8 сентября 1871 года в двенадцать часов дня пароход «Витязь» вошёл в залив Астролябия. С «Витязя» спустили шлюпку у берегов Новой Гвинеи, и три человека прыгнули в неё. Капитан парохода перегнулся через борт и, щурясь от солнца, смотрел на них.

— Николай Николаевич,— крикнул он,—захватили бы ещё людей! Кто их там знает, папуасов этих. Видите, сколько их на берегу. Ещё случится что-нибудь.

Человек в белой шляпе, один из троих, поднял голову; он улыбался. Это был наш знаменитый исследователь Миклухо-Маклай.

— Не бойтесь, капитан. Ничего со мной не случится.

— А ружьё у вас есть? Где ваше ружьё? Я же говорил вам, чтобы вы захватили оружие!

Человек в белой шляпе покачал головой:

— Есть бусы, есть ленты, есть материя. Зачем мне ружьё? Я люблю разговаривать без пороха.

И, махнув шляпой, опустился на скамейку шлюпки. Вёсла поднялись и, описав полукруг, разрезали воду.

Капитан покачал головой и уже не громко, а тихо, сквозь зубы, пробормотал себе под нос:

— Только один Миклухо-Маклай и способен на это. К дикарям, к людоедам — и вот так: без ружья, без револьвера, без охраны...

Он сердито сунул в рот свою коротенькую трубочку и запыхтел, раскуривая её.

Шлюпка шла к берегу уверенно и быстро.

Всё ближе и ближе становилась жёлтая полоса песка. Тёмная масса густой зелени превращалась в заросли узорчатых пальм. С прибрежных скал свешивались прямо в воду сильные и гибкие ветки вьющихся растений. Ветер доносил пряный и сладкий аромат незнакомых цветов и трав. Пёстрые птицы, величиной с бабочек, и бабочки, величиной с птиц, летали в густой листве деревьев.

Шлюпка мягко врезалась в песок. Маклай перепрыгнул через борт. Узенькая тропинка начиналась прямо от берега.

— Не ходите за мной. Я скоро вернусь,— сказал он своим спутникам и быстро зашагал вверх по лесной тропинке.

Первый друг.

Маклай раздвинул ветки и осмотрелся. Узенькая тропинка привела его к широкой, хорошо утоптанной площадке. Кругом стояли хижины. Низкие крыши, сделанные из пальмовых листьев, спускались почти до земли. Двери были открыты. Окон не было. Свет проникал в жилище только через дверь. Остановившись у входа, Маклай с трудом рассмотрел в темноте очаг, сложенный из камней, помост для спанья из бамбука; кое-где по стенам висели связки перьев и раковин.

Войти в хижину Маклай не решался. Кругом, казалось, не было ни души. В листве деревьев мирно пели птицы. В траве трещали насекомые. Тени от веток колыхались на утоптанной земле.

Но люди только что были здесь. Недопитый кокосовый орех, наполовину наполненный «молоком» — беловатой жидкостью, ещё валялся на земле. Брошенное в кусты весло было ещё влажно. Расколотый бамбук лежал у входа в хижину. Здесь кто-то только что работал над ним. Неоконченное ожерелье из раковин зацепилось за куст: кто-то уронил его на бегу, и раковинки сыпались с тихим шумом, медленно соскальзывая с волокнистой травинки, па которую они были нанизаны.

Маклай стоял, прислушиваясь к пению птиц, звону цикад, шуму быстрого горного ручья. Шорох сзади вдруг привлёк его внимание. Он быстро обернулся и увидел человека.

Человек замер на месте, потом вздрогнул и бросился бежать.

— Стой! Стой! — крикнул Маклай и кинулся за ним.— Не бойся! Я не сделаю тебе ничего плохого. Я друг! Слышишь! Я друг!

Бегущий человек как будто понял его. Он остановился и посмотрел на Маклая.

Николай Николаевич медленно подошёл к папуасу и так же медленно, чтобы не испугать его лишним движением, вынул из кармана и протянул ему красный лоскут. Папуас осторожно взял его и внимательно осмотрел, переворачивая то на одну, то на другую сторону.

И вдруг, засмеявшись, быстро и ловко повязал лоскут на свою курчавую голову.

Маклай жадно всматривался в лицо папуаса. Нет, страшного в нём не было ничего!

На него с любопытством смотрели тёмные глаза. Большой рот, почти скрытый бородой и усами, улыбался.

Чёрные курчавые волосы, приплюснутый нос; сильное тёмное тело блестело на солнце. На руках с тугими мускулами светлели браслеты, сплетённые из сухой травы и украшенные пёстрыми раковинками. За одним из браслетов торчал костяной нож.

Маклай высоко поднял руки, ладонями вперёд.

— Я друг! Друг! — говорил он папуасу —Видишь, я один! Я без оружия! Я не обижу тебя. Не бойся!

Наклонив голову немного набок, папуас вслушивался в звуки непонятных для него слов. Должно быть, и он не находил ничего страшного в этом белом человеке, приплывшем сюда на диковинной лодке.

Его удивляла одежда Маклая. Вытянув вперёд палец, папуас тихонько прикасался к отвороту пиджака. Зачем эта вторая кожа? Значит, у белого человека нет настоящей тёмной блестящей кожи, которая бы защищала его от дождя, солнца и ветра? Бедный белый человек!

Обрадованный этим доверчивым жестом, Маклай опустил руку на плечо папуаса.

— Пойдём со мной на берег,— проговорил он ещё ласковее.— Я покажу тебе мою лодку. Я подарю тебе табаку. Я буду твоим другом. Я — Маклай. Понимаешь? Я — Маклай! — И Николай Николаевич несколько раз стукнул себя по груди.

Папуас широко улыбнулся. Он что-то понял.

— Мак-лай,— с трудом повторил он и показал на Николая Николаевича. И вдруг он с размаху шлёпнул себя по груди и выкрикнул торжественно и гордо:

— Туй! Туй!

Маклай весело закивал головой:

— Понимаю. Ты — Туй. Я — Маклай. Ты —Туй. Я — Маклай. Вот и хорошо! Вот мы и знакомы. Вот мы и друзья!

Маклай и Туй стояли на площадке между хижинами и хлопали друг друга по рукам.

— Туй! — кричал Маклай.

— Маклай! — кричал Туй.

И оба улыбались друг другу.

— Всё хорошо,— сказал Маклай.— Вот мы уже и подружились.

Новые знакомые.

Туй повернулся к зарослям и что-то крикнул на своём гортанном наречии.

Ветки легонько шевельнулись. То здесь, то там среди раздвинутой листвы показывались курчавые головы и темнокоричневые руки. Туй делал знаки, приглашая людей подойти поближе, но папуасы стояли не двигаясь.

Тогда Маклай взял одного из них за руку и вывел на середину площадки. Потом второго. Потом третьего. Их было человек восемь, и каждого из них нужно было вывести и посадить. Это было не так легко.

Маклай стёр пот со лба и, усадив последнего, сел сам среди них на камень.

Из сумки, перекинутой через плечо, он доставал всякую мелочь. Здесь были и бусы, и гвозди, и крючки для рыбной ловли, и обрывки ярких материй.

Папуасы с любопытством присматривались к диковинным подаркам, и охотно, хотя и осторожно, брали их из рук Маклая.

Бусы, гвозди и ленты были розданы. Папуасы радостно вскрикивали, хлопали в ладоши, пробовали гвозди на зуб и с увлечением тыкали тонкие травинки в отверстия бус.

Туй произнёс несколько слов, и двое юношей направились к хижинам. Оттуда они вынесли кокосовые орехи, связки бананов и даже двух поросят, крепко-накрепко связанных лианами.

Маклай с удивлением смотрел на груды провизии, сложенной у его ног. Туй смеялся подбоченившись.

Маклай обернулся к Тую и решительно замотал головой.

—- Не надо! Мне ничего не надо! Оставьте это у себя. Слышишь, Туй, оставь это себе!

Но Туй тоже замотал головой. Он повелительно протянул руку сначала к поросятам, а потом к Маклаю. «Твоё»,— говорил этот жест.

Маклай устало пожал плечами.

— Ну, что же поделаешь! Значит, такой у них обычай.

Папуасские юноши наклонились к своим подаркам. Они высоко подняли их над головой и остановились, ожидая приказа Маклая.

Маклай посмотрел ещё раз вокруг себя. Тонкий месяц уже светлел на бледнозелёном небе. Вечер подошёл незаметно и быстро. Темней стали деревья. Вершина горы светилась вдали розово и нежно. И ещё сильнее пахли цветы, свисающие с узловатых изогнутых веток, похожих на огромных змей.

— Ну, пора и па «Витязь»,— сказал Маклай, повернулся к папуасам и вдруг поклонился им низко и серьёзно.

Папуасы как будто поняли его. Юноши ещё выше подняли свою ношу и двинулись вперёд, показывая дорогу Маклаю. Остальные пошли сзади. Кто-то затянул песню. Звуки её были однообразны и заунывны. Дорога спускалась к морю уступами. Сигнальные огни «Витязя» были видны ещё издалека. Шлюпка была на месте.

Маклай прыгнул в лодку и показал Тую на место возле себя. Туй нерешительно покачал головой. Но когда шлюпка двинулась, две лёгкие пироги поплыли за ней и проводили её до «Витязя».

Прощание.

Прошло уже 15 месяцев, как Маклай живёт среди папуасов. У него теперь много добрых друзей.

Он упорно работает и делает своё дело, большое и важное дело. Вот его толстая тетрадь: это дневник, который Маклай ведёт очень аккуратно. Да, Маклай не напрасно живёт здесь так долго, на этом берегу. Он хочет доказать, что у цветных людей кожа и волосы устроены так же, как у белых.

Он выдвинул ящик, там в образцовом порядке лежат десятки крошечных пакетиков. На каждом из них надпись: «Туй — 45 лет», «Дягусли — 38 лет», «Лулу — 18», «Сегал — 23 года». Это всё срезанные волосы папуасов, которые он уже несколько раз рассматривал под микроскопом.

Нет! Противники его говорят неправду. Это самые обыкновенные человеческие волосы. Они не растут вовсе отдельными пучками, и они ни капли не похожи на звериную шерсть.

Затем Маклай в десятый раз пересматривал свои коллекции, собранные им за эти долгие месяцы. Вот скелет «маба» — маленького зверька, живущего на деревьях. Вот чучело чёрного какаду (попугая). Вот череп крокодила. И здесь же рядом предметы домашнего обихода папуасов: глиняный горшок, деревянное блюдо — «табир», «буль-ра» — ожерелье из клыков свиньи, и даже «тель-рук» — мешок, в котором папуасы носят за спиной своих детей. Много раз Маклай повторял своим спутникам:

— Почему люди с белой кожей должны быть господами, а люди с цветной кожей — рабами? Я докажу, что папуасы способны на всё, на что способен белый, что нет высших и низших! Нет рабов и повелителей!

Маклай собирает свои вещи. Вот он выходит из хижины. Папуасы сидят на поваленных деревьях возле его дома и молчат. Лица их печальны, глаза опущены. Некоторые, вздыхая, раскачиваются из стороны в сторону.

Маклай садится рядом с Туем и тоже молчит. Ему грустно, ему очень, очень грустно.

— Маклай,— говорит, наконец, Туй и поднимает на него глаза.— Зачем тебе уезжать, Маклай? Разве мы не братья тебе?

— Нет, Туй, вы — мои настоящие братья.

— Останься с нами. Мы выстроим тебе по хижине в каждой деревне. В каждой хижине будет очаг. Куда бы ты ни пришёл, тебе везде будет горячий «буам». Мы посадим для тебя «таро». Мы будем охотиться для тебя, Маклай.

— Не удерживай меня. Я ещё вернусь к вам.

— Возвращайся скорей, Маклай.

— Скоро, как только смогу,— говорил Маклай.

Саул и Лялу по колено в воде помогают ему грузить его веши в шлюпку. Шлюпку качало. Уцепившись за корму, Туй, тоже по колено в воде, с усилием удерживал её.

— Всё! — сказал Маклай.— Можно и ехать.

— Маклай! — тихо говорит Саул и дёргает Маклая за полу пиджака.

Но Маклай только машет рукой.

Вот и пароход «Изумруд». Пора прощаться.

Папуасы по очереди обнимают его, крепко прижимаются к его щеке своей щекой.

— Когда ты вернёшься, Маклай? — спрашивает ещё раз Туй.

— Скоро, очень скоро.

Туй понимает его. В последний раз папуасы смотрят на лицо Маклая.

«Что бы ещё сказать на прощанье друзьям?» Но Маклаю трудно говорить.

— Эме-ме! Эме-ме! — кричат Маклаю папуасы.

— Прощайте, друзья! — отвечает им Маклай теми же словами.

Последние возгласы тонут в пронзительном свистке парохода.

Забирая носом вправо, «Изумруд» тяжело поворачивает своё грузное тело.

И вдруг, как бы в ответ на прощальный свисток, на берегу тревожно и громко начинают бить барабаны. Маклай снимает шляпу. Он смотрит, не отрываясь, на берег, на красные паруса пироги.

— Я ещё вернусь,— шепчут его губы.— Я ещё вернусь!

Заключение.

И Миклухо-Маклай сдержал своё слово. К своим друзьям папуасам он возвращался ещё два раза. Два раза ещё встречали его друзья с песнями и плясками. Два раза ещё привозил он им в тяжёлых, окованных железом ящиках диковинные подарки.

По время шло! Время очень, очень быстро шло, а он ещё не сделал всего того, о чём он так мечтал, что так хотелось ему сделать.

Он хотел создать культурный посёлок на берегу Тихого океана. Но все его хлопоты в Петербурге перед царским правительством пропали даром.

Правда, его доклады были очень интересны, и все учёные с волнением слушали его.

Но царскому правительству не было никакого дела до этого. Учёные могли говорить что угодно о замечательном и отважном путешественнике, но ему не давали ни копейки денег. Его ящики с коллекциями стояли нераскрытыми. Труды его не печатались.

-----

Говорят, что хижина на сваях сохранялась ещё очень долго.

Папуасы берегли жилище своего друга. Ни одного гвоздя не выдернули из стен маленького домика, ни одну вещь не унесли оттуда.

И говорят ещё, что часто приходили папуасы посидеть у этого высокого крыльца и долго ещё пели там песни о белом человеке, о брате папуасов.

Его хижина стоит крепко.
Загляни в неё, молодой месяц!
Для людей Горенду он брат —
Твой сын, молодой месяц.

Вопросы и задание.

1. Почему Миклухо-Маклай долго жил у папуасов?

2. Расскажите, как он относился к папуасам.

3. Что хотел доказать Миклухо-Маклай своим противникам?

4. Почему папуасы не хотели, чтобы Миклухо-Маклай уезжал от них?