Главная страница 
Галерея  Статьи  Книги  Видео  Форум

Иванов С. П. Штаб армейский, штаб фронтовой. — М.: Воениздат, 1990.


Назад                     Содержание                     Вперед

Глава четвертая. Могилев в огненном кольце

...Расстались мы с читателями на пути в Могилев. До него я добрался, если мне не изменяет память, без особых приключений. Штаб разыскал там же, откуда уехал 16 июня в Новогрудок. Однако А. В. Петрушевский считал, что управление войсками отсюда будет затруднено из за частых бомбежек, поэтому было решено перебраться в лес близ села Новый Любуж (12 километров севернее Могилева), где ранее находился один из запасных КП фронта и имелась связь со Смоленском.

Как только первые машины прибыли в Новый Любуж, мы занялись составлением боевого приказа. В это время раздался звонок прямого телефона, соединявшего нас со штабом фронта. Генерал Семенов сообщил печальную весть. Едва выехав из Смоленска, машина с генералом Филатовым подверглась обстрелу немецкого штурмовика. Наш командарм был тяжело ранен, его срочно эвакуировали самолетом в Москву, но, по заключению фронтового хирурга, надежды на спасение Петра Михайловича оставалось очень мало. Признаюсь, это сообщение вывело меня из равновесия. Последние несколько дней мы были с командармом неразлучны. Я хорошо узнал этого сурового на вид, но в сущности совсем не жесткого человека. Особенно мне нравилась в нем полная откровенность. Он говорил, что война будет страшной для нас. Последние события под Борисовом и Березино убеждали, что немецкие войска способны отнюдь не только к легким победам. "Необходимо,— делал вывод генерал,— в корне менять тактику. Надо уводить войска из-под ударов; каким-то образом, маскируясь, научиться противостоять воздушным и танковым ударам с меньшими потерями".

Особенно острой была боль утраты потому, что Петр Михайлович пострадал из-за прихоти Мехлиса, этого мрачного демона тех лет. Что касается неосторожно брошенной командармом фразы, то уже потом Г. К. Маландин подтвердил слова направленца о том, что контрудар танковых корпусов проводился не только с санкции, но и по настоянию Сталина.

Превозмогая печаль, я принялся за работу. Старался успокоить себя тем, что, быть может, железный организм командарма [108] устоит{43}, а тем временем армией будет командовать Петрушевский. Прежде всего проанализировал полученные из штабов двух наших корпусов данные. Войска армии занимали оборону на широком фронте, строя боевые порядки в один эшелон. Плотность артиллерии составляла 5—6 орудий на один километр фронта. Создать устойчивую в противотанковом отношении оборону в таких условиях очень трудно. Слабой оставалась противовоздушная оборона. Зенитной артиллерии было мало, армейской авиации пока не имелось вовсе, а фронтовая истребительная авиация не всегда была в состоянии прикрыть наши войска. Отсутствовали в армии и подвижные соединения, маневрируя которыми можно было бы наносить контрудары по вклинившимся группировкам противника. Не подходил для этого и 20-й механизированный корпус, ибо он, как видел читатель, представлял собой фактически стрелковое соединение. Основной же нашей бедой было опять то обстоятельство, что враг упреждал нас и наносил удары по еще не сосредоточившимся полностью войскам.

Большой некомплект в людях, технических средствах связи и автомашинах испытывало и само управление армии. Комсоставом на 9 июля оно было укомплектовано только на 30 процентов. Достаточно сказать, что в нашем оперативном отделе не хватало 6 человек, в отделе связи — 9, а в артиллерийском — 20. Информируя об этом маршала С. К. Тимошенко, А. В. Петрушевский просил его оказать содействие в доукомплектовании управления армии. Семен Константинович на эту просьбу отреагировал, как всегда, быстро. В тот же день на должности начальника артиллерии и командующего бронетанковыми войсками прибыли генералы В. Н. Матвеев и М. А. Королев. В дальнейшем стали прибывать также и командиры-связисты, артиллеристы, танкисты.

Что касается разведданных, то из них стало ясно, что наибольшую угрозу представляет направление Березино, Могилев. Отсюда вытекала необходимость продолжения маневренной обороны в междуречье Березины и Днепра, чтобы выиграть время для сосредоточения основных сил на рубеже Днепра и оборудования предмостных укреплений у Шклова и Могилева.

В соответствии с такой оценкой в проекте боевого приказа предлагалось поставить задачи: 61-му стрелковому корпусу — упорно оборонять рубеж по Днепру на участке Шклов, Могилев, Буйничи, имея предполье с передним краем по реке Друть; 45-му стрелковому корпусу — оборонять рубеж по Днепру на участке Селец, Новый Быхов, имея предполье с передним краем по реке Лохва до местечка Слоневщина{44}. Включенную в этот день в состав армии 137-ю стрелковую дивизию рекомендовалось оставить [109] в резерве. Ей было приказано сосредоточиться восточнее Могилева и с утра 10 июля приступить к подготовке обороны на рубеже реки Реста.

Переписав начисто проект приказа, я пошел к А. В. Петрушевскому. Однако за его столом сидел незнакомый генерал-лейтенант и оживленно беседовал с Александром Васильевичем. Это был моложавый человек с зачесанными назад волнистыми волосами, низко посаженными над глазами бровями и небольшими усиками. Вид у него был, как перед парадом: обмундирование наглаженное, ремни новые, сапоги начищены до блеска, на груди — орден Красного Знамени, медаль "XX лет РККА" и значок депутата Верховного Совета СССР. Я растерялся и хотел закрыть дверь.

— Товарищ подполковник! — услышал я звонкий голос.— Не пугайтесь — я не привидение, а ваш новый командарм.

Оказалось, что пока мы занимались в нашей землянке, расположенной поодаль, неотложными делами, прибыл новый командующий — генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов. Я вошел и представился.

— Что у вас в папке? — спросил командарм.

Я протянул ему проект приказа.

— Почему от руки?

— Так было принято при Петре Михайловиче,—ответил я.

— И панибратство тоже поощрялось? — лукаво улыбнувшись,

поинтересовался Ремезов.

— Никак нет,— ответил я, не совсем поняв, шутит он или говорит всерьез.

— Садитесь. Почерк разборчивый, прочту,— продолжал командарм и, быстро пробежав глазами документ, заключил: — Толково, а главное, коротко. Филатову не повезло, а мне не посчастливилось в другом — увидеть в бою войска, которые сам воспитывал. Ведь мой 69-й корпус — гордость Орловского военного округа — остался в 20-й армии.

Тут же было решено, что с целью разъяснить поставленные задачи и оказать на месте помощь в организации обороны утром 9 июля в войска отправятся работники штаба армии. Мне было приказано выехать в 45-й стрелковый корпус, который возглавлял комдив Э. Я. Магон{45}. Этот немногословный, сдержанный военачальник чем-то напомнил мне А. И. Корка. Когда я доложил Эрману Яновичу о цели своего приезда, он сказал, что задача ему ясна, но организовать оборону за Днепром в предполье из-за недостатка сил он не в состоянии. К тому же передовые танковые части Гудериана на отдельных участках не только подошли к Днепру, но и пытаются форсировать его. Командира корпуса особенно беспокоило запаздывание с переброской войск. К этому моменту прибыло 8 эшелонов 148-й стрелковой дивизии, остальные [110] еще находились в пути. Совсем не было сведений о 132-й дивизии С. С. Бирюзова.

Несмотря на то что в полосе корпуса к обороне изготовились лишь части 187-й и несколько подразделений 148-й стрелковых дивизий, Эрман Янович был настроен решительно. Он собрался ехать в район Быхова и пригласил меня с собой. Мы побывали в частях 187-й стрелковой дивизии, которой командовал мой однофамилец Иван Иванович Иванов. Давая указания по организации обороны, Магон сочетал требовательность с отеческой заботой о подчиненных. Не случайно о нем говорили: "С таким командиром пойдешь в огонь и в воду". По просьбе Эрмана Яновича я подробно рассказывал в частях об опыте борьбы с вражескими танками воинов 64, 100 и 162-й стрелковых дивизий. Пропаганда боевого опыта занимала в эти дни решающее место и в работе политорганов, партийных организаций.

В штаб армии я возвратился вечером и сразу же доложил генералу Ремезову и комбригу Петрушевскому о положении дел в 45-м стрелковом корпусе и тех мероприятиях, которые мы с Э. Я. Магоном осуществили. Сообщил при этом о сосредоточении крупных сил противника в районе Быхова и попытках врага форсировать Днепр севернее этого города. Александр Васильевич сказал, что гитлеровцы пытались в тот день форсировать Днепр и в полосе 61-го стрелкового корпуса, в районах Шклова и Денисовки, но и там получили отпор. Однако танкисты Гудериана упорно нащупывали наши слабые места и навалились со всей силой на ослабленные части 20-го механизированного корпуса. Вот как это было.

С рассветом 9 июля на участке 20-го мехкорпуса, обтекая его фланги в направлении Куты и Угалья, враг все же прорвался. Командир 20-го решил сильными отрядами уничтожить вклинившегося противника. Выполняя этот приказ, части корпуса изрядно потрепали полк СС, разгромили мотопонтонный батальон и батальон связи. Но наша оборона на реке Друть оставалась прорванной, и немцы достигли предмостных укреплений перед Днепром. В дальнейшем 20-й механизированный корпус был выведен из боя и сосредоточен в районе Старинки для доукомплектования (он, напомню, участвовал в боях с момента выхода гитлеровцев на подступы к Минску и понес большие потери).

А теперь заглянем в стан врага. Перед нами была 2-я танковая группа Гудериана, три корпуса которой (24, 46 и 47-й танковые) полностью или частично наступали в полосе армии. Из послевоенных воспоминаний этого апологета танковой войны следует, что Гудериан решил, не ожидая подхода своих пехотных соединений, форсировать Днепр, так как его обуревали честолюбивые замыслы стать главным исполнителем плана "Барбаросса". Он вступил даже в полемику со своим непосредственным начальником — командующим 4-й полевой армией фельдмаршалом фон Клюге, которому танковые группы Гота и Гудериана были временно подчинены. "7 июля,— писал Гудериан,— я должен был [111] принять решение: либо продолжать быстрое продвижение, форсировать своими танковыми силами Днепр и достичь своих первых оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом кампании, либо, учитывая мероприятия, предпринимаемые русскими с целью организации обороны на этом водном рубеже, приостановить продвижение и не начинать сражения до подхода полевых армий.

За немедленное наступление говорила слабость в данный момент обороны русских, которая только еще создавалась... Правда, у нас имелись сведения о подходе к противнику подкреплений... Но наша пехота могла подойти не раньше как через две недели{46}. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжать маневренную войну. Еще в большей степени вызвало сомнение достижение наших первых оперативных целей и окончание кампании уже осенью 1941 г. Это-то и было как раз главным.

Я полностью сознавал всю трудность решения. Я считался с опасностью сильного контрудара противника по открытым флангам...{47}"

Несмотря на все это, Гудериан решил безотлагательно готовиться к форсированию Днепра. Он признавался, что ему не удалось взять Рогачев и Могилев с ходу, поскольку русские занимали сильные предмостные укрепления под Рогачевом, Могилевом и Оршей. 47-й танковый корпус готовился форсировать Днепр между Могилевом и Оршей у поселка Копысь, а 46-й — у Шклова. В целях достижения внезапности передвижение немецких войск и выход их на исходное положение совершались только ночью{48}.

Учитывая активность вражеской авиации 9 июля в районах Шклова и Старого Быхова, а также попытки наземных войск форсировать Днепр, мы предвидели возможность ударов противника на этих направлениях, но не столь крупными силами, как это оказалось в действительности. Если намерения 46-го танкового корпуса немцев нами были в основном поняты, то появление 24-го корпуса на левом фланге армии стало для нас полной неожиданностью. Штабу армии не удалось предугадать его перегруппировку из-под Рогачева, так как авиации для проведения воздушной разведки у нас не имелось, а подразделений 187-й стрелковой дивизии за Днепром не было. Не смог помочь нам своей информацией и штаб фронта. В его разведсводке на 8.00 10 июля 1941 года указывалось, что "противник в течение 9 июля и ночи на 10 июля продолжал сосредоточение крупных сил 24-го корпуса". Гудериан здесь явно преувеличивает отставание общевойсковых сил, ибо фактически их передовые отряды появились в этом районе через пять-шесть дней. [112] в составе 3—4 танковых дивизий на западном берегу р. Днепр в 15 км северо-восточнее Рогачева, а также у Жлобина и Проскурни. К исходу 9 июля и в ночь на 10 июля он вел артиллерийский огонь по расположению наших частей и подготавливал переправы на участке Зборово, Задрутье, Жлобин, Проскурни"{49}. А вывод из оценки действий врага гласил: "Основные усилия наблюдаются на лепельско-витебском и бобруйском направлениях, где в ближайшее время возможно форсирование р. Днепр"{50}. Так что штаб фронта тоже ничего не знал о перегруппировке 24-го танкового корпуса в район Быхова.

А Гудериан тем временем в 10 часов 30 минут 10 июля, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, бросил свои передовые танковые подразделения на форсирование Днепра. Завязались упорные бои. К 14 часам танкисты Гудериана овладели плацдармом площадью 7 километров по фронту и до 10 — в глубину. Части 187-й стрелковой дивизии контратаками пытались уничтожить переправившегося противника. Они нанесли ему большой урон, но ликвидировать плацдарм не смогли, так как сами понесли большие потери от не прекращавшихся ни на минуту массированных ударов вражеской авиации.

Оценив сложившуюся обстановку, командующий армией разрешил командиру 45-го стрелкового корпуса Э. Я. Магону отвести 187-ю дивизию на рубеж Кульмицы, Красная Слобода. Одновременно он приказал ему контратаковать противника частями 148-й и 137-й дивизий. Последняя находилась в резерве армии. Боевое распоряжение ее командиру, подписанное А. В. Петрушевским и мною, было отправлено в 14 часов 5 минут{51}. В это время дивизия действовала на правом фланге армии. Ей предстояло срочно перегруппироваться на левый фланг. Генерал Ремезов приказал мне встретить ее передовые подразделения и вывести их в назначенный район.

Около 18 часов мы с командиром 137-й дивизии полковником И. Т. Гришиным уже явились на командный пункт Э. Я. Магона, и Гришин доложил о прибытии своих четырех стрелковых батальонов. На подходе были два артиллерийских дивизиона. Медлить было нельзя. Командир корпуса решил подошедшими подразделениями 137-й дивизии и двумя батальонами 148-й дивизии контратаковать закреплявшегося на плацдарме врага. Вечером разгорелся жаркий бой. Контратакующих поддерживала 11-я авиадивизия, которой командовал дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Г. П. Кравченко. В течение дня она разрушила переправу противника у станции Барсуки. Кроме того, были атакованы с воздуха скопления артиллерии в районе Борколабово. По сведениям летчиков, имелись попадания, были замечены пожары; в воздушном бою наши авиаторы сбили один [113] "Хейнкель-111". Действия авиации, а я, признаюсь откровенно, видел такое количество своих самолетов в воздухе впервые, воодушевляли воинов, повышали их наступательный порыв. Оставив на поле боя десятки трупов и несколько сожженных танков, враг вынужден был отступить. Однако плацдарм в районе Быхова ликвидировать нашими немногочисленными по сравнению с противником силами все же не удалось.

В связи с возникновением опасности на левом фланге армии генерал Ремезов по согласованию с маршалом Тимошенко решил приблизить свой командный пункт к частям 45-го стрелкового корпуса. Штаб армии ночью переехал в район железнодорожной станции Чаусы. Командарм потребовал от штаба уделить максимум внимания встрече железнодорожных эшелонов с войсками и направлению выгрузившихся частей по соответствующим маршрутам.

Встречей войск занималась в те дни большая часть работников управления армии. Вражеская авиация непрерывно бомбила эшелоны в пути и на пунктах разгрузки. Графики движения нарушались, нередко приходилось выгружать войска еще до прибытия на станцию назначения и вести их далее походным порядком.

Утром 11 июля под прикрытием авиации Гудериан бросил в наступление все свои соединения. Части 47-го танкового корпуса форсировали Днепр в районе Копысь в полосе 20-й армии. 46-й танковый корпус нанес удар близ Шклова по 53-й стрелковой дивизии нашей армии, а 24-й — возобновил наступление крупными силами, переправившимися в течение ночи на плацдарм. На обоих флангах 13-й армии развернулись ожесточеннейшие бои. Севернее Шклова 11 июля форсировала Днепр дивизия СС "Райх", южнее — 10-я танковая. Части нашей правофланговой 53-й стрелковой дивизии вначале успешно отражали попытки противника переправиться через реку, но ему все же удалось захватить небольшие прибрежные участки и приступить к наводке наплавных мостов. Чтобы уничтожить вражеские переправы, артиллерия дивизии в течение всего дня вела сильный огонь по ним. Неоднократно наносила бомбовые удары наша авиация.

За правый фланг в связи с упорным сопротивлением, оказываемым противнику 53-й стрелковой дивизией, командование 13-й армии особого беспокойства в тот день не проявляло. Наше внимание было приковано к левому флангу — к частям 45-го стрелкового корпуса, которые вели тяжелые бои с переправившимися ночью и продолжавшими переправляться днем на быховский плацдарм 3-й и 4-й танковыми и 10-й моторизованной дивизиями.

По указанию командарма я в течение дня находился в районе боев. 148, 187 и 137-я стрелковые дивизии делали все возможное, чтобы локализовать успех врага. Все — от бойца до генерала — бились, не щадя своей жизни. Каждая пядь земли была полита их потом и кровью. Большой урон нес и враг, но мощная поддержка [114] авиации и подавляющее превосходство в танках делали свое дело. Штаб армии, однако, не терял надежды на восстановление положения. Да и командующий фронтом в своей директиве вновь приказал войскам 13-й "уничтожить части противника, прорвавшиеся на восточный берег р. Днепр, и прочно оборонять рубеж р. Днепр"{52}.

Решено было в ночь на 12 июля измотать врага, а с рассветом нанести ему удар частями корпусов Магона и Бакунина в направлении Сидоровичей и Борколобово. Штаб армии разработал детальный план этого контрудара. 507-му полку 148-й дивизии предписывалось прочно удерживать оборону на рубеже Селище, Стайки;

292-й полк этой дивизии, усиленный артиллерией, получил задачу наступать из района Старой Малеевки на Сидоровичи во взаимодействии с 747-м полком дивизии М. Т. Романова. 160-я дивизия должна была овладеть селами Прибрежье и Перекладовичи. Активная задача была поставлена и 187-й дивизии. А 137-я тем временем подтягивалась в район Старой Малеевки с целью нарастить удар первого эшелона.

Эти действия мы запланировали на 4 часа утра 12 июля, однако в начале пятого Э. Я. Магон сообщил, что раньше 7 часов начать наступление он не сумеет из-за опоздания с подвозом боеприпасов. Раздраженный этим, генерал Ф. Н. Ремезов решил лично разобраться с причинами задержки и самому руководить там боем. Около 6 часов он с адъютантом и двумя работниками штаба — майором В. И. Светличным и старшим лейтенантом Ф. М. Потаповым выехал в Червонный Осовец на КП Э. Я. Магона. В пути, в районе деревни Давидовичи, машина командарма была обстреляна прорвавшимися южнее станции Чаусы автоматчиками из 10-й моторизованной дивизии немцев. Федор Никитич получил пять ранений. Он был быстро доставлен в ближайший медсанбат, где ему оказали первую помощь, а затем организовали перевозку в тыловой госпиталь. Забегая вперед, скажу, что, к счастью, Ф. Н. Ремезова удалось не только спасти, но и быстро поставить на ноги, так что уже в ноябре 1941 года он, командуя 56-й армией, отличился при освобождении Ростова-на-Дону. А сопровождавшие командарма работники штаба отделались царапинами. В командование армией временно вступил А. В. Петрушевский.

Скрупулезно разработанный нами план контрудара, к сожалелению, удалось реализовать лишь частично. Мы овладели Перекладовичами, Сидоровичами и удержали их, невзирая на ожесточенные атаки врага. Это заставило гитлеровцев искать у нас слабые места. В конце концов они нашли брешь, образовавшуюся между Перекладовичами и рекой Ухлясть. Пришлось вновь принимать пожарные меры. Кроме того, танки и мотопехота противника, накануне форсировавшие Днепр у Шклова, в этот день прорвались на участке 53-й стрелковой дивизии в направлении Мстиславля. Часть сил этого соединения оказалась в окружении. [115] Чтобы исправить положение, мы прибегли к поистине отчаянным мерам. В частности, развернули остатки 20-го мехкорпуса фронтом на север. В предыдущих боях это соединение, проявив самопожертвование, все же не смогло сдержать мощный натиск гитлеровских войск и было вынуждено отойти на юго-восток.

Тем временем немецкий 24-й танковый корпус вышел на кричевское направление и настойчиво стремился прорваться к городу. Я в тот день, как и накануне, находился в частях 45-го стрелкового корпуса. Совместно с Э. Я. Магоном и командирами 148-й и 137-й дивизий полковниками Ф. М. Черокмановым и И. Т. Гришиным мы делали все, чтобы задержать или хотя бы замедлить дальнейшее продвижение танковых соединений противника. Наши войска упорным сопротивлением наносили ему серьезный урон, но и сами под ударами вражеской авиации, артиллерии и танков имели большие потери. 24-й танковый корпус хотя и медленно, но продолжал продвигаться. В середине дня к нам стали прибывать подразделения 160-й и 132-й стрелковых дивизий генералов И. М. Скугарева и С. С. Бирюзова. Обстановка потребовала с ходу вводить их в бой. Контратаками свежих сил удалось на ряде участков остановить врага. Очень хорошо проявил себя как энергичный помощник комкора начальник штаба корпуса полковник Макар Васильевич Ивашечкин.

Вечером в части поступил вышедший 12 июля первый номер армейской газеты "Сын Родины". В ней рассказывалось о боях, которые вели наши соединения, показывался боевой опыт, приводились примеры массового героизма. Газету читали с большим интересом, она поднимала моральный дух воинов. С первых дней и до лета 1942 года в ней систематически сотрудничали поэты Сергей Сергеевич Наровчатов и Михаил Кузьмич Луконин. Помнится, в одном из номеров были помещены такие строки Михаила Луконина:

В этом зареве ветровом
Выбор был небольшой,
Но лучше прийти с пустым рукавом,
Чем с пустой душой.

В центре полосы нашей обороны — в районе Могилева, где находилась 172-я стрелковая дивизия генерала М. Т. Романова,— положение оставалось устойчивым (о действиях защитников Могилева я расскажу далее более подробно). Однако на флангах, где Гудериан ввел в сражение основные силы своих 46-го и 24-го танковых корпусов, обстановка все более обострялась. Танковым частям 46-го корпуса удалось 14 июля прорваться в Мстиславль, хотя они, как признается и сам Гудериан, понесли в тяжелых боях большие потери, особенно в артиллерии{53}.

Серьезный урон врагу нанесли также воины 20-го и 45-го стрелковых корпусов. 20-м корпусом, управление которого прибыло [116] только 13 июля, командовал генерал-майор С. И. Еремин. В 20-й корпус вошли 132, 137 и 160-я стрелковые дивизии. Часть их сил и средств находилась еще в пути, а многие подразделения до прибытия С. И. Еремина пришлось использовать в составе 45-го корпуса, так что они понесли серьезные потери. Тяжелым было положение 110-й стрелковой дивизии и остатков 20-го механизированного корпуса, которые подвергались непрерывным атакам врага.

Маршал С. К. Тимошенко понимал, что у нашей армии нет больше никакой возможности сохранить оперативную устойчивость на флангах. Свежими силами, однако, Западный фронт не располагал. В этих условиях Семен Константинович вынужден был пойти на крайние меры и вновь бросить в горнило сражения 4-ю армию, сравнительно недавно выведенную в резерв и еще не успевшую полностью доукомплектоваться. Она готовила оборону по рекам Проня и Сож. Армии, которой временно командовал полковник Л. М. Сандалов, было приказано нанести контрудар в районе Чаусы, Пропойск, Чериков по прорвавшемуся в Мстиславль немецкому 46-му танковому корпусу{54}. Но сложившаяся обстановка не позволила полностью выполнить этот приказ.

15 июля к нам прибыл новый командарм генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко. До этого Василий Филиппович командовал 21-й армией. Это был опытный военачальник, хотя ему исполнился всего 41 год. Он служил в Красной Армии с 1918 года, активно участвовал в гражданской войне. В партию вступил в 1920 году. А в межвоенный период получил хорошую военно-теоретическую подготовку — в 1931 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Перед войной командовал войсками Приволжского военного округа. Приказ о новом назначении вырвал его, что называется, из гущи ожесточенного сражения, которое в целом успешно вела 21-я армия.

8 июля 21-я армия отразила несколько попыток врага форсировать Днепр. После того как противнику все же удалось овладеть плацдармами южнее Орши и севернее Быхова, армии было приказано наступать вдоль шоссе Жлобин — Бобруйск с рубежа Гадиловичи, Стрешин, причем 66-й корпус, занявший исходное положение на участке Стрешин, Белый Берег, имел главной задачей охват Бобруйска с юга.

Поскольку армия не имела в своем составе инженерных частей и табельного переправочного имущества, переправа через Днепр производилась с помощью подручных средств и несколько затянулась. Тем не менее наступление началось в назначенный срок. Действия первоначально развивались успешно: к 20 часам 13 июля основные силы армии преодолели водную преграду и продвинулись за Днепр на 8—10 километров. Передовые отряды гитлеровских частей, которые вышли ранее в этот район, начали отход, [117] прикрываясь дымами и разрушая мосты. Боевые порядки наступающих войск подвергались непрерывному воздействию артиллерийского и минометного огня. В этот момент В. Ф. Герасименко и был направлен в нашу армию.

В течение следующих двух дней соединения 21-й, преодолевая упорное сопротивление врага, продвинулись вперед еще на 4—6 километров и к исходу 16 июля достигли рубежа Веричев, Заболотье, Рудня. В этом районе находились авангарды 1-й кавалерийской дивизии 24-го танкового корпуса 2-й танковой группы Гудериана. Дивизия передовыми частями выходила к Новому Быхову. Сбив ее заслоны, 63-й стрелковый корпус форсировал Днепр и освободил города Жлобин и Рогачев.

Потому-то у Василия Филипповича и было первоначально оптимистическое настроение — он предполагал силами 13-й поддержать наступление 21-й армии. Но надо отдать ему должное: как только А. В. Петрушевский и я ввели нового командарма в курс дела, намерения его резко, сообразно с обстановкой, изменились. А оперативная ситуация у нас к этому времени была чрезвычайно сложной. Глубокими охватывающими ударами танковых соединений противник создал угрозу окружения основных сил 13-й армии на рубеже реки Сож. Наши войска вели тяжелые бои. Резервов в армии не было. Не ограничившись заслушиванием докладов, генерал Герасименко побывал в соединениях и утром 16 июля пришел к выводу о необходимости отвода войск армии за Сож. Чтобы организованно осуществить отход, он планировал вначале отвести части на промежуточный рубеж за реку Проня, который занимался к югу от Чаус войсками 4-й армии{55}. Одновременно командарм решил нанести контрудар силами 20-го стрелкового корпуса из района Чаус на север вдоль реки Проня во фланг немецкому 46-му танковому корпусу, прорвавшемуся в Мстиславль.

К этому моменту мы, к несчастью, вновь утратили связь со штабом фронта, так как КП армии, оказавшийся в зоне обстрела вражеской артиллерии, пришлось перемещать в район Кричева. В это же время КП фронта передислоцировался в Ярцево в связи с прорывом противника к Смоленску. Чтобы доложить о принятом решении, генерал Герасименко в полдень 16 июля приказал мне на самолете отправиться на КП фронта.

Наш У-2 удачно совершил посадку около Ярцево, и я тотчас же был принят маршалом Тимошенко. После моей первой встречи с командующим фронтом не прошло и десяти дней, однако за этот короткий срок он сильно изменился. По его усталому лицу и воспаленным от бессонных ночей глазам можно было судить, сколь сложна и ответственна была в те суровые дни 1941 года его миссия. С 10 июля Тимошенко возглавлял главное командование Западного направления, которому были подчинены Западный фронт и Пинская военная флотилия. И в тот же день, 10 июля, [118] началось грандиозное Смоленское сражение. Смоленское направление по-прежнему оставалось наиболее опасным. Здесь действовала главная группировка вражеских сил, предназначенная для захвата Москвы. Прикрывали смоленское направление войска Западного фронта. Семен Константинович в целом твердо управлял ими и принимал все возможные меры к тому, чтобы остановить превосходящие силы противника и нанести ему поражение.

Выслушав меня и задав несколько вопросов, командующий фронтом утвердил решение генерала Герасименко. Особое значение он придавал Могилеву и потребовал удержать его во что бы то ни стало.

— Таково требование Ставки Верховного Командования,— добавил маршал Тимошенко.

Надо сказать, что в тот момент Ставка еще надеялась восстановить нашу оборону по всему верхнему течению Днепра. Именно поэтому 21-я армия наносила удар на Рогачев и Жлобин.

Возвратившись, я доложил командарму о результатах своего визита на КП фронта. Василий Филиппович попросил в самом срочном порядке отправить боевое распоряжение о контрударе командиру 20-го стрелкового корпуса, что и было сделано.

Генерал С. И. Еремин приступил к организации контрудара, но осуществить его было не суждено, ибо корпус оказался в окружении. Едва это стало известно командарму, он разрешил войскам 20-го отходить за реку Сож. Но прорыв вражеских танков к реке Проня не позволил организованно осуществить сюда отход. Дело в том, что 16 июля к Днепру вышли пехотные соединения немецкой группы армий "Центр"{56}. Они сменили подвижные соединения, действовавшие против наших предмостных укреплений, и значительно усилили свои ударные группировки. Благодаря этому 24-й танковый корпус генерала фон Гейера к исходу 17 июля, не задерживаясь на Проне, сумел прорваться к Сожу. Так что войскам нашей армии пришлось сражаться в нескольких, по существу изолированных, районах. 61-й стрелковый корпус героически оборонялся в Могилеве. Северо-восточнее его продолжали оказывать сопротивление части 20-го мехкорпуса, а 20-й стрелковый корпус, сдерживая напор превосходящих сил немецкого 24-го танкового корпуса, стремился вырваться из окружения в направлении Пропойска (ныне Славгород) и переправиться за Сож. Восточное Мстиславля на рубеже Сожа бились 110-я стрелковая дивизия и влившиеся в нее отошедшие с запада различные подразделения. Связь с войсками систематически нарушалась. Управлять ими становилось все сложнее.

В эти дни в полосе нашей армии начали вступать в сражение соединения и части 4-й армии. На прикрытие восточного берега Сожа получил задачу непосредственно от командующего фронтом командир 4-го воздушно-десантного корпуса генерал А. С. Жидов. [119] Своими двумя ослабленными в предыдущих боях бригадами создать устойчивую оборону ему было крайне трудно. Учитывая это, В. Ф. Герасименко 17 июля усилил корпус А. С. Жидова двумя артиллерийскими полками, находившимися в районе Кричева.

Десантники проявляли образцы героизма и воинской предприимчивости. Так, они сделали несколько ночных вылазок. Одной из них руководил мой коллега корпусной оператор майор Тимченко. Отряд скрытно переправился на западный берег Сожа и в течение ночи громил подходящие вражеские колонны, обозы с боеприпасами и снаряжением. В одной из ожесточенных рукопашных схваток майор Тимченко геройски погиб.

На следующий день, когда противник крупными силами форсировал реку и начал теснить части корпуса, особенно тяжелый бой завязался на участке 7-й воздушно-десантной бригады майора А. Ф. Евграфова. Город Кричев беспрерывно бомбила немецкая авиация. Многие здания были разрушены, везде полыхали пожары. Трудно было малочисленной бригаде, без танков, почти без артиллерии, отразить атаки полнокровной танковой дивизии врага, и она была вынуждена отойти в район Дубровки, Климовичи. Отошел с рубежа севернее реки Соженка и сводный отряд 45-го стрелкового корпуса.

Немалые потери наносила врагу 2-я рота 7-й воздушно-десантной бригады, которой командовал политрук Алексеев. Ее воины в районе деревни Черниково связками ручных гранат и бутылками с горючей смесью уничтожили пять вражеских танков.

Стойко сражались на сожском рубеже и воины 8-й воздушно-десантной бригады. Два дня они вели тяжелые оборонительные бои, часто переходя в контратаки. Командир 2-го батальона капитан Борткевич личным примером воодушевлял подчиненных. Бесстрашно действовало разведподразделение капитана Давыдова, истребив за один день 7 танков противника. Десантники батальона капитана Чепурного уничтожили 20 гитлеровских танков.

Все эти и предыдущие дни работники нашего армейского штаба продолжали настойчиво собирать выходившие из окружения подразделения. Объединяли их с прибывавшими из районов выгрузки частями и ставили задачи на оборону конкретных участков восточного берега Сожа.

По Сожу, от Черикова до Пропойска, оборонялся 28-й стрелковый корпус 4-й армии. Им командовал генерал-майор В. С. Попов. В районе Пропойска развернулись ожесточеннейшие бои. В город еще 15 июля ворвались части 4-й немецкой танковой дивизии. Маршал Тимошенко приказал временно исполнявшему обязанности командующего 4-й армией полковнику Л. М. Сандалову освободить Пропойск. В наступлении на город с юга участвовали части 55-й стрелковой дивизии полковника Г. А. Тер-Гаспаряна и 219-й моторизованной дивизии генерал-майора П. П. Корзуна. С севера в направлении Пропойска наносили удар выходившие [120] из окружения части нашего 20-го стрелкового корпуса. Упорные бои велись днем и ночью, город неоднократно переходил из рук в руки. И хотя удержать его нашим войскам не удалось, они тем не менее вынудили противника временно прекратить наступление и перейти к обороне на Соже от Кричева до Пропойска.

В те дни и несколько позже из окружения вышли и переправились через Сож воины 132-й и 137-й стрелковых дивизий. 143-я дивизия в тяжелых боях потеряла значительную часть своего состава. Совсем малочисленной после выхода из окружения стала 160-я стрелковая дивизия, на которую противник обрушивал особенно сильные удары. Вместе с ней выходило из окружения восточное Пропойска и управление 20-го стрелкового корпуса. В боях с врагом принимал участие весь личный состав управления во главе с командиром корпуса С. И. Ереминым. Во время атаки противника мужественный генерал был смертельно ранен. В этом же бою пал смертью храбрых командир 13-го механизированного корпуса генерал-майор П. И. Ахлюстин. Пройдя 500 километров от западной границы по оккупированной врагом территории, он, будучи раненным, вывел сводный отряд, сформированный из частей своего корпуса, к Сожу в районе Пропойска. Генерал Ахлюстин погиб, переправляясь через реку с последней группой своих воинов.

Многие, очень многие советские люди в эти грозные дни отдали свою жизнь за свободу и независимость Отчизны. Но захватчики за каждую пядь временно захваченной нашей земли платили дорогую цену. Так, только с 11 по 17 июля в междуречье Днепра и Сожа войска 13-й армии уничтожили свыше 1000 вражеских солдат и офицеров, 186 танков, 25 бронемашин, 27 орудий, 11 самолетов, 227 автомашин, 109 мотоциклов и другую боевую технику{57}.

В целях объединения усилий всех войск, действовавших на рубеже Сожа, маршал Тимошенко утром 18 июля включил в состав нашей армии соединения 4-й армии{58}. Это решение было весьма своевременным, так как в эпицентре сражения оказался теперь район Кричева, откуда Гудериан стремился прорваться на Рославль. На восточном берегу Сожа от Хиславичей до Кричева (около 60 километров) оборонялись части 4-го воздушно-десантного корпуса генерала А. С. Жидова и четыре батальона 6-й стрелковой дивизии полковника М. А. Попсуй-Шапко из 4-й армии{59}. Кроме того, восточное Мстиславля действовали части комдива Э. Я. Магона.

Корпус Жидова по-прежнему имел две ослабленные бригады (7-ю и 8-ю) четырехбатальонного состава и один дивизион артиллерии. И хотя он был усилен двумя артиллерийскими полками, [121] удержать Кричев корпус не смог. В ночь на 18 июля 4-я немецкая танковая дивизия захватила город и вынудила десантников отойти с Сожа. В связи с прорывом врага в район командного пункта армии мы спешно перебросили его в лес восточное поселка Родня.

Генерал В. Ф. Герасименко, получив приказ маршала Тимошенко о подчинении ему войск 4-й армии, предпринял все, чтобы восстановить положение и вернуть Кричев. В помощь генералу Жидову мы направляли все, что только могли собрать. Сюда же была переброшена и сводная группа Магона из-под Мстиславля.

В течение нескольких дней с неослабевающей силой наши войска контратаковали части 3-й и 4-й танковых дивизий противника севернее и южнее Кричева. Бои не прекращались ни днем ни ночью вплоть до 26 июля. На несколько суток было задержано наступление немецкого 24-го танкового корпуса на Рославль, но Кричевом нам овладеть не удалось. Одного героизма оказалось недостаточно, чтобы сломить сопротивление значительно превосходящего по численности и вооружению врага, тем более что по-прежнему огонь его артиллерии и танков сочетался с непрерывными бомбежками и штурмовыми действиями авиации.

Не менее драматические события разыгрались и на подступах к Пропойску. 24 июля мы получили распоряжение, подписанное маршалами С. К. Тимошенко и Б. М. Шапошниковым: "...немедленно и решительно активизировать действия, имея первой задачей овладеть Пропойском и Кричевом; в дальнейшем совместно с частями 21-й армии наступать левым флангом на соединение с могилевским корпусом, а правым — на Горки, обеспечивая фланг группы Качалова, наступающей от Рославля на Смоленск"{60}. Этот документ свидетельствует, что главное командование Западного направления в те дни все еще пыталось возвратить рубеж по Днепру.

Не имея сил для нанесения достаточно мощного удара в районе Пропойска, генерал В. Ф. Герасименко решил прибегнуть к ночной атаке. Он приказал командирам 28-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов генералам В. С. Попову и А. Г. Никитину создать для этой цели несколько полнокровных батальонных групп и укомплектовать их опытным командным составом. Все это было сделано. Ночная атака поначалу повергла врага в замешательство, но он быстро оправился, подтянул резервы и оказал яростное сопротивление. В течение четырех суток шли кровопролитные бои с переброшенными в район Пропойска тремя немецкими пехотными дивизиями, и хотя овладеть городом нам не удалось, гитлеровцы понесли здесь немалые потери.

Эпицентром сопротивления противнику в полосе 13-й армии по-прежнему оставался Могилев — "Мадрид на Днепре", как тогда его называли и устно, и в печати. Положение мужественных [122] защитников города, сражавшихся в окружении, все более осложнялось. Снабжать их боеприпасами и продовольствием пришлось по воздуху. Самолеты фронтовой авиации сбрасывали грузы защитникам города на парашютах. Расскажу подробнее, как развивались здесь события.

...Вскоре после передислокации штаба нашей армии в район Могилева я встретился с начальником штаба начавшего прибывать 61-го стрелкового корпуса. Узнал, что корпусом командует генерал-майор Ф. А. Бакунин, а его заместителем по политической части является бригадный комиссар И. В. Воронов. Управление корпуса прибыло в район Могилева 27 июня. В начале июля сюда стали приходить эшелоны с частями 172-й стрелковой дивизии (ее командир генерал-майор М. Т. Романов, а замполит полковой комиссар Л. К. Черниченко). В это же время севернее Могилева сосредоточивалась 110-я стрелковая дивизия (командир полковник В. А. Хлебцев, его заместитель по политической части полковой комиссар Г. П. Анашков). В район Шклова с 4 июля подтягивались части 53-й стрелковой дивизии (командир полковник Ф. П. Коновалов, заместитель командира по политической части полковой комиссар К. А. Зыков). Командование корпуса более всего было озабочено тем, что далеко не все его части прибыли своевременно, многие все еще находились в пути. Несколько успокаивало то, что вдоль Днепра широким фронтом велись оборонительные работы силами местного населения и строительных частей под руководством военных инженеров. Под непрекращающимися бомбежками вражеской авиации были отрыты сотни километров окопов и противотанковых рвов, устроены лесные завалы и другие заграждения.

В те дни я повстречал Ф. А. Бакунина. Глядя на него, невольно залюбовался: по росту, телосложению и выправке это был настоящий гренадер. Я не удержался и сказал об этом Федору Алексеевичу. Он посмотрел на меня немного удивленно и заметил:

— Я ведь, дорогой Семен Павлович, служил в свое время в лейб-гвардии Семеновском полку.

В дальнейшем я узнал, что Ф. А. Бакунин родился в 1896 году. До военной службы работал на шахте забойщиком. В царскую армию был призван в 1915 году. После окончания учебной команды до февраля 1917 года находился на фронте. Участвовал в Петрограде в Февральской и Великой Октябрьской социалистической революциях. В Красной Армии с февраля 1918 года. Сражался на фронтах гражданской войны. Затем командовал полком, был начальником военного училища, возглавлял 11-ю стрелковую дивизию в Ленинграде. Грудь комкора украшали орден Ленина и два ордена Красного Знамени.

Федор Алексеевич рассказал мне, что 61-й корпус перед войной дислоцировался в районе Тулы. Оттуда с началом войны штаб, а затем и войска соединения были переброшены под Могилев. В пути они и получили приказ о занятии рубежа Шклов, Могилев, Быхов. [123] Еще не начали прибывать войска корпуса, а на западе уже слышалась стрельба, самолеты противника висели над Могилевом, Оршей, Кричевом. Поэтому генерал Бакунин, не теряя ни одного часа, после предварительной оценки обстановки приступил к рекогносцировке местности.

Командиры и политработники 61-го стрелкового корпуса приложили много усилий для подготовки рубежей к обороне. Начальник инженерной службы полковник Захарьев умело руководил фортификационными работами. Начальник артиллерии корпуса комбриг Лазутин продуманно организовал противотанковую оборону. Хорошо была налажена система огня, установлены минные поля, оборудованы огневые позиции, командные и наблюдательные пункты, отрыты окопы с ходами сообщения, обеспечена тщательная маскировка, предусматривавшая устройство ложных огневых позиций для артиллерии, и т. д. Во всех частях развернулось обучение личного состава борьбе с танками с помощью бутылок с горючей смесью и связок ручных гранат. Большую работу провел и интендант корпуса подполковник Коряков, организуя снабжение войск всеми видами довольствия. Самое пристальное внимание он уделил также инженерному оборудованию районов размещения тыловых учреждений, в том числе медсанбатов, автотранспорта, складов горючего, боеприпасов, обозов, конского состава. В тыловых учреждениях были четко налажены охрана и оборона.

В этот период пришлось преодолевать и некоторые недоразумения, которые порождались остатками мирного настроения. Ф. А. Бакунин рассказывал, что когда они вместе с замполитом корпуса И. В. Вороновым и командиром 388-го стрелкового полка полковником С. Ф. Кутеповым поехали проверить, как идут работы на переднем крае, то увидели, что одна из стрелковых рот отрывала окопы на явно невыгодной для обороны местности, хотя метрах в двухстах позади находилась высотка, представлявшая очень хорошую позицию. Генерал Бакунин сказал полковнику Кутепову, что там, на высотке, были бы лучше обзор и обстрел. Командир полка ответил, что и сам думал об этом, но там зреет хорошая пшеница и он не может допустить, чтобы рота вытоптала урожай и испортила колхозное добро. Командир корпуса вынужден был напомнить Кутепову, что на войне решаются вопросы жизни и смерти людей, судьба нашего государства, из этого и надо прежде всего исходить. Естественно, поступая разумно, так, чтобы с наименьшими нашими потерями, в том числе и материальными, наносить противнику наибольший урон. Были и другие случаи подобного рода.

Передовые отряды гитлеровцев вышли на дальние подступы к Могилеву 3 июля. Разведподразделения дивизий 61-го стрелкового корпуса завязали с ними бои, положив тем самым начало 23-дневной героической обороне города.

Надо сказать, что трагическое для нас начало войны имело немало примеров массового героизма советских воинов. Один [124] из них — оборона Могилева. Чтобы читатель мог полнее увидеть это, покажем защиту Могилева день за днем, ничего не убавляя и не прибавляя.

5 июля противник сильным ударом танков и пехоты смял и отбросил передовой отряд 137-й дивизии в районе Коханово (20 километров западнее Орши).

Передовые отряды 172-й дивизии встретили гитлеровцев на реке Друть, восточнее рубежа Белыничи, Запоточье, Олень. Переправу их удалось предотвратить. В течение 6 июля передовые отряды 172-й дивизии сдерживали врага на Друти. Перед ее фронтом на правом фланге противник танками и пехотой овладел селом Барань юго-западнее Орши. На следующий день в полосе обороны дивизии гитлеровцы пытались организовать переправу через Днепр в нескольких местах, но успеха не имели.

На участке 137-й дивизии наши передовые отряды 7 июля были отброшены крупными силами танков и пехоты неприятеля на реке Лохва.

В течение всего дня противник наносил бомбовые удары по районам 137-й и 172-й дивизий. Впервые имели место налеты вражеской авиации на командные и наблюдательные пункты. Выбыл из строя начальник штаба корпуса генерал-майор Иван Иванович Бирычев, с которым мы недавно познакомились. На его место вскоре был назначен полковник А. Н. Коряков.

Штаб армии установил непосредственную связь со 172-й стрелковой дивизией. От генерала М. Т. Романова начали поступать все более тревожные донесения. Дело в том, что после продолжительной бомбардировки и обстрела из дальнобойных орудий гитлеровцы 11 июля предприняли наступление на всем фронте этого соединения. 12 и 13 июля бои продолжались с нарастающей ожесточенностью. Глубина обороны достигала здесь примерно 25 километров, а враг вклинился местами километров на 16. Однако, используя резервы, умело маневрируя силами, генерал Романов организовал ряд контратак, в итоге которых противник был отброшен и линия обороны восстановлена.

Как раз в это время в Могилев прибыли корреспонденты центральных газет, в том числе К. М. Симонов. Они собственными глазами увидели 39 сожженных гудериановских танков. Снимок кладбища гитлеровской техники был помещен в "Известиях".

13 июля гитлеровцы все же форсировали Днепр южнее Быхова и в последующем стали расширять плацдарм в районе деревни Сидоровичи. Особенно ответственная задача легла на 747-й полк. Враг понял, что оборона тут ослаблена, и решил отрезать войска, находившиеся в самом Могилеве, от частей, оборонявшихся на станции Луполово. Полк встретил наступление танков противника на шоссе Орша — Гомель на восточном берегу Днепра. По решению командующего 13-й армией в направлении Сидоровичей и Слободки была организована контратака, в которой принял участие и отряд 747-го полка. В него вошли стрелковый батальон из [125] курсантов полковой школы, две полковые артиллерийские батареи, дивизион 493-го артполка, а также разведбатальон дивизии. Командиром отряда был назначен начальник штаба 747-го полка майор Г. И. Златоустовский.

В ночь на 13 июля отряд по двум дорогам двинулся на опушку леса — исходный район для контратаки. Небольшое охранение гитлеровцев было отброшено. Наша артиллерия и минометы открыли сильный сосредоточенный огонь по скоплению мотопехоты врага в Сидоровичах. Роты вышли из леса, развернулись и повели контратаку. Немцы, не ожидавшие здесь удара, растерялись. Наши снаряды и мины продолжали рваться в гуще войск и техники противника. Горели его автомашины и бензоцистерны, броневики и танки, облитые бензином взорвавшихся топливозаправщиков. Контратакующие ворвались в Сидоровичи и Слободку, беспощадно истребляя фашистов. Враг отошел к Днепру, оставив на поле боя десятки трупов солдат и офицеров, свыше 30 автомашин, много изуродованных орудий, сгоревших броневиков и танков. Это сообщили в своем донесении в штаб полка командир и замполит отряда.

Однако через некоторое время под напором противника отряд вынужден был отойти. Оседлав Гомельское шоссе, он занял круговую оборону по опушке леса севернее деревень Слободка и Недашево. Но и здесь долго не продержался: понеся значительные потери, отряд отошел под покровом ночи в полосу предполья, оставив на дорогах боевое охранение.

Серьезный урон врагу нанес 747-й полк подполковника А. В. Щеглова и в боях за Дашковку, где он взаимодействовал с другими частями дивизии.

На участке 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии обстановка также крайне обострилась. В районе Буйничи противник ежедневно по нескольку раз яростно атаковал позиции батальона капитана Абрамова. Батальон был почти полностью уничтожен, пал смертью храбрых и его командир. С 17 июля бои развернулись на второй позиции. Здесь враг был остановлен и не смог прорваться к городу.

Потеряв надежду захватить Могилев с ходу и понеся большие потери, соединения 46-го и 24-го танковых корпусов Гудериана обошли Могилев с севера и юга и соединились в Чаусах. Части 172-й стрелковой дивизии оказались в плотном кольце, но продолжали ожесточенные неравные бои в течение 15—19 июля. А в это время враг уже ворвался в Смоленск.

Характерно, что под Могилевом противник после своих неудачных танковых атак применил иную тактику. Он стал наступать пехотой, усиленной двумя-тремя танками, стремясь небольшими группами автоматчиков просачиваться в нашу оборону, особенно по ночам. Внезапным автоматным огнем в ночное время они пытались вызвать панику среди защитников города.

Когда немцы, ворвавшись в Чаусы, отрезали дивизионные тылы, в частях стал все сильнее ощущаться недостаток боеприпасов [126] и продуктов. Мы использовали все имевшиеся в нашем распоряжении самолеты, чтобы сбрасывать могилевцам необходимые грузы, но часть парашютов относило в расположение врага.

22 июля начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников через штаб Западного фронта запросил у нас конкретные сведения о частях, оборонявших Могилев. Ему было доложено о наличных силах 172-й дивизии М. Т. Романова и высказана настоятельная просьба помочь боеприпасами. Реакция последовала быстро. Из штаба фронта пришло приказание выложить сигнальные костры в районе станции Луполово. В ту же ночь группа транспортных самолетов сбросила боеприпасы и продовольствие. Часть из них попала на участок 747-го стрелкового полка, а несколько контейнеров опять оказались у противника. На рассвете завязался ожесточенный бой за эти грузы, и они были отбиты у гитлеровцев. 24 июля боеприпасы были сброшены снова, на этот раз на участке 388-го стрелкового полка в районах Тишовки и шелковой фабрики. Это была большая не только материальная, но и моральная поддержка. Воины дивизии чувствовали неразрывную связь со всем народом, воочию убеждались, что высшее командование, несмотря на сложность общей обстановки, не забывало о защитниках Могилева.

С 13 по 20 июля 172-я стрелковая дивизия ежедневно по нескольку раз в день отражала атаки пехоты и танков противника. Лишь на некоторых направлениях немцам удавалось вклиниться в оборону, однако нашим организованным огнем и решительными контратаками положение всякий раз восстанавливалось. С 21 по 25 июля вражеские пехота и танки, поддержанные еще более мощными ударами авиации, артиллерии и минометов, на ряде участков пробили оборону дивизии. Продолжая сопротивление, вновь и вновь переходя в контратаки, полки 172-й вынуждены были отойти на ближние подступы к Могилеву.

Среди особо отличившихся в этих боях были командир 388-го полка полковник С. A. Кутепов и начальник штаба этой же части капитан Плотников. Когда танки противника прорвались через передний край обороны и устремились на КП полка, личный состав штаба во главе с Кутеповым и Плотниковым, которые воодушевляли подчиненных личным примером, пропустил немецкие танки и контратаковал пехоту, забросав ее гранатами. Благодаря этой дерзкой контратаке было восстановлено положение батальона, находившегося во втором эшелоне. Подобным же образом действовал и командир 514-го полка подполковник С. А. Бонич. А командир артполка полковник И. С. Мазалов, когда танки подошли к его КП, стал непосредственно на огневой позиции управлять батареей, которая боролась с танками противника. Таких примеров было очень много. 172-я дивизия в эти трудные июльские дни 1941 года проявила массовый героизм в сражении против превосходящих сил врага. Командир дивизии генерал М. Т. Романов показал себя хорошим организатором боя, он [127] умело и твердо руководил частями, мужественно и храбро вел себя в смертельно опасных ситуациях.

В период с 21 по 26 июля противник довел до высшего предела нажим на северном участке 110-й стрелковой дивизии и 20-го механизированного корпуса. Под прикрытием авиации, артиллерии и минометов пехота и танки врага ежедневно по нескольку раз переходили в атаку, но, неся большие потери, решительного успеха добиться не могли. Наши войска, в частности 110-я дивизия, продолжали прочно удерживать свои позиции, отвечая контратаками на каждый удар гитлеровцев. Командир 110-й дивизии В. А. Хлебцев также проявил себя зрелым, волевым и мужественным военачальником.

Проанализировав обстановку, сложившуюся на участке 61-го стрелкового корпуса, которая характеризовалась тем, что его войска оказались в полном окружении в глубоком тылу врага, а связь с высшим командованием очень часто прерывалась, Ф. А. Бакунин пришел к выводу, что дальнейшее сопротивление без надежного боепитания приведет к еще большим потерям среди личного состава.

Получив донесение от генерала Бакунина о тяжелом положении подчиненных ему соединений и частей и его просьбу разрешить выход из окружения, мы безотлагательно доложили об этом в штаб фронта. В ответ получили распоряжение во что бы то ни стало продолжать удерживать Могилев{61}. Понимая, что войска 61-го корпуса сделали уже все возможное, мы тем не менее попытались сообщить генералу Бакунину распоряжение командования фронта. Однако осуществить это не удалось, так как штаб корпуса в сложившейся критической обстановке не в состоянии был сохранить связь с нами.

Как стало известно позднее, 26 июля генерал Бакунин собрал совещание, на котором присутствовали командир 20-го механизированного корпуса генерал-майор Н. Д. Веденеев, сменивший раненого А. Г. Никитина, командиры дивизий полковник В. А. Хлебцев (110-я стрелковая), генерал-майор Ф. А. Пархоменко (210-я мотострелковая) и генерал-майор В. Т. Обухов (26-я танковая). Обсуждалась возможность вывода оставшихся сил корпуса из окружения. Решили начать его вечером 27 июля. Планом предусматривалось движение войск тремя маршрутами в общем направлении на Мстиславль, Рославль. В авангарде следовал 20-й механизированный корпус, в арьергарде — наиболее боеспособные части 110-й стрелковой дивизии.

Командир 172-й стрелковой дивизии генерал М. Т. Романов, соединение которого было отрезано от остальных сил 61-го корпуса, на общем совещании, естественно, не был. Не имея надежной связи с корпусом, он принял решение о выходе из окружения самостоятельно.

Оставшиеся в живых ветераны этой дивизии, в частности ее [128] комиссар Леонтий Константинович Черниченко, рассказывали: утром 24 июля в штаб соединения доставили двух немецких парламентеров из полка "Великая Германия". Они вручили Романову документ, подписанный командиром немецкого 7-го армейского корпуса. В нем высказывалось категорическое требование о немедленном прекращении сопротивления и сдаче города, в этом случае гарантировалось снисхождение к пленным. Михаил Тимофеевич наотрез отказался принять ультиматум, возвратил бумагу парламентерам и отправил их восвояси.

Еще двое суток соединение продолжало неравную борьбу, а 26 июля на совещании руководящего состава дивизии, как и в корпусе, было принято решение о выходе из окружения. Затем был отдан приказ, в котором указывалось, что 27 июля с наступлением темноты всем частям соединения оставить Могилев. При этом 747-му стрелковому полку, действовавшему на левом берегу Днепра, предписывалось прорываться в северном направлении, а затем повернуть на восток и лесами, что восточнее Могилева, двигаться до соединения с основными силами Западного фронта. 388-й стрелковый полк, находившийся на правом берегу Днепра, прорывался в юго-западном направлении вдоль Бобруйского шоссе. В дальнейшем, следуя в южном направлении вдоль Днепра, он должен был переправиться на его левый берег и пробиваться на соединение со своими войсками. С этим полком двигались штаб и управление дивизии.

Многие воины 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов вырвались из кольца и вновь вступили в борьбу с врагом. Но далеко не всем это удалось. В последние дни боев за Могилев и при выходе из окружения многие защитники города погибли или были тяжело ранены. Пали смертью храбрых комиссар 61-го стрелкового корпуса бригадный комиссар И. В. Воронов, начальник политотдела 172-й стрелковой дивизии полковой комиссар А. И. Турбинин, командир 388-го стрелкового полка полковник С. Ф. Кутепов, командиры 340-го стрелкового и 493-го артиллерийского полков полковники И. Ф. Живолуп и И. С. Мазалов, а также многие другие. Тяжело был ранен командир 172-й стрелковой дивизии генерал-майор М. Т. Романов. Местные жители укрыли и вылечили раненого. Несколько позднее он организовал партизанский отряд, который причинил немало бед фашистам. Но в одном из боев герой Могилевской обороны вновь был тяжело ранен, схвачен гитлеровцами и казнен.

К большому сожалению, принятое генералами Ф. А. Бакуниным и М. Т. Романовым единственно правильное решение о выходе из окружения, когда возможности обороны были исчерпаны, так и не получили одобрения главного командования Западного направления и Ставки. "После выхода из окружения,— рассказывал мне позже генерал Бакунин,— я был вызван в Москву, в кадры, где выслушал от генерала А. Д. Румянцева несправедливые попреки о якобы преждевременной сдаче Могилева. Невзирая на это, я доложил ему об особо отличившихся и пытался [129] передать их список. Но получил на это однозначный ответ: "Окруженцев не награждаем..."

Героическая оборона Могилева явилась составной частью гигантского сражения на Западном стратегическом направлении, в ходе которого были поколеблены расчеты гитлеровцев на "молниеносное" продвижение в глубь нашего государства и достижение в короткий срок конечных целей войны. В течение более трех недель к Могилеву были прикованы крупные силы противника. Вначале это были две танковые и одна моторизованная дивизии из группы Гудериана, затем — несколько пехотных дивизий со средствами усиления из 2-й полевой армии. Тем самым было задержано продвижение этих войск в восточном направлении и выиграно время для организации обороны на тыловых рубежах.

В упорных боях с численно превосходящим врагом советские воины проявили стойкость, организованность, храбрость, мужество и массовый героизм. Особо высокой оценки заслуживает 172-я. стрелковая дивизия, с честью выполнившая задачу обороны Могилева. Важную роль сыграла артиллерия, прежде всего противотанковая. За указанный период, по далеко не полным подсчетам наших штабов, было сбито, подбито и уничтожено: самолетов — 24, танков — около 200, мотоциклов — до 400, автомашин — примерно 500, истреблено 15 тысяч и пленено около 2 тысяч солдат и офицеров противника.

Наши войска также понесли большие потери, в первую очередь от массированных налетов вражеской авиации. Но был приобретен немалый опыт, которого так недоставало нам в самом начале войны. Конечно, еще предстояло многому учиться, что мы и делали в последующих боях и сражениях. [130]


Назад                     Содержание                     Вперед



Рейтинг@Mail.ru     Яндекс.Метрика   Написать администратору сайта