X. Удар на Касторную
1
После овладения Воронежем части Конного корпуса, преследуя противника, к 26 октября подошли к Дону в указанных им направлениях и начали подготовку к форсированию его.
Меня очень беспокоило положение на правом фланге корпуса, который оставался открытым. Разрыв между Конным корпусом и левофланговыми частями 13-й армии по-прежнему оставался очень большим. Из директивы Реввоенсовета Южного фронта от 21 октября мне было известно, что для обеспечения района Липецка и связи между корпусом и 13-й армией создавалась группа К. Е. Ворошилова из 61-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизий. Но где эта группа действует, штаб корпуса сведений не имел.
Однако к концу дня из Липецка со мной соединился по прямому проводу Ворошилов. Он сообщил мне, что подчиненные ему части сосредоточились в Липецке, и кавчастям поставлена задача занять Задонск, установить связь с Конным корпусом и вести разведку в направлении Землянска.
Поздно вечером 26 октября был отдан приказ корпусу, в котором 4-й дивизии была поставлена задача утром 27 октября форсировать Дон в районе Панской Гвоздевки, выйти на линию Перловка, Шумейка и закрепиться на указанном рубеже. 6-й дивизии — демонстрировать форсирование Дона на участке Панская Гвоздевка, Семилуки с целью отвлечь внимание противника от 4-й дивизии, и переправившись вслед за последней, выйти на линию Шумейка, Латино. [285]
12-я и 16-я стрелковые дивизии 8-й армии, подчиненные в оперативном отношении Конному корпусу, получили задачи прочно удерживать левый берег Дона от Семилуки вниз по течению. Демонстрируя форсирование Дона, они должны были приковать к себе противника и тем самым способствовать переправе корпуса.
Ночь на 27 октября прошла относительно спокойно. Части корпуса усиленно готовились к переправе — разведывали броды, готовили местные переправочные средства, привлекая к этой работе население. Стремясь сорвать подготовку наших войск к форсированию Дона, противник небольшими силами пытался переправиться через Дон на участке 12-й стрелковой дивизии. Однако части дивизии при поддержке частей корпуса ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем ликвидировали эту попытку противника.
Утром 27 октября по железной дороге Воронеж — Касторная два бронепоезда противника подошли к Дону и открыли сильный артиллерийский огонь по местам переправ частей корпуса. Кроме того, после разразившегося ночью сильного ливня уровень воды в реке повысился, берега стали топкими, труднопроходимыми. В связи с этим переправа корпуса, назначенная на 27 октября, была отменена. Все усилия были направлены на то, чтобы срочно подтянуть артиллерию и сосредоточить ее огонь по противнику, пытавшемуся закрепиться на правом берегу Дона. Дивизии получили задачи продолжать усиленную разведку переправ и организовать систему огня для обеспечения форсирования Дона.
Во второй половине этого дня штабом корпуса, находившимся в Воронеже, была установлена связь со штабом фронта, и я решил переговорить по ряду вопросов с командованием фронта. До сих пор нам не было известно точное положение 13-й армии, особенно ее левого фланга. В этих условиях Конный корпус, развивая дальнейшее наступление, вынужден был держать в постоянной готовности большие силы на своем правом фланге, в то время как основная группировка противника перед корпусом находилась на его левом фланге и в центре. Левофланговые 12-я и 16-я стрелковые дивизии были во временном оперативном подчинении корпуса, и нужно было ожидать, что командование 8-й армии в скором времени возьмет руководство этими дивизиями в свои руки [286] и использует их, возможно, не в интересах Конного корпуса. Следовательно, и левый фланг корпуса не мог твердо рассчитывать на постоянную поддержку стрелковых частей. Кроме этого, по-прежнему существовала неопределенность как в оперативном подчинении корпуса, так и в снабжении всеми видами довольствия.
В 19 часов я приехал в штаб корпуса и через полчаса соединился по прямому проводу с начальником штаба Южного фронта Петиным. Приведу с некоторым сокращением запись своего разговора с ним.
«...Доношу, что части Конкорпуса занимают левый берег Дона и на линии Конь — Колодез, Семилуки. Сильный дождь и распутица помешали сегодня форсировать реку... Завтра, 28 октября, предполагаю повести решительное наступление с целью переброситься на правый берег Дона, действуя главным образом в районе Панская Гвоздевка. Обстановка заставляет узнать, что делается вправо от частей корпуса. Для окончательного разгрома противника пока необходимо присоединить к корпусу обещанную Вами 11-ю кавдивизию, которая в настоящее время находится в бездействии в районе Липецк.
На последнюю мою телеграмму с запросом, кому подчиняется корпус во всех отношениях, ответа не получено. Действовать так далее невозможно: в данный момент мы находимся в ненормальном положении относительно питания всеми средствами. Согласно последних распоряжений корпус находится в подчинении: в административном и санитарном отношении — 10-й армии, продовольственном — 9-й армии, снабжении огнеприпасами — 8-й армии, в оперативном — Южфронта и в денежном — нигде...
Прошу сегодня же поставить меня в известность по указанным мною вопросам».
Петин на это ответил:
«Сообщаю вам, насколько это возможно по аппарату Морзе, короткую ориентировку: в районе Дмитровска и Кром, а также Орла и Ельца идут упорные бои. Дмитровск, вероятно, сегодня будет занят. В районе Орла бои приняли встречный характер; противник подтянул туда лучшие силы. Противник пытается занять Елец обходом его с северо-востока. По последним данным разведки, пешие и конные части противника появились у станции Талица — Елецкая и заняли дер. Дрезгалово, а его разъезды [287] достигли 26 октября ст. Лутошкино и дер. Будаловка. Силы его в этом районе определяются до полутора тысяч. Обстановка на фронте 8-й армии вам, вероятно, известна.
Сейчас, в связи с вашими успехами и задержкой наступления в Орловском районе, Командюжем отдан новый приказ, где прежняя ваша задача несколько изменяется, а вместе с сим ставятся новые задачи и ближайшим к вам армиям. Приказ этот будет передан вам шифром вслед за нашим разговором.
Что касается 11-й дивизии, то части ее еще не сосредоточились и предположение о передаче ее Вам не отменено... Насколько я в курсе дела (в штабюже нахожусь всего лишь пятый день), Конкорпус подчинен непосредственно Командюжу. О всех вопросах снабжения доложу»{13}.
Далее Петин стал информировать меня о группировке противника на участке Елец, Воронеж, но он плохо знал обстановку на этом участке, и я был вынужден сказать ему, что его сведения о противнике устарели, и сообщить, что, по полученным от перебежчиков данным, противник группирует силы из корпуса Шкуро численностью до шести полков кавалерии, в районе Панской Гвоздевки и части корпуса Мамонтова в Девице, а в промежутке между Панская Гвоздевка и Девица — обороняются два стрелковых полка белых. Главное, — подчеркнул я, — переправиться Конному корпусу в районе Панской Гвоздевки и разбить там противника, в дальнейшем наносить удар на юг, по группировке Мамонтова, и на северо-запад, на Землянск. А для этого я опять-таки попросил в самом срочном порядке присоединить к корпусу 11-ю дивизию и дать корпусу боевой приказ.
Начальник штаба Южфронта заявил мне, что приказ составлен в том духе, как я хочу. Он просил меня коротко, запиской сообщить подробности взятия Воронежа и, распрощавшись со мной, сказал, что идет торопить шифровку приказа.
28 октября рано утром я получил телеграмму Реввоенсовета Южфронта следующего содержания:
«Конкорпус, Буденному. [288]
Вверенный Вам корпус во всех отношениях подчинен исключительно Южному фронту. Вопрос о довольствии корпуса будет поставлен на должную высоту, о чем отдаю распоряжение начснабу и продкому Южного фронта. О денежном довольствии корпуса сделано распоряжение начснабу Южного фронта. Предложение о временной передаче вам 11-й кавдивизии имеет целью, что дивизия под вашим руководством в боевом отношении сделается такой же, как и остальные ваши дивизии — 4-я и 6-я. В ближайшем будущем предположено создать 2-й Конкорпус из 11-й и 8-й дивизий. Оба корпуса предположено объединить под Вашим руководством на правах Конной армии. В данное время 11-я кавдивизия [имеет] только две бригады, третья идет с Туркестанского фронта. Фактическую передачу указанной дивизии укажу дополнительно, по выяснении обстановки ближайших дней. Донесите на предъявленный Вам запрос одной из предыдущих телеграмм относительно комсостава для этой дивизии. Конкорпусу именоваться — «Конкорпус Южфронта»{14}.
Упомянутое в этой телеграмме указание, которое Реввоенсовет дал начальнику снабжения фронта, как мне это потом стало известно, гласило: «Немедленно принять на полное довольствие во. всех отношениях Конный корпус, выяснить, что корпусу необходимо, и удовлетворить полностью и с особой тщательностью».
В 14 часов 28 октября 6-я кавалерийская и 12-я стрелковая дивизии, в соответствии с приказом корпусу, начали демонстрировать форсирование реки на своих участках и завязали бой с противником с целью отвлечь его от действительного места переправы в районе 4-й дивизии. 4-я дивизия в это же время, наводя под огнем противника демонстративные переправы севернее Н. Животинное, начала главными силами форсировать Дон вброд на участке Н. Животинное, Хвощеватка. Глубокие броды осложняли переправу. Лошади то и дело теряли под копытами дно реки и начинали плыть. Артиллерийские орудия и пулеметные тачанки переправлялись в конных упряжках. Отдельно перевозились орудийные и пулеметные замки. Труднее было переправить тяжелые ящики с артиллерийскими снарядами, так как специальных переправочных средств мы не имели. Тогда было решено [289] поручить каждому бойцу взять с собой по одному снаряду. При таком способе переправы снарядов мы не рисковали массовым уничтожением их под огнем противника. Было потеряно только несколько снарядов из-за сазанов. Дело в том, что снаряды белых, рвавшиеся в воде, глушили массу рыбы. Крупные, жирные сазаны, оглушенные взрывами, плыли вниз по течению, привлекая внимание бойцов. Кое-кто, неся одной рукой снаряд, второй пытался зацепить по пути сазана. В результате неосторожного движения азартный рыболов оказывался во власти сильного течения, и ему приходилось бросать и сазана и снаряд, чтобы выкарабкаться на берег.
К 16 часам переправа главных сил 4-й кавалерийской дивизии на правый берег Дона была закончена. Дивизия при поддержке своей, артиллерии, уже занявшей заранее намеченные позиции, перешла в наступление, опрокинула спешенную кавалерию противника и преследовала ее в направлении Землянск, Перловка, Шумейка.
Наиболее трудной оказалась переправа 6-й кавалерийской дивизии, действующей в районе Семилук. Мосты через Дон в этом районе были разрушены, а броды там оказались еще глубже. Кроме того, белогвардейские бронепоезда вели здесь очень интенсивный огонь. Это заставило нас отложить переправу основных сил 6-й дивизии до рассвета следующего дня, чтобы тем временем навести мосты. Для прикрытия переправы 6-й дивизии, назначенной на 29 октября в районе Животинное, была переброшена на правый берег Дона вслед за 4-й дивизией и при ее помощи одна бригада 6-й дивизии, усиленная артиллерией.
29 октября все части Конного корпуса форсировали Дон и вели бои за расширение плацдарма на его правом берегу. Отбрасывая конницу противника, дивизии продвигались на запад и к 30 октября вышли на линию Перловка, Шумейка, Латино.
Докладывая командующему Южным фронтом о форсировании Дона 29 октября, я просил его о скорейшем присоединении к корпусу 11-й кавдивизии. Связи с этой дивизией и с 13-й армией по-прежнему не было. Утром 30 октября была получена копия директивы Реввоенсовета Южного фронта командующему 13-й армией, из которой было видно, что левофланговая 42-я стрелковая дивизия 13-й армии находится еще далеко от Конного [290] корпуса, в районе Знаменского, а кавбригада этой дивйзии ведет разведку в направлении Задонска. И в этой директиве о местонахождении 11-й Дивизии никаких данных не было.
К 30 октября обстановка на фронте корпуса сложилась следующая: противник, оставив заслон, который имел соприкосновение с корпусом на линии Перловка, Шумейка, Латино, отошел главными силами на линию Землянск, Турово. Корпус Мамонтова сосредоточивался в районе Нижнедевицка. В районе Касторной были сосредоточены крупные силы пехоты противника. В районе Землянска группировалась конница белых, предположительно части корпуса Шкуро.
В связи со сложившейся обстановкой был отдан приказ корпусу закрепиться на достигнутом рубеже с целью тщательной подготовки к наступлению на станцию Касторная. Послав об этом донесение начальнику штаба фронта, я вновь подтвердил свою просьбу о быстрейшем присоединении к корпусу 11-й кавдивизии.
Наконец 31-го октября, когда мне, по данным разведки корпуса, уже стало известно, что 11-я дивизия движется в направлении Землянска, последовала директива Реввоенсовета Южного фронта командующему войсками Внешнего района обороны Южного фронта с требованием безотлагательно передать 11-ю кавдивизию в оперативное подчинение и на все виды довольствия Конному корпусу. Я немедленно же отдал приказ о сосредоточении дивизии в Землянске.
Для передачи этого приказа был послан эскадрон 32-го полка 6-й дивизии под командой Собакина. Кроме того, Собакину было приказано передать начдиву Матузенко, что все донесения о ходе боевых действий дивизии направлять в штаб корпуса, который переместился в Стадницу.
2
31 октября дивизии корпуса перешли в наступление в направлении Касторной. 4-я дивизия успешно продвигалась. Ее передовые части, сбивая заслоны противника и захватывая пленных, заняли Меловатку, Стар. Ведугу, Гнилушу. Противник отходил в направлении Касторной и Нижнедевицка. [291]
Однако успешное наступление 4-й дивизии не было поддержано 6-й дивизией. Вместо того чтобы преследовать отступающего противника и закрепляться в занятых пунктах, начдив 6-й Апанасенко приказал дивизии отойти на исходные рубежи. При этом он прислал такое нелепое донесение, что я был вынужден сейчас же выехать в район расположения его дивизии.
Вот выдержки из этого донесения: «Доношу, что в 13 часов противник был сбит и преследовался нашими частями вплоть до Киевка (Ниж. Ведуга). Силы противника до шести полков кавалерии. Главные силы вверенной мне дивизии отошли и расположились: Титовка, Лосевка, Шумейка, Латное... Противник отходит в западном направлении. Необходимо было бы совместно с 4-й кавдивизией в самом непродолжительном времени нанести противнику решительный удар... Прошу сообщить, где 11-я кавдивизия и что сделала 8-я армия у ст. Лиски».
О чем думал Апанасенко, когда писал это донесение, просто трудно понять. Противник отходит в западном направлении, а Апанасенко отводит свою дивизию в противоположную сторону. Части 4-й дивизии, пробиваясь вперед, так нуждаются в поддержке, а Апанасенко, самовольно уведя свои части в тыл на теплые квартиры, философствует, что «необходимо было бы совместно с 4-й кавдивизией в самом непродолжительном времени нанести противнику решительный удар».
Не зная, что у него делается на флангах дивизии, Апанасенко как командующий фронтом запрашивает: «что сделала 8-я армия».
В штабе 6-й дивизии, в присутствии командиров бригад, я разобрал донесение Апанасенко и объявил, что за нерешительные действия и неумелое руководство частями, за безответственное отношение к поставленной дивизии задаче он отстраняется от командования дивизией и назначается командиром 2-й бригады 6-й дивизии. Вместо Апанасенко начальником 6-й кавалерийской дивизии я назначил С. К. Тимошенко, предупредив его и всех командиров бригад, что впредь каждый командир, нарушивший в какой-либо степени боевой приказ, будет предаваться суду Ревтрибунала.
Комиссару 6-й дивизии П. В. Бахтурову вместе с комиссаром корпуса А. А. Кивгела было поручено составить [292] приказ по 6-й дивизии с обращением к бойцам и командирам в связи с вступлением Тимошенко в командование дивизией. В приказе, подписанном Тимошенко и Бахтуровым, отмечался пройденный боевой путь дивизии, мужество и геройские подвиги бойцов и командиров и ставились очередные задачи...
В заключение приказа говорилось:
«Лица комсостава должны строго стоять на своих постах, точно выполняя все приказы и распоряжения Советской власти. Всякое уклонение и невыполнение приказов затягивает борьбу, приносит огромный вред делу освобождения трудящихся масс от насильников и являет собою тягчайшее преступление. Советская власть требует от каждого красного воина той точности и готовности, которые необходимы, чтобы как можно скорее разбить противника.
Революционная дисциплина, ведущая к исполнительности и подвижности наших красных войсковых частей, должна быть на первом плане. Всякое разгильдяйство и халатное отношение к исполнению своих обязанностей лиц комсостава и бойцов мной будут в корне пресекаться»{15}.
В связи со сменой командования 6-й кавалерийской дивизии следует сказать о И. Р. Апанасенко, С. К. Тимошенко и П. В. Бахтурове.
Иосиф Родионович Апанасенко начал свою боевую деятельность с организации одного из партизанских отрядов в Ставропольском крае, а затем он создал Ставропольскую кавалерийскую дивизию, ставшую основой 6-й кавдивизии Конного корпуса.
Как командир он сложился в период партизанского движения, когда процветала «батьковщина», характерной чертой которого были своеволие партизанских вожаков и слабость дисциплины в отрядах.
После реорганизации партизанских отрядов в регулярные части Красной Армии у одних «батек» отрицательные черты партизанщины изживались быстро, у других медленно. Апанасенко долго не мог освободиться от пережитков «батьковщины». Это был глубоко преданный партии и народу командир, воевал он отважно, но иногда [293] своевольничал, и за это его пришлось понизить в должности.
Семен Константинович Тимошенко, назначенный вместо И. Р. Апанасенко начальником 6-й кавалерийской дивизии, зарекомендовал себя храбрым воином и способным организатором. Обладая большой силой воли и беспредельно преданный делу революции, С. К. Тимошенко стал за короткое время одним из прославленных командиров дивизий Конного корпуса. Ярко вспоминается ожесточенный бой под Камышевахой весной 1919 года. Особая кавалерийская дивизия сражалась тогда с превосходящими силами противника. Положение было настолько тяжелым, что моментами казалось: не выдержим натиска огромных масс белоказаков, сомнут нас озверелые враги, прижмут к разлившейся в половодье реке Маныч, потопят. На главном направлении удара белогвардейцев билась бригада Тимошенко. Дрались его конники геройски, и впереди них в самом пекле боя, возвышаясь своей богатырской фигурой, сражался молодой комбриг Тимошенко. Он рубил направо и налево каким-то длинным мечом да так отчаянно, что, казалось, от одного его удара падают на изрытую копытами коней землю несколько белогвардейцев. «Где он взял этот рыцарский меч, и почему меч гнется, как железная плеть, опоясывая врагов?» — думал я, наблюдая за полем боя с холма, окутанного утренним туманом. И хотелось мне видеть всех своих бойцов и командиров такими же сильными и мужественными, как Семен Тимошенко.
Можно было надеяться, что 6-я кавалерийская дивизия во главе с Тимошенко станет такой же высокобоеспособной, как и 4-я дивизия, тем более, что комиссаром ее стал один из талантливейших политических работников корпуса — Павел Васильевич Бахтуров. На всю жизнь у меня и у всех, кто знал Бахтурова, останется в памяти образ этого мужественного большевика, человека горячего сердца и большого ума, пламенного партийного агитатора и вдохновенного поэта. Трудно словами выразить душевное уважение, с которым относились бойцы к Павлу Васильевичу, — как они слушали его проникновенные зажигательные речи, звавшие на решительный бой с врагами, как пели сочиненные им песни, среди которых была «Мы — красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ!..» С гордостью говорили бойцы: [294] «Наш комиссар может поднять и повести за собой в бой даже мертвых».
К 2 ноября части корпуса, отбрасывая противника, вышли на линию: 4-я дивизия — Стар. Ведуга, Гнилуша; 6-я дивизия — Лосево. Противник ввел в бой шесть кавалерийских полков и атаковал 6-ю кавалерийскую дивизию со стороны Ниж. Ведуги. Части 6-й дивизии при поддержке 4-й дивизии перешли в контратаку и отбросили противника в направлении Турово.
3 ноября 4-я и 6-я дивизии корпуса оставались в районе Меловатка, Стар. Ведуга, Гнилуша и вели разведку противника. 11-я дивизия была еще на подходе к Землянску.
Утром 4 ноября я собрался поехать в 4-ю дивизию, но меня задержали неожиданные гости.
Во двор домика в селе Стадница, занимаемого штабом корпуса, въехали сани. Их понуро тянули две невзрачные лошадки. Впереди саней следовал всадник, позади — второй. Первый спрыгнул с коня и, сказав несколько слов своему товарищу, направился в штаб.
В санях сидели двое мужчин. Один из них приподнялся, желая, видимо, вылезти, но, услышав резкое приказание: «Сидеть!», отданное всадником, — развел руками и опустился в сани.
Через минуту дверь дома с шумом отворилась и вошедший доложил:
— Товарищ командир корпуса! Разъезд 2-й бригады 6-й дивизии доставил в ваше распоряжение двух буржуев, а может купцов.
— Каких это буржуев?
— Обыкновенных. Бежали с Воронежу к белым, так мы их придержали.
— Ну, а зачем они мне нужны? Вели бы их к командиру бригады или к начдиву.
— Так мы порядок знаем, сами бы управились, но попались какие-то чудные. Веди, говорят, к Буденному. Один называет себя председателем России, а второй председателем Украины. Всю дорогу нас агитировали.
— Давай их сюда, разберемся.
Задержанные были одеты в длиннополые, купеческого пошива шубы. «Видно, меньшевики», — почему-то подумал я, осматривая впереди стоящего человека в очках с остренькой бородкой. Он снял запотевшие очки, протер [295] их кончиком шарфа и, подав свои документы комиссару Кивгеле, посмотрел на меня пристальным, изучающим взглядом. Комиссар торопливо подскочил ко мне и молча указал на подпись в мандате — Ульянов (Ленин).
Перед нами стояли — Председатель ВЦИК РСФСР Михаил Иванович Калинин и Председатель ЦИК УССР Григорий Иванович Петровский.
Я представился гостям и просил их извинить за столь нелюбезный прием.
— Ничего, ничего, — сказал, дружелюбно улыбаясь, Михаил Иванович. — Теперь мы с Григорием Ивановичем спасены и от мороза, и от твоих молодцов. Снимай, говорят, шубы, хватит, погрелись, а на тот свет и голых принимают. Я-то замерз совсем, — смеется Михаил Иванович, — а вот Григорий Иванович показывает одному мандат: читай, мол, Лениным подписан. А тот говорит: «Ты, буржуй, товарища Ленина не марай, читать я не умею, а вас, таких угнетателей, не впервой вижу». Второй боец говорит: «Чего рассуждать, давай кончать с этой контрой, а то от своих отстанем». Нет, — говорю, — братцы, — расстрелять вы нас всегда успеете. Везите к Буденному, он разберется кто мы такие.
— Еще раз простите, товарищ Калинин. Не думал, что так получится. Виновные будут строго наказаны, — сказал я.
— Нет, нет, дорогой мой, — горячо возразил Михаил Иванович. — Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас из Воронежа к вам без охраны. Мы этих бойцов должны еще благодарить. В такую-то погоду и к белым немудрено попасть и попали бы, если не подвернулся ваш разъезд.
Мы угостили наших дорогих гостей горячим чаем и даже нашли по этому случаю по чарке водки. Михаил Иванович и Григорий Иванович основательно прозябли, и погреться им было кстати.
Калинин рассказал нам о положении в республике — разруха, голод, топлива нет, керосина нет, спичек и то нет. Как бы в подтверждение сказанного, он за чаем вытащил из кармана три черных сухарика и кусочек сахара, Аккуратно завернутые в обрывок газеты.
— И все же, — продолжал Михаил Иванович, — наши рабочие и революционные крестьяне полны решимости отстоять свою власть Советов. Именно свою, в этом все [296] твердо убеждены, поэтому и будут бороться до победы. И мы вот с Григорием Ивановичем приехали к вам, чтобы еще раз убедиться в этом. Много слышали о вашем корпусе и не вытерпели, поехали посмотреть.
Я доложил Михаилу Ивановичу о состоянии и задачах корпуса, показал по карте расположение частей и соединений. К слову сказал и о своем предложении, изложенном в письме Сталину. Михаила Ивановича заинтересовала мысль о создании Конной армии, и он обещал мне свою поддержку.
Докладывая о действиях соседних с корпусом армий, я подчеркнул настоятельную необходимость укрепить руководство 8-й армии: командующий Сокольников постоянно разъезжает, витает где-то в пространстве в то время, как штаб его дезорганизован изменой Ротайского; дивизии армии большей частью действуют самостоятельно, а при решении общих задач с Конным корпусом временно входят в его оперативное подчинение.
Я попросил Калинина также поторопить через Реввоенсовет Южного фронта 13-ю армию. После взятия Касторной противник будет отступать значительно быстрее, чем раньше, поэтому необходимо энергичнее преследовать врага, не давать ему передышки.
Калинин выразил желание поехать на фронт, и я едва отговорил его от этой поездки, весьма опасной при быстро изменявшейся в те дни обстановке, да еще в непогоду, когда даже бойцы с трудом ориентируются — где свои и где противник.
— Как же так? — волновался Михаил Иванович. — Мы уедем и не увидим знаменитых атак наших орлов-конников.
— Увидеть, как, примерно, атакуют наши части, можно и без риска для жизни, — подсказал начальник штаба корпуса Погребов. — Сейчас выводится на тактическое учение Особый резервный кавдивизион.
— Учение?! — удивился Михаил Иванович и стал расспрашивать, как поставлено у нас обучение молодых бойцов. Я доложил, что прежде всего мы учим вести действительный огонь, то есть огонь только на поражение, что особенно важно, так как приходится постоянно испытывать недостаток в боеприпасах и добывать их главным образом у противников; учим умело владеть шашкой и управлять конем в бою, а если учесть, что многие наши [297] бойцы раньше не сидели в седле и не прикасались к шашке — дело это сложное; учим маскироваться, правильно использовать местность, время года, суток и погоду; учим военной хитрости, смекалке в бою и товарищеской взаимовыручке; после одиночной подготовки переходим к тактике мелких подразделений, а затем и частей; в ходе занятий отрабатываются элементы боя, порядок взаимодействия и все то, без чего нельзя воевать и тем более побеждать.
— Честное слово! — воскликнул Михаил Иванович. — Не ожидал, что у вас в таких неимоверно сложных условиях ведутся военные занятия. К могучему революционному порыву наших бойцов прибавить знания — это же здорово! Это же один из секретов вашего успеха! Спасибо, Семен Михайлович, и за информацию, и за просвещение старого революционера, но совсем молодого солдата, — пошутил Михаил Иванович.
Мы оделись и вышли на улицу. Метель не утихала. Сильный ветер с воем и свистом бросал тучи снега на покосившиеся, как будто присевшие домишки и полусгнившие придворные постройки.
Выехав на окраину села, мы остановились у небольшого, одиноко стоявшего сарая и укрылись от ветра за его стенами. Я приказал Погребову дать сигнал «к наступлению» и в ожидании его рассказал нашим гостям о боях корпуса на подступах к Касторной.
Но вот щелкнуло несколько одиночных выстрелов, и раскатистое несмолкаемое «ура» загремело вдали.
Вначале из снежной мглы вырывались отдельные всадники, потом их становилось все больше, больше и, наконец, могучая конная лавина, разрезая воздух сотнями клинков, поднимая тучи сбитого копытами снега, с мощным боевым кличем со всех сторон на полном карьере понеслась на село Стадница.
Стремительная «атака» произвела на Калинина и Петровского сильное впечатление.
— Да, трудно таких сломить и еще трудней победить, — взволнованно сказал Михаил Иванович. — Семен Михайлович, так это и есть ваш корпус? — глядя на меня из-под очков, спросил он.
— Что вы, Михаил Иванович, это всего резервный кавдивизион. [298]
— Э, Семен Михайлович, какой же это дивизион — такая махина! — засмеялся Калинин. — Не вводи меня, голубчик, в заблуждение.
Я объяснил, что этот кавдивизион выполняет у нас ординарческие функции и используется в критические моменты как резервная ударная сила; нередко резервный кавдивизион используется и для внезапного удара по противнику в тыл с целью захвата артиллерии, и на решении этой задачи бойцы и командиры кавдивизиона отлично наспециализировались; это — беспредельно преданные революции и исключительно мужественные люди, способные на самопожертвование; как правило, каждый из них имеет на своем счету десяток и более убитых и зарубленных; все они имеют несколько ранений.
— В общем, — заключил за меня Григорий Иванович, — эти молодцы — отборная красная гвардия вашего корпуса.
Пока мы разговаривали, вокруг нас собралось плотное кольцо бойцов и командиров. Михаил Иванович и Григорий Иванович беседовали с ними, расспрашивали о боевой жизни, рассказывали об успехах Советской власти и тех трудностях, которые еще предстоит преодолеть.
Под вечер Калинин и Петровский распрощались с нами и под прикрытием усиленного взвода резервного кавдивизиона уехали в Воронеж.
3
4 ноября части корпуса продолжали вести разведку противника и готовились к наступлению на Касторную. Бои вели только разведывательные подразделения. По данным разведки, было установлено, что противник подготавливается к упорной обороне. На станции Касторной и в селе Касторном пехота противника отрывала окопы для круговой обороны. По железной дороге курсировали бронепоезда, прикрывающие своим огнем все подступы к железнодорожному узлу. Сюда стягивались и кавалерийские части противника. Мы услышали, что генерал Постовский, возглавлявший оборону Касторной, поклялся, что он не сдаст этого железнодорожного узла и подступы к нему зальет кровью красных.
Противник рассчитывал на свое превосходство в силах, на отличные возможности для маневра бронепоездов, [299] на удобное для обороны географическое расположение Касторной. Однако, полагаясь на богатый боевой опыт корпуса, на его высокую боеспособность, возлагая надежды на поддержку 11-й кавалерийской дивизии, с подходом которой наши боевые возможности увеличивались, я был твердо уверен в победе.
Не только по карте, но и по данным разведки корпуса, — кстати сказать, она действовала в районе Касторной очень активно, — мы установили, что местность на северных подступах к Касторной сильно пересеченная. С востока Касторная прикрывалась рекой Олым и особенно укрепленными оборонительными позициями. Наиболее открытой, благоприятной для наступления была местность с юга и юго-запада от Касторной. Отсюда я и решил нанести удар.
К вечеру 4 ноября был отдан приказ Конному корпусу с рассветом 5 ноября перейти в наступление с целью овладения железнодорожным узлом Касторное.
В ночь перед наступлением сильно похолодало, пошел густой сухой снег, подул сильный ветер, а к утру разыгралась пурга.
Несмотря на неблагоприятную погоду, все части корпуса с рассветом 5 ноября перешли в наступление. 4-я кавалерийская дивизия наносила главный удар противнику через Орехово, Погожевку, Котовка с выходом на железную дорогу Стар. Оскол — Касторная с целью охвата противника с юга. 6-я кавалерийская дивизия, тесно взаимодействуя с 4-й дивизией, наступала уступом влево, через станцию Нижнедевицк, Олым, Суковкино, прикрывая корпус от главных сил Мамонтова.
К 16 часам 4-я кавалерийская дивизия с боями овладела линией Семеновка, Горяиново, Плоское, Орехово. Особенно ожесточенный бой разгорелся в районе Орехово. Противник силою до шести кавалерийских полков оказывал упорное сопротивление, но под стремительными ударами главных сил 4-й кавдивизии отошел под прикрытие бронепоезда в направлении Погожевки.
6-я кавалерийская дивизия к 13 часам овладела Верхне-Туровым. Однако, попав в этом районе под сильный огонь бронепоездов и превосходящих сил противника, подтянутых со стороны города Нижнедевицка, дивизия вынуждена была оставить Верхне-Турово и отойти в исходное положение. [300]
Ввиду того, что бушевала пурга, исключавшая всякое наблюдение и ориентировку, корпус прекратил наступление и закрепился на занятых рубежах.
6 и 7 ноября прошли во взаимных атаках и контратаках. Противник подтягивал свежие силы, вывел на железную дорогу Касторная — Воронеж три бронепоезда, которые непрерывно обстреливали позиции наших частей ураганным огнем. Однако 7 ноября части корпуса улучшили свое положение: 4-я дивизия заняла Успенку, а 6-я — Погожевку.
8 ноября противник со стороны станции Касторной, Котовка и Нижнедевицка перешел в наступление силами около четырех тысяч сабель и до восьми полков пехоты при поддержке четырех танков и трех бронепоездов. На всем фронте корпуса завязался упорный бой, продолжавшийся весь день.
В 9 часов утра в расположение 2-й бригады 4-й кавалерийской дивизии в Успенку вошли четыре танка белогвардейцев. Наши бойцы, до этого ни разу не видевшие танков, приняли их в непроглядной пурге за возы сена и продолжали спокойно укрываться от непогоды во дворах. Не встретив никого на улице, танки повернули обратно и без выстрела медленно ушли. Через некоторое время Успенку атаковала гренадерская дивизия. Гренадеры дрались упорно и, используя свое численное превосходство, а также поддержку танков, потеснили 2-ю бригаду. Но к 17 часам 2-я бригада совместно с 3-й бригадой этой же дивизии выбили белогвардейцев из Успенки и отбросили их вместе с танками к Касторной.
В то время как 4-я дивизия была связана боем с противником, наступавшим со стороны Касторной, белые, сгруппировав до трех тысяч сабель в районе Нижнедевицка, при поддержке трех бронепоездов атаковали две бригады 6-й кавдивизии, занимавшие Погожевку. После упорного боя, стремясь выйти из-под огня бронепоездов, эти бригады оставили Погожевку и отошли в Орехово.
В этот день штабом корпуса были получены данные, что 11-я кавалерийская дивизия вышла в Землянск, а 3-я бригада (Туркестанская) этой же дивизии прибыла в эшелонах на станцию Отрожка. Одновременно штаб корпуса получил сведения, что левофланговые части 13-й армии заняли Набережное, а части 8-й армии вышли на линию Турово, Николаевское, Вязноватка. [301]
Учитывая сложившуюся обстановку на фронте корпуса, а также подход в район действий корпуса 11-й дивизии, я решил прикрыться от противника небольшими силами на линии Отрада, Успенка, а главными силами, сосредоточенными в Орехово, Погожевка, нанести удар в юго-западном направлении, разгромить группу генерала Постовского и выйти на линию Касторная, Суковкино, Верхне-Девица.
Штабу корпуса было приказано оставаться в Стаднице, а я выехал в 4-ю кавалерийскую дивизию, чтобы на месте руководить наступлением.
В 7 часов утра 9 ноября части 6-й кавалерийской дивизии под прикрытием пурги перерезали железную дорогу Воронеж — Касторная и развернули стремительное наступление в направлении города Нижнедевицк и Ново-Ольшанка. Конные части противника, лишившись прикрытия бронепоездов, несмотря на свое численное превосходство, начали отходить, прикрываясь крупными заслонами.
4-я кавалерийская дивизия с рассветом вступила в бой с большими силами пехоты и кавалерии противника, поддержанными огнем бронепоездов, танков и бронеавтомобилей. С первых же минут завязался исключительный по своему ожесточению бой. Конные атаки следовали одна за другой, артиллерия и пулеметы вели непрерывный огонь. На фронт 4-й дивизии были переброшены большая часть огневых средств корпуса и одна бригада 6-й дивизии.
Весь день мы с комиссаром корпуса А. А. Кивгелой скакали верхом из бригады в бригаду, из полка в полк, организуя атаки и контратаки, сосредоточивая огонь пулеметов и артиллерии на наиболее угрожаемых участках.
Чтобы оттянуть силы противника из полосы наступления 4-й дивизии, на северо-восточные подступы к Касторной была переброшена резервная бригада Колесова, которая, перейдя в наступление, завязала бой с белогвардейской пехотой.
К вечеру основные силы противника были отброшены корпусом к Нижнедевицку, Суковкино и Касторной. По данным разведки и показаниям пленных, было установлено, что тыловые учреждения противника отходили с Касторной в направлении Старого Оскола.
Для нас стало ясно, что необходимо нанести еще один удар — и сопротивление белогвардейцев будет сломлено. [302] Поэтому было принято решение, прикрывшись небольшими силами на линии Успенка, Котовка, с утра 10 ноября развивать наступление, нанося главный удар в направлении Суковкино, Бычек, Лачиново с целью отрезать пути отхода противнику из Касторной, окружить и уничтожить его. Для прикрытия действий корпуса с юга в направлении Кулевка был выставлен заслон. Главный удар наносили части 4-й и 6-й кавалерийских Дивизий в составе пяти бригад.
В приказе, отданном вечером 9 ноября, особое внимание начдивов и их штабов было обращено на организацию четкого взаимодействия внутри частей, соединений и с соседями.
Кроме этого приказа, был отдан приказ с обращением к бойцам и командирам, в котором говорилось:
«Красные командиры и красные бойцы!
Настал решительный момент! На всем Южном фронте республики упорство противника сломлено. В течение шести дней красными войсками заняты одиннадцать городов. На фронте корпуса в течение пятидневных боев противник обнаружил полное бессилие сломить железную стойкость нашего корпуса. В результате боя 9 ноября противник отброшен и прижат к ст. Касторное, Красная Долина, Суковкино и спешным маневром думает уйти из-под сокрушительного удара корпуса. Боевым приказом Конкорпусу на 10 ноября ставится задача нанести этот удар и уничтожить живую силу противника.
Приказываю:
Командирам и бойцам для исполнения этого приказа проявить всю энергию, помня, что от успеха предполагаемой операции во многом зависит успех операций всего Южного фронта республики.
В условленный час, от командира до бойца, — все на свои места, крепче сжав винтовку в мозолистых руках, и бурным сокрушительным потоком — на врага!
Будем помнить, что Республика не забудет наших подвигов, но и не оставит безнаказанным преступное бездействие в решительный момент»{16}.
С рассветом 10 ноября корпус приступил к исполнению боевого приказа. Но противник упредил развертывание наших частей и силою двух конных корпусов перешел [303] в наступление в направлении Новой Ольшанки. В результате контратак частей 6-й и 4-й дивизий белоказаки были опрокинуты и принуждены поспешно отступать к станции Суковкино, куда белогвардейское командование выдвинуло бронепоезда, чтобы прикрыть отход своих войск. Одновременно с этим белые, силою до одиннадцати полков, при поддержке двух автоброневиков, перешли в наступление на линии Успенка, Погожевка, потеснили наши заслоны и развивали наступление на Орехово.
В связи с этим была срочно переброшена в район Орехово значительная часть корпуса, главным образом основные силы 4-й кавалерийской дивизии. Быстрый подход частей 4-й дивизии обеспечил своевременный выход их во фланг белогвардейской пехоте, связанной боем в Орехово с нашими двумя спешенными бригадами. Стремительный удар частей 4-й дивизии с фланга и тыла расстроил боевые порядки белогвардейской пехоты и заставил ее поспешно отступить в село Касторное. К 16 часам 10 ноября положение было окончательно восстановлено, и 4-я дивизия прочно закрепилась в Семёновне, Милавке, Орехово. 6-я кавалерийская дивизия отошла от станции Суковкино и главными силами расположилась в Новой Ольшанке. 11-я кавалерийская дивизия из Землянска перешла в Старую Ведугу.
11 и 12 ноября части корпуса, утомленные непрерывными боями, приводили себя в порядок и вели разведку противника перед фронтом и на флангах.
По данным разведки корпуса и по сведениям, полученным от разведки и перебежчиков, стало известно, что противник уже не рассчитывает предпринимать наступление и стягивает силы непосредственно на станцию и в село Касторное для организации круговой обороны.
Корпус Мамонтова сосредоточился в г. Нижнедевицке, а корпус Шкуро — в Бычек.
В ночь на 12 ноября я уехал в штаб корпуса в Стадницу, откуда мне доложили, что получена директива Реввоенсовета Южного фронта.
В этой директиве от 9 ноября корпусу ставилась задача:
«По занятии района Касторное, усиленными переходами произвести рейд в тыл противника с целью разгрома [304] его тылов и перерыва железной дороги Курск — Белгород на участке станций Солнцево — Ржава»{17}.
Рейд в тыл противника — это вот настоящая задача Конному корпусу! Еще по результатам рейда Особой кавалерийской дивизии в январе — феврале 1919 года под Царицыном мы все убедились, какое огромное влияние оказывают успешные рейдовые операции на изменение всей обстановки на фронте. И я с горечью вспомнил отказ Шорина поддержать мой план рейда Конного корпуса на Миллерово. Этот рейд, по моему убеждению, изменил бы положение на фронте и, может быть, не пришлось бы вести кровопролитных боев ни под Воронежем, ни под Касторной.
Корпус мог успешно громить превосходящие силы белогвардейской кавалерии в открытом бою. Это доказал уже целый ряд операций. Но почему же под Касторной он не мог добиться успеха с ходу? Почему корпусу пришлось вести тут тяжелые кровопролитные и затяжные бои? Не буду говорить, что нам погода мешала, хотя она, безусловно, мешала, не стану говорить и о численном превосходстве противника, которое в данном случае было подавляющим. Одно это еще не могло бы задержать корпус. Главная трудность состояла в том, что противник занимал очень выгодный оборонительный район, прикрытый бронепоездами, которые не знали недостатка в огнеприпасах, обладали высокой маневренностью и могли создавать полосы перекрестного огня на всех подступах к станции Касторной. Каждый раз, когда противник под ударами корпуса отходил, наши преследующие части попадали под ураганный огонь его бронепоездов и вынуждены были отходить. Наша артиллерия не могла вести эффективной борьбы против бронепоездов не только из-за недостатка снарядов, но и потому, что бронепоезда быстро маневрировали, уходили из-под обстрела и вновь появлялись на угрожаемых участках.
Упорные, жестокие бои под Касторной сильно утомили корпус, но мы добились главного — измотали противника и принудили его перейти к обороне. Последние бои показали, что сопротивление противника надломлено, что боевой дух белых падает. [305]
Все говорило о том, что, несмотря на усталость людей и лошадей, невзирая на холод и метель, необходим решительный натиск, чтобы не дать противнику оправиться и организовать сильную оборону или уйти из Касторной, сохранив свою живую силу.
В эту ночь мы с комиссаром А. А. Кивгелой и начальником штаба корпуса В. А. Погребовым, детально изучая положение противника и своих соединений, стремились предугадать ход предстоящей операции, обдумывали, как лучше распределить силы и средства, как организовать взаимодействие между частями и соединениями корпуса, искали наиболее целесообразное направление главного удара. В итоге мною было принято решение: прикрывшись от противника небольшими силами на линии Архангельское, Успенка, главными силами корпуса на рассвете 13 ноября нанести удар в направлении Суковкино, разгромить противника, отрезав его касторненскую группировку от конницы Мамонтова и Шкуро, и выйти на линию Раздолье, Бычек, Алисово, Кулевка, Ясенки.
В ту же ночь боевой приказ был размножен и с разъездами особого резервного кавдивизиона разослан в дивизии. В соответствии с приказом 4-я кавдивизия из района Семеновки сосредоточивалась на станции Нижнедевицк; 11-я кавдивизия и бригада Колесова выходили из Старой Ведуги в Успенку; 6-я кавдивизия оставалась на станции Нижнедевицк и в Новой Ольшанке.
12 ноября я решил до конца дня остаться в штабе корпуса — надо было заняться рядом неотложных дел и. в частности, связаться со штабом фронта, чтобы выяснить обстановку на фронте и попросить ускорить движение частей левого фланга 13-й армии, наступавших в направлении Касторной.
Командующего и начальника штаба фронта на месте не оказалось. К аппарату подошел начальник оперативного управления штаба фронта. Он кратко информировал меня об обстановке и сообщил, что Реввоенсовет Южного фронта распоряжением от 10 ноября потребовал от командующего 13-й армией энергичных действий левофланговой 42-й стрелковой дивизии, наступающей в направлении Касторной.
— Завтра Конный корпус приступает к операции по окружению и уничтожению касторненской группировки противника, — передал я. — Прощу вас доложить об этом [306] Реввоенсовету фронта и при поступлении донесения о взятии Касторной уточнить дальнейшую задачу корпуса.
4
К вечеру 12 ноября погода испортилась: после дождя резко похолодало, подул сильный ветер, началась гололедица, а затем разыгралась снежная пурга.
В связи с этим наступление корпуса было отложено. Метель бушевала в течение 13 и 14 ноября. Дивизии готовились к наступлению и вели усиленную разведку.
Во второй половине дня 14 ноября я принял решение начать 15 ноября наступление на Касторную независимо от того, какая будет погода.
Приняв это решение, я выехал с оперативной группой в части с тем, чтобы уточнить задачи дивизиям.
6-й кавалерийской дивизии приказывалось наступать уступом за 4-й кавдивизией в направлении Кулевка, Ясенки и прикрыть операцию корпуса с юго-востока от конницы Мамонтова; 4-й дивизии предстояло с рассветом 15 ноября выступить в направлении Новая Ольшанка, перервать железную дорогу Касторная — Старый Оскол, занять станцию Суковкино и нанести удар по Касторной с юга.
11-й кавалерийской дивизии с приданной на время операции резервной бригадой Колесова приказывалось в 5 часов утра перейти в наступление и, взаимодействуя с частями 4-й дивизии, атаковать противника в Касторной с востока и северо-востока (схема 9).
Учитывая, что предстоит решающий бой за Касторную, в дивизии были посланы работники политотдела и штаба корпуса для помощи начдивам на местах. Распоряжение начдиву 11-й кавалерийской дивизии повез лично начальник разведотдела корпуса И. В. Тюленев в сопровождении разъезда. Ему предстояло наиболее сложное и ответственное дело, потому что 11-я дивизия только вступала в состав корпуса и мы не знали еще, насколько она боеспособна, не знали даже, где она находится — ее нужно было разыскивать в разбушевавшейся пурге. Поэтому мы и послали в 11-ю дивизию И. В. Тюленева — человека, в котором прекрасно сочетались качества способного штабного работника с качествами храброго боевого командира. [307]
Вечером, когда я был в 4-й дивизии, ко мне прискакал посыльный из 6-й дивизии и сообщил, что на ординарцев, доставлявших мое распоряжение в эту дивизию, напали белогвардейцы. Наш наскочивший разъезд отбил ординарцев, но казаку, захватившему распоряжение, удалось ускакать.
В связи с этим я решил наступать силами 4-й дивизии на двенадцать часов раньше, чем было указано в распоряжении, не на рассвете, а с наступлением ночи.
Городовикову было приказано срочно собрать и построить дивизию, при этом одеть бойцов как можно теплее. [308]
Пурга на ночь разбушевалась еще больше. Ветер валил с ног, мороз обжигал лицо, колючий снег бил в глаза.
Городовиков доложил, что части построены. Я вышел из помещения, сел на коня и подъехал к головным полкам дивизии. Бойцы, нахлобучив шапки и потирая от мороза руки, тихо переговаривались между собой. Продрогшие лошади жались в кучу, нарушая строй.
Объезжая полки, я шутя говорил бойцам:
— Ну, орлы, зябнуть разрешаю, а обмораживаться запрещаю. Всем бороться с морозом, как с врагом революции. Возьмем Касторную — там и погреемся.
Встав впереди дивизии, мы с Городовиковым повели ее за собой. До Новой Ольшанки продвигались, ориентируясь по ветру, который дул с правой стороны. В Новой Ольшанке повернули строго на запад. Темнота и сильный встречный ветер со снегом затрудняли движение, а встречающиеся на пути канавы и овраги, забитые снегом, представляли труднопреодолимые преграды. И все-таки к рассвету 15 ноября 4-я кавалерийская дивизия вышла на станцию Суковкино, где захватила врасплох подразделение пехоты противника и оперативный пункт штаба генерала Постовского, связывающий Касторненскую группу с конницей Шкуро и Мамонтова.
При допросе офицер оперативного пункта генерала Постовского показал, что белые войска в Касторной численностью пять — шесть тысяч заняли круговую оборону; в распоряжении Постовского находятся четыре бронепоезда, которые ночью по очереди курсируют в направлении Курска, а днем сосредоточиваются в Касторной, откуда и действуют в зависимости от обстановки; в частности один бронепоезд вчера действовал между станцией Суковкино и Касторной. Генерал Постовский, показал далее пленный офицер, располагает также четырьмя бронеавтомобилями и четырьмя танками — последние следовали на Курск, но Постовский подчинил их себе; имеется в Касторной и артиллерия, но в каком составе, ему (офицеру) неизвестно; станция забита эшелонами со снарядами и патронами, значительная часть которых тоже следовала в Курск, но задержана в Касторной.
Я приказал этому офицеру вызвать к аппарату дежурного по штабу генерала Постовского. От имени офицера оперативного пункта я сообщил дежурному [309] штаба, что, несмотря на метель, разъезды противника неоднократно проникали к станции Горшечное, а также пересекали железную дорогу севернее и южнее станции Суковкино. В связи с этим прошу выслать бронепоезд, чтобы прикрыть станцию и оперативный пункт от внезапного нападения.
Дежурный штаба Постовского ответил, что бронепоезд будет выслан, и в свою очередь просил передать Шкуро, чтобы он выслал усиленную разведку в восточном направлении от станции Суковкино.
Я спросил дежурного: нет ли данных, что красные намерены перейти в наступление?
Он ответил мне, что захвачен приказ Буденного, в котором говорится о наступлении. Но он (дежурный офицер) предполагает, что этот приказ красные подбросили с какой-нибудь хитрой целью. Наступление в такую непогоду мало вероятно, но тем не менее, — заключил дежурный, — будьте начеку.
Переговорив с дежурным офицером генерала Постовского, я приказал приготовиться к захвату обещанного им бронепоезда.
Для того чтобы не вызвать подозрений у команды бронепоезда, были приняты надлежащие меры маскировки. Я, Городовиков и группа бойцов, оставшихся на перроне, были одеты в бурки и внешне ничем не отличались от белых. Для большей убедительности, что мы белые, немного впереди нас были выставлены захваченные в плен жандарм и офицер. Бойцы, выделенные для захвата бронепоезда, укрылись по обе стороны железнодорожного полотна.
Ждать пришлось не очень долго. К перрону подошел белогвардейский бронепоезд, и командир его, щеголеватый поручик, молодецки спрыгнув на перрон, подскочил ко мне с рапортом: «Господин генерал, бронепоезд «Слава офицерам» прибыл в ваше распоряжение» (он принял меня за Мамонтова). Я прервал его и приказал следовать за мной в вокзал для обстоятельного доклада о положении в Касторной.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — щелкнув каблуками, ответил офицер и, окруженный нашими людьми, последовал за мной в вокзал, где и был обезоружен. [310]
Поручик ничего не сказал нового в дополнение к показаниям пленного офицера оперативного пункта. Он лишь добавил, что на восточных подступах к селу Касторному начались бои; станция Касторная забита эшелонами с огнеприпасами, и, вероятно, опасаясь взрывов, командование группы Постовского предпринимает меры к эвакуации эшелонов, либо к рассредоточению их. Такой вывод он сделал, наблюдая маневры паровозов на станции.
На перроне послышались одиночные выстрелы, потом все стихло. Когда мы вышли из вокзала, наши бойцы уже захватили бронепоезд. На радость нашим артиллеристам в бронепоезде был большой запас снарядов. Я велел распределить их между 4-й и 6-й кавалерийскими дивизиями, а бронепоезд подготовить к действиям в направлении Касторной.
Не успели бойцы как следует освоиться в бронепоезде, как к станции на полных парах подлетел эшелон из четырнадцати вагонов. Только после того как поезд остановился, машинист и сидевший с ним офицер поняли, что на станции красные. Отцепив состав, они стали уходить на паровозе в сторону разъезда Васильевки. Однако путь за станцией нашими частями был уже разобран. Убедившись в этом, офицер и машинист сдались в плен. В захваченном эшелоне оказались семьдесят офицеров — дезертиров с фронта, сорок лошадей и загоны с награбленными вещами и продуктами.
И снова сообщение: через Суковкино на Новый Оскол следуют эшелоны с боеприпасами. Вскоре захваченный нами бронепоезд был зажат эшелонами, и поэтому использовать его при наступлении на Касторную нам не удалось.
На станции Суковкино я приказал 2-й бригаде 4-й дивизии, прикрываясь населенными пунктами, наступать на Касторную вдоль железной дороги. 3-й бригаде Алаухова было приказано вести наступление в сторону железной дороги Касторная — Воронеж, с выходом на разъезд Благодатинский. 1-я бригада оставалась в Суковкино для охраны трофеев и прикрытия станции со стороны Бычек, где, как нам было известно, располагалась значительная часть корпуса генерала Шкуро. Благодаря захваченному бронепоезду, который хотя и не мог маневрировать, но [311] имел хороший круговой обстрел, станция Суковкино с юга и юго-запада была прочно прикрыта.
Через некоторое время я вновь соединился со штабом группы генерала Постовского и от имени офицера оперативного пункта сообщил, что присланный бронепоезд используется для прикрытия и сопровождения прибывающих эшелонов и фактически лишен возможности курсировать на участке Суковкино — Касторное. Вместе с тем противник проявляет активность со стороны станции Нижнедевицк, и не исключена возможность переброски его сил из этого района на участок железной дороги Касторное — Суковкино. В связи с этим желательно, чтобы на разъезд Благодатинский послали бронепоезд, который бы мог действовать в направлении станции Нижнедевицк и в то же время контролировать треугольник железной дороги Суковкино — Касторное — Благодатинский. Дежурный ответил, что он доложит эту просьбу командованию.
Переговорив с Касторной, я послал распоряжение командиру 3-й бригады Алаухову ускорить продвижение к разъезду Благодатинский и приготовиться к захвату там белогвардейского бронепоезда.
Во второй половине дня Алаухов донес, что приказание выполнил и его артиллеристы уже сидят в захваченном бронепоезде. Смелый и способный был командир 3-й бригады Николай Алаухов, бывший старший казачий урядник, участник первой мировой войны, Он начал у нас службу рядовым бойцом и очень быстро стал комбригом.
К концу дня белые, наконец, поняли, что Суковкино нами занято, и перешли к круговой обороне станции Касторной.
Продвижение 4-й дивизии на Касторную с юга встречало ожесточенное сопротивление противника в районе Котовка и Красная Долина, но части упорно продвигались вперед.
С утра 15 ноября 6-я дивизия, наступавшая уступом за 4-й, подошла к Кулевке, Ясенки, где была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем противника, засевшего за глубокими оврагами, засыпанными снегом. Не заняв Кулевку и Ясенки, 6-я дивизия все-таки выполнила свою задачу. Она отрезала конницу Мамонтова от Касторной и тем самым способствовала главным силам [312] 4-й и 11-и дивизий в разгроме группы генерала Постовского.
События непосредственно в районе Касторной развивались следующим образом: утром 15 ноября части 11-й кавалерийской дивизии совместно с кавалерийской бригадой Колесова атаковали село Касторное с востока, однако, будучи встречены огнем окопавшейся пехоты и огнем артиллерии, вскоре вынуждены были отойти обратно к Успенке. Здесь один полк бригады Колесова и один полк 11-й кавалерийской дивизии спешились и вторично перешли в атаку на Касторное. На этот раз противник не устоял и отошел на следующую линию укреплений. На восточной окраине села и в районе станции завязался упорный бой, временами переходивший в рукопашную схватку. К 16 часам белые, потеряв много убитыми и ранеными, не выдержали натиска наших войск и начали отступать на юг и юго-запад. В это время остальные полки бригады Колесова и 11-й кавалерийской дивизии в конном строю бросились в атаку на бегущую пехоту противника.
Видя бесполезность сопротивления, белые стали массами сдаваться в плен. Офицерский батальон 2-го марковского полка, пытавшийся оказать сопротивление, был почти полностью уничтожен.
К вечеру резервная бригада Колесова и части 11-й кавалерийской дивизии, сломив сопротивление пехоты противника, ворвались с северо-востока в село Касторное. Одновременно части 4-й дивизии, используя в качестве прикрытия захваченный бронепоезд, с юга и юго-востока атаковали и заняли станцию Касторная. При этом был в упор расстрелян бронепоезд противника и захвачен бронированный вагон с дальнобойным орудием.
К вечеру разгромленные и потерявшие управление части противника, убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, сложили оружие.
Колесов, бригада которого одной из первых ворвалась в село Касторное, прислал восторженное донесение. «Бой сегодня был неописуемый... Пехота вся разбита, взято около полка в плен, бесчисленное множество изрублено, масса трофеев, как-то: орудия, винтовки, пулеметы, обозы, кухни и проч.».
Таким образом, станция Касторная оказалась в руках Конного корпуса. Остатки разбитых частей противника [313] бежали в юго-западном направлении. Генерал Постовский, бросив свой штаб, пытался на санях скрыться из Касторной, но был опознан нашими бойцами и зарублен.
В результате касторненской операции противник потерял: четыре бронепоезда, четыре танка, сто пулеметов, двадцать два орудия, десятки тысяч снарядов, миллионы ружейных патронов, тысячу лошадей и около трех тысяч солдат и офицеров, сдавшихся в плен.
В селе Касторном я впервые увидел построенную в полном составе для представления мне 11-ю кавалерийскую дивизию.
Как равная среди равных, она вошла в состав корпуса на поле боя и теперь со своими братьями по оружию торжествовала победу.
Дивизия произвела на меня хорошее впечатление. Понравились и начальник дивизии Матузенко, и комиссар латыш Озолин. Все бойцы и командиры обмундированы, что называется, с иголочки — красные бриджи, гусарские мундиры, шинели с «разговорами», шлемы с синей звездой, все как на подбор молодцы. Я обратил внимание на то, что один эскадрон был не в шлемах, а в шапках и спросил, почему так. Матузенко доложил мне, что бойцы этого эскадрона при встрече с эскадроном Собакина, посланным мною с приказом в 11-ю дивизию, обменялись головными уборами.
— А впрочем, — он улыбнулся, — может быть, и не обменялись — командир этого эскадрона утверждает, что бойцы Собакина попросту сняли с его бойцов шлемы, а им отдали свои шапки.
Наша новая дивизия не имела своей артиллерии, и поэтому было решено сформировать артиллерийские батареи для нее за счет артиллерии, захваченной у противника. Мы решили также довести ее штатную численность за счет добровольцев до штата 4-й и 6-й дивизий.
К вечеру Касторная была полностью очищена от белогвардейцев. Передовые части 4-й кавалерийской дивизии преследовали панически бегущие на юг и юго-запад остатки разбитых частей противника. Тем временем в Касторную вошли левофланговые стрелковые части 13-й Красной армии.
Разгром группы генерала Постовского в Касторной имел исключительное значение для наших войск. [314]
Если поражение, нанесенное корпусам Мамонтова и Шкуро под Воронежем, и овладение Воронежем позволило советскому командованию ликвидировать угрозу, нависшую над 8-й армией, которую противник охватывал с флангов, помогло остановить продвижение на Москву «Добровольческой» армии Деникина, перегруппировать свои войска и перейти в наступление, то разгром группы Генерала Постоаского и овладение Касторной привели к тому, что деникинский фронт был окончательно надломлен. Началось массовое отступление белогвардейских войск и особенно на фронте 13-й и 14-й Красных армий.
Белогвардейское командование прилагало отчаянные усилия, чтобы удержать Касторненский железнодорожный узел, не только потому, что через него снабжались войска, Действующие против 13-й и 14-й Красных армий, но и потому, что предвидело опасные для себя последствия в случае выхода Конного корпуса на тылы деникинских частей.
Ведя бой с частями 13-й и 14-й армий, белые все время чувствовали угрозу своему правому флангу со стороны Конного корпуса — он висел у них НУ фланге. Поэтому, как только была взята Касторная, отступление белогвардейских частей усилилось, а на ближайших к корпусу участках превратилось в бегство.
Разгромив противника под Касторной, Конный корпус обеспечил соединение длительное время разорванных флангов 8-й и 13-й Красных армий и врезался в стык белогвардейских «Добровольческой» и Донской армий, что создавало реальные возможности для претворения в жизнь оперативно-стратегического плана по разъединению белых армий и разгрому их по частям.
Победа под Касторной и общее наступление Красной Армии на Южном фронте произвели коренной перелом в настроениях как советских людей, так и в лагере белогвардейцев. В Донбассе, в Харьковской и Полтавской губерниях вспыхнули антиденикинские восстания. Тыл Деникина затрещал по всем швам.
Утром 16 ноября был получен приказ от 6 ноября войскам 10-й армии с объявлением благодарности бойцам, командирам и комиссарам корпуса.
«Согласно телеграфному распоряжению Главкома, — говорилось в приказе, — Конный корпус тов. Буденного передан в распоряжение командующего Южным фронтом. [315]
С болью в сердце приходится расставаться с доблестными частями Конкорпуса тов. Буденного, который во всех боевых операциях являлся сердцем 10-й Красной армии.
Ныне, расставаясь с геройскими частями Конкорпуса т. Буденного, от лица армии выражаю глубокую благодарность командиру корпуса тов. Буденному, его доблестным начдивам, комбригам и комполкам, наштакору т. Погребову, наштадивам и наштабригам, всему комиссарскому составу и всем доблестным героям-бойцам 1-го Красного кавалерийского корпуса Советской республики.
Уверен, что геройские части Конкорпуса, разбившие наголову оплот деникинской контрреволюции — корпуса генералов Мамонтова и Шкуро, принесут нашей Советской республике новые победы над нашими заклятыми врагами.
«Ура» доблестным героям! 10-я Красная армия с интересом будет следить за боевой работой корпуса и уверена, что рано или поздно вновь увидит в своих рядах геройские части Конного корпуса тов. Буденного.
Командующий 10-й армией — Клюев»{18}. [316]
