, в редком сосновом лесу; третий — на болоте в 2 км западнее деревни Подосинник. Лагеря представляли открытую площадь, обнесенную колючей проволокой. Подступы к ним гитлеровцы заминировали. Никаких построек, даже легкого полевого типа — шалашей, землянок, не было. Женщины, дети, старики, находясь в таких нечеловеческих условиях, ежедневно умирали сотнями. Трупы умерших от сыпного тифа, погибших от холода и голода валялись [384] на земле. Хворост для подстилки брать не разрешалось. Охрана расстреливала всякого, кто пытался развести костер, чтобы обогреться. Находившиеся на территории лагеря дрова немцы заминировали.
Гражданин Бусел М. П., рабочий совхоза «Авангард», Домановичского района, показал: «На моих глазах была убита гражданка Крек, жительница деревни Михайловской, мать троих детей, за то, что вышла на несколько шагов за колючую проволоку, чтобы собрать сучья для костра. Трое ее детей: Антон 12 лет, Галя 5 лет и Маня 2 лет — остались сиротами».
Житель села Гадуни, Паричского района, Бежнавец П. Н. рассказал: «Лагерь, в котором я находился, был обнесен колючей проволокой и заминирован. Заключенные, пытавшиеся выйти за пределы лагеря за водой или дровами, избивались палками или пристреливались. Так была убита мать 4 детей Мокряк Пелагея Афанасьевна из села Слобода, Домановичского района».
...Частями Красной Армии из трех концлагерей смерти, расположенных в районе местечка Озаричи, Домановичского района, было освобождено свыше 32 тысяч человек советских граждан — стариков, женщин и детей. Среди них 15 213 детей в возрасте до 13 лет, в том числе 517 сирот, родители которых были убиты или погибли в этих лагерях от тифа, голода и холода.
Советские граждане, освобожденные Красной Армией из немецко-фашистского плена, сообщили комиссии о фактах преднамеренного распространения сыпного тифа среди людей, находившихся в заключении в концлагерях, с целью заражения сыпным тифом широких масс советского населения и военнослужащих.
Командование фашистской армии, для того чтобы следить за распространением эпидемии сыпного тифа среди советского населения и военнослужащих Красной Армии, специально заслало в концлагеря своих агентов. Один из задержанных немецких агентов — Расторгуев Ф. показал: «Начальник абвергруппы 303 сообщил мне о том, что в лагеря советских граждан направлено свыше 2000 человек, зараженных сыпным тифом. На следующий день мне, по распоряжению начальника абвергруппы 303, специально сделали противотифозную прививку, и я был направлен в лагерь. Мне было дано задание направиться в лагерь советских граждан, [385] который находился западнее местечка Озаричи. После того как уйдут немецкие войска, я должен был следить за распространением эпидемии сыпного тифа в Красной Армии и доносить об этом своему начальству».
Гражданка Пикуль Л. И., жительница города Жлобин, показала: «Находясь в лагере около станции Рудобалка, я сама видела, как гитлеровцы привезли в наш пересыльный лагерь на 4 машинах в тяжелом состоянии больных сыпным тифом. Все больные были выгружены и размещены среди заключенных, лагеря. 14 марта нас, здоровых, вместе с больными сыпным тифом отправили в другой лагерь, расположенный в районе деревни Порослище, Домановичского района».
Жительница местечка Новогрудок, Барановичской области, Гаврильчик 3. П. показала: «В лагерь в течение трех суток на машинах привозили больных сыпным тифом. В результате много заключенных заболело. Я попольски спросила конвоира-поляка, для какой цели детей, стариков и женщин, больных сыпным тифом, согнали в этот лагерь, на передний край немецкой обороны. На это он ответил: «Возможно, немцы отступят, тогда все больные сыпным тифом, содержащиеся в лагерях, перейдут к русским и заразят русских солдат и жителей».
...Комиссия установила, что за массовое истребление мирных советских граждан и за преднамеренное распространение эпидемии сыпного тифа среди населения временно оккупированных советских районов ответственными являются: командующий 9-й армией генерал танковых войск Харпе, командир 35-го армейского корпуса генерал пехоты Визе, командир 41-го танкового корпуса генерал-лейтенант Вейдман, командир 6-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Гроссман, командир 31-й пехотной дивизии генерал-майор Экснер, командир 296-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Кульмер, командир 110-й пехотной дивизии генерал-майор Вайсгаупт, командир 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Рихард, командир 34-го пехотного полка полковник фон Капф, командир 109-го пехотного полка майор Рогилайн...»
Все силы были брошены, чтобы ликвидировать эпидемию. Радецкий полностью взял дело в свои руки. 25 госпиталей отдано под больных тифом. Нужно воздать должное врачам. Они встретили врага во всеоружии, хотя [386] практики борьбы с эпидемией сыпняка не было — наша страна давно покончила с сыпняком, холерой и другими болезнями, когда-то косившими народ.
В штаб фронта послана депеша. Ответ: в район бедствия выезжает представитель правительства Белорусской ССР Н. Г. Грекова с задачей организовать помощь гражданскому населению. С Надеждой Григорьевной мне приходилось встречаться, поскольку она была женой начальника штаба фронта. Энергичная, самоотверженная женщина. Под ее руководством наладилась эвакуация освобожденных из лагерей, организована медицинская помощь в районе.
Немецкие части пытались потеснить ваши войска на этом участке. Начались бои. Ко мне зашел Радецкий.
— Только что звонил Малинин. Очень беспокоится за судьбу Грековой... Кажется, она действительно может попасть в переплет. Просил, если возможно, выручить ее по-товарищески.
В Озаричи пробился штабной бронетранспортер. Грекова приехала, машина набита больными детишками.
— ...Всех детей эвакуировали, — рассказывала она, остановившись на КП армии. — Осталось около ста больных женщин... Вы не можете представить, товарищи, этого ужаса. На болоте колючая проволока. Кругом мины. Люди в бреду, с температурой сорок градусов на обледенелой земле...
Корпус Самарского ввиду эпидемии пришлось вывести на время во второй эшелон. Болезнь пресекли. Госпитали были под пристальным вниманием. Как-то при просмотре своих личных документов тех лет мне попался в руки пожелтевший листок. Это был текст обращения правительства и ЦК КП(б) Белоруссии к воинам 65-й армии.
«ВОЕННОМУ СОВЕТУ 65-й АРМИИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТУ БАТОВУ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ РАДЕЦКОМУ ПОЛКОВНИКУ ГРИШКО
Правительство Белорусской ССР и ЦК КП(6) Белоруссии в Вашем лице выносят благодарность рядовому, сержантскому, офицерскому составу и генералам 65-й армии за освобождение 33 тысяч человек мирного [387] белорусского населения из немецких концентрационных лагерей и спасение их от смерти.
Ваша помощь освобожденному населению продовольствием, обмундированием, забота по размещению и медицинскому обслуживанию свидетельствуют о глубокой и неразрывной связи героической Красной Армии с советским народом.
...Правительство Белорусской ССР и ЦК КП(б) Белоруссии желают Вам новых боевых успехов в борьбе за окончательную победу над немецкими захватчиками.
Председатель Совнаркома БССР и Секретарь ЦК КП(б) Белоруссии ПОНОМАРЕНКО 7 апреля 1944 года»
...При обходе одного из госпиталей мне показалось знакомым лицо больной. Старший сержант Ольга Омельченко! Острижена, исхудавшая... Не узнать любимицу гвардейцев. Присел рядом, и мы поговорили. Пули не брали санитарку роты, когда вытаскивала раненых с поля боя, а коварство врага свалило. Ухаживала за заболевшими солдатами и заразилась сама.
Впервые я познакомился с ней год назад, когда вручал 37-й дивизии гвардейское Знамя. Офицеры целовали край алого полотнища. В строю солдат стояла и санитарка, смотрела восторженно, из глаз капали слезы. Кто такая? Мне ответили: «Отчаянная девчонка. Из учбата самовольно на передний край в роту сбежала, там и осталась». Вечером на товарищеской праздничной встрече в штабе дивизии Иван Кузьмич Брушко, бывший тогда начальником штаба, сказал: «Вы интересовались Омельченко? Слышал, как она сегодня говорила солдатам: «Я думала, командарм должен быть высоким, здоровенным и говорить басом, а наш — совсем наоборот». Под Севском Ольга отличилась в бою и получила первую награду — медаль «За отвагу».
Она упорно отстаивала свое комсомольское право быть на передовой. Ей не было шестнадцати, когда отец, старый коммунист, и братья ушли на фронт. «И я пойду!..» Мать не пускала, но все-таки дочь убежала в армию. Ее послали в тыловую часть, на кухню. Чистила картошку, стирала. Устроилась санитаркой в эвакогоспиталь. Стада донором. Однажды приехал лейтенант. Он [388] показал записку с ампулы донорской крови. «Я к вам, Оля. Десять дней отпуска после ранения. Мать в оккупации. Мне теперь некуда. Вы теперь родная, кровью побратались». Он уехал через десять дней. Писал письма. Хорошие! Потом пришло письмо, написанное чужой рукой. Убит. Омельченко сбежала на фронт, пристроившись к эшелону 37-й гвардейской. Хотели снять с поезда как дезертира. Вызванный патруль отказался: «Берем тех, кто с фронта тикает. Кто на фронт тикает, не берем». Ольга покаялась комдиву во всех грехах. «Ладно, — сказал он, — будешь сестрой в учебном батальоне». Просилась в роту на передовую. «Не с твоим носом! Подрасти». Все-таки оказалась в роте.
...Теперь врачи боролись за ее жизнь. Боялись — умрет. Запомнились ее слова: «Вы, товарищ командующий, будете в нашей дивизии, скажите — очень скучаю по нашей роте... Хорошие люди наши солдаты... Я считаю, солдат — это больше, чем человек...»
Читателю будет интересно знать дальнейшую судьбу юной патриотки. После войны она работала инструктором райкома комсомола. Вышла замуж за офицера запаса. Ныне проживает в Донбассе, растит шестерых детей одна — муж недавно умер. Фамилия ее теперь Кривонос.
Пока проводили лечебные мероприятия в корпусе Самарского, на его участок был переброшен 18-й стрелковый корпус. Он имел ограниченные задачи: отбить территорию, с которой гитлеровцы потеснили нас в конце декабря. Взаимодействуя с 95-м корпусом, его войска вышли на несколько километров дальше намеченного рубежа и создали так называемый «паричский клин».
В ходе боев в Полесье войскам армии оказали большую помощь белорусские партизаны. Они представляли серьезную боевую силу. Членом Военного совета Белорусского фронта был первый секретарь ЦК компартии Белоруссии П. К. Пономаренко, он же возглавлял тогда Центральный штаб партизанского движения. Мы, командармы, получали от П. К. Пономаренко неоценимую помощь в организации связей и взаимодействия с партизанскими частями. Я уже писал о боевой дружбе 65-й армии с партизанскими бригадами И. П. Кожара, установившейся еще под Речицей. И в дальнейшем они, действуя [389] в тылах врага, не раз вступали с ним в схватки, громили подходившие к линии фронта резервы гитлеровцев, отрезали пути отхода.
С начала декабря существовали между опорными пунктами врага Паричи и Озаричи так называемые партизанские ворота: через эту широкую брешь в обороне противника в партизанскую зону перебрасывалось оружие, боеприпасы, радиоаппаратура, почта. Этим же путем прибывало в нашу армию людское пополнение с оккупированной врагом территории.
17 ноября к командиру 37-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майору Е. Г. Ушакову прибыл из тыла врага начальник штаба Минского партизанского соединения П. П. Куксов. В штабе дивизии состоялось совещание. На следующий день мы решили послать в Минское партизанское соединение самолеты эскадрильи связи. Нам стало известно, что Минский подпольный обком партии поставил перед всеми партизанскими бригадами задачу устанавливать связь с нашими наступающими частями и всемерно содействовать им.
8 декабря в деревне Николаевичи, Паричского района, состоялось еще одно совещание, в котором приняли участие заместитель командующего армией генерал-майор И. Ф. Баринов, командир 19-го стрелкового корпуса генерал Д. И. Самарский, командир 37-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор Е. Г. Ушаков, начальник политотдела этой дивизии подполковник А. М. Смирнов и начальник штаба соединения партизанских отрядов Минской области Г. В. Гнусов с группой операторов. После разбора обстановки был решен вопрос о том, чем могут помочь нам партизаны Минского соединения. Узнав, что мы нуждаемся в пополнении, товарищи обещали что-нибудь сделать в этом направлении. Вскоре в 37-ю гвардейскую стрелковую дивизию пришли 280 бойцов-добровольцев из бригады имени Пархоменко, а через несколько дней вся 1-я Бобруйская партизанская бригада численностью в 1200 человек влилась в соединения 19-го стрелкового корпуса.
2 декабря 1943 года рано утром командир Полесского соединения секретарь подпольного обкома партии И. Д. Ветров с группой конных партизан-автоматчиков вместе с Ф. И. Павловским и его партизанами-конниками по коридору перебрались через линию фронта и [390] прибыли в деревню Гороховичи, Октябрьского района, где тогда размещался штаб 354-й дивизии.
Дивизия помогла партизанам вооружением. Они увезли тогда с собой до ста тысяч патронов, несколько десятков ящиков с минами и снарядами, а полесские партизаны помогли дивизии сельскохозяйственными продуктами, так как армейские тылы тогда значительно отстали от наступавших передовых частей.
9 декабря 1943 года Военный совет армии на своем заседании в деревне Осташковичи заслушал сообщение начальника штаба Минского соединения об обстановке в тылу противника непосредственно перед фронтом 65-й армии, о боевых действиях отдельных партизанских бригад. Мы приветствовали решение партизанского командования в ближайшее время сорвать вражеские перевозки по железным дорогам Лунинец — Калинковичи, Минск — Бобруйск и тщательно разведать фашистские группировки в районе Озаричи — Копаткевичи — Калинковичи.
По просьбе командования партизанского соединения Военный совет армии принял решение выделить для партизанских бригад боеприпасы, медикаменты, а также помочь в эвакуации раненых партизан.
Из своих запасов мы дали партизанам 500 винтовок, 200 автоматов, 100 противотанковых ружей, 1,5 миллиона патронов, 5 боевых комплектов мин на каждый имевшийся у них миномет, 20 тонн взрывчатки, взрыватели и другие инженерно-технические средства. Все эти грузы направлялись через тыл 37-й гвардейской стрелковой дивизии, для чего была создана в районе деревни Гомза специальная база. Для доставки оружия и боеприпасов на эту базу было выделено 35 автомашин.
10 декабря 1943 года Минский подпольный обком партии обязал Любанский, Стародорожский, Слуцкий, Копыльский, Старобинский и Краснослободский подпольные райкомы организовать призыв людей в армию. Партизаны и окрестные жители с готовностью и энтузиазмом откликнулись на обращение партийных органов. В течение нескольких дней к нам поступило более десяти тысяч добровольцев.
С командованием наступающей 65-й армии Минское партизанское соединение поддерживало регулярную радиосвязь. Нас, например, весьма заинтересовал сигнал [391] о том, что в лесу возле Карпиловки гитлеровцы разместили огромный артиллерийский склад — штабеля снарядов растянулись более чем на километр.
Наша авиация, конечно, не преминула обрушить удар на такую важную цель.
В разное время через линию фронта в штаб 65-й армии, а также в штабы 60-й и 354-й дивизий отважными партизанами — комиссаром Мозырской партизанской бригады М. К. Ильинковским, комиссаром 123-й партизанской бригады С. В. Махнько, командиром партизанского отряда Н. С. Артюшко и многими другими — были доставлены ценные сведения о противнике, и через этих представителей был установлен тесный контакт с отрядами народных мстителей.
В результате контрудара гитлеровцев в конце декабря 1943 года «ворота» были закрыты. Подразделения 60-й и 37-й дивизий оказались в окружении. Партизаны помогли им прорваться на запад, в партизанский район Полесья. Солдаты и офицеры влились в ряды народных мстителей и вели активные боевые действия в тылу врага.
Лишь спустя много лет стали известны подробности действий сводного отряда, или, как его иногда называли, «сводного полка» 65-й армии, в тылу противника. В архиве Министерства обороны удалось найти нужные документы. Кроме того, в ноябре 1963 года и позднее мне довелось несколько раз беседовать с полковником запаса Наумом Исааковичем Френкелем, командовавшим этим отрядом и проживающим ныне в Москве.
Интересна биография этого офицера. Он один из старейших комиссаров нашей армии, доцент, кандидат исторических наук. До начала Великой Отечественной войны руководил кафедрой в Военно-политической академии имени В. И. Ленина.
20 декабря 1943 года противник крупными силами атаковал 60-ю дивизию, прорвал ее оборону и устремился в тыл. В окружении вместе с другими разрозненными частями дивизии оказался и 1-й батальон 1281-го полка, где в это время находился замполит полка Н. И. Френкель.
Собрав вокруг себя подразделения, Н. И. Френкель отошел в леса Полесья и по своей инициативе начал формировать во вражеском тылу сводный отряд 65-й [392] армии. Френкель связался с командиром партизанской бригады Героем Советского Союза полковником Ф. И. Павловским, а затем и с командиром Полесского соединения секретарем Полесского подпольного обкома Коммунистической партии Белоруссии И. Д. Ветровым. Обком одобрил идею создания сводного полка. В него влились бойцы подразделений 60-й и 37-й дивизий. Свыше 200 человек пополнения прибыло от партизан, в том числе 29 словаков.
В течение двух месяцев сводный полк полковника Френкеля нанес несколько ударов по гарнизонам врага, расположенным в населенных пунктах, провел ряд крупных диверсионных операций. Отряд тесно взаимодействовал с партизанской бригадой Ф. И. Павловского, партизанскими отрядами Т. Т. Ульяшова, Г. П. Васильева, Ф. Г. Ухналева и другими. Особенно удачной была совместная операция по ликвидации крепкого немецко-фашистского гарнизона в деревне Копщевичи, Копаткевичского района. Внезапным налетом партизаны и бойцы разгромили этот вражеский гарнизон, истребив около 200 гитлеровцев.
В феврале 1944 года основная часть полка во главе с Н. И. Френкелем в районе деревень Хойна и Перебитая Гора перешла линию фронта. Остальные офицеры и бойцы этого полка остались в тылу врага и продолжали сражаться в рядах народных мстителей.
Дружба между бывшими партизанами и воинами 65-й армии продолжается и поныне. Боевая дружба нерушима! [393]
