9. Даешь Новоград-Волынский!
1
Кто знает Южное Полесье, тот легко представит себе, с какими трудностями мы столкнулись здесь, действуя во время проливных дождей. Наши исхудалые, измотанные в непрерывных переходах по труднейшим дорогам лошади даже шагом еле тащили ноги. Артиллерия и повозки превратились в непосильный груз. Без горючего остановились бронемашины. Командиры соединений забросали полевой штаб заявками на продовольствие, фураж, боеприпасы. А у нас ничего этого не было. Каждый патрон и снаряд стал большой ценностью.
От недоедания и сырости многие бойцы заболели, лечить же их было нечем. Кончились бинты, и раненых перевязывали лоскутами из старого выстиранного белья.
Все это вынудило нас 16 июня дать дивизиям отдых, самим же принимать экстренные меры для подвоза всего необходимого.
Член Реввоенсовета армии С. К. Минин и только что приступивший к обязанностям начальника штаба Л. Л. Клюев получили указание срочно обеспечить продвижение грузов к частям. До исправления железнодорожного моста головной базой снабжения назначалась Белая Церковь. Мы распорядились использовать для подвоза все имеющиеся грузовые автомашины, а также не менее тысячи повозок Конармии и подвод населения.
В тот день мы сделали некоторые перемещения командного и политического состава армии. Д. Д. Коротчаева пришлось понизить в должности до командира бригады. Выходец из рабочих, член партии большевиков, [140] проявивший храбрость во время прорыва польского фронта, он, однако, как показали последние бои, еще не был готов командовать дивизией.
Вместо Д. Д. Коротчаева начдивом 4-й стал Ф. М. Литунов, член РКП (б), опытный организатор, человек большой силы воли, отважный и талантливый командир.
Начальником артиллерии армии назначили Григория Ивановича Кулика. Мы хорошо знали его по боям за Царицын, когда он занимал должность начальника артиллерии 10-й Красной армии.
Командиром Особого кавалерийского полка Реввоенсовета был утвержден Елисей Иванович Горячев, донской казак, бывший старший урядник, потом председатель полкового комитета. Этот очень смелый и авторитетный командир в период борьбы против атамана Каледина на Дону сумел увести из лагеря контрреволюции казачий полк. Потом, уже после гражданской войны, Е. И. Горячев командовал кавалерийской дивизией, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.
На должность начальника снабжения армии штаб фронта прислал рабочего коммуниста А. М. Углова. Начальником оперативного отдела штаба армии был назначен Валериан Романович Бородулин, член партии большевиков с 1917 года, бывший офицер, окончивший Академию Генерального штаба.
Реввоенсовет Конармии особо позаботился об укреплении штабов бригад. Их возглавили теперь грамотные в военном отношении люди, бывшие офицеры старой армии, преданные Советской власти.
Политотделы и комиссары дивизий использовали кратковременную передышку для усиления политической работы. В частях и подразделениях состоялись красноармейские собрания. На них говорилось об успехах наших войск, о причинах временных трудностей со снабжением.
Наш аэроплан, пилотируемый летчиком Смирновым, доставил свежие газеты и письма конармейцам от родных и знакомых со всех концов республики. Агитаторы читали наиболее интересные письма вслух. Теплые, полные искренних чувств, они были для бойцов бесценной моральной поддержкой, воодушевляли на подвиги, звали к новым победам... [141]
Вечером 16 июня поступила директива Реввоенсовета фронта. Она приказывала 12-й армии совместно с Конармией окончательно разгромить 3-ю армию противника и овладеть Коростенем, Овручем. В дальнейшем наступление развивать на Ровно и Брест.
К этому времени обстановка на Юго-Западном фронте существенно изменилась. Противник после отхода закреплялся на новых рубежах. 3-я польская армия заняла оборону в 25–30 километрах к северо-востоку от Новоград-Волынского и далее по реке Уж на Коростень и Овруч. 6-я польская армия находилась на линии Любар — Хмельник — Жмеринка, соприкасаясь правым флангом у Шаргорода с Украинской повстанческой армией генерала Павленко, занимавшей фронт до Днестра. Между 3-й и 6-й армиями, в районе Новоград-Волынского и южнее его по реке Случь, командование противника за счет резервов и частей, перебрасываемых с белорусского фронта, создавало специальную группу войск под условным наименованием «Случь». Фактически восстанавливалась расформированная в конце мая 2-я польская армия, против которой нам и предстояло действовать.
Войска Юго-Западного фронта продолжали преследовать отходившего противника. 12-я армия вышла к реке Тетерев от Чернобыля до Радомысля и находилась в 50–60 километрах юго-восточнее Коростеня и Овруча. Соединения 14-й армии подходили к железной дороге Казатин — Винница — Жмеринка, а Первая Конная занимала район Житомира, выдаваясь уступом вперед по отношению к своим соседям. [142]
В этих условиях выполнить, по сути дела, две разные задачи — овладеть Новоград-Волынским и Коростенем — было довольно сложно. Предстояло дробить армию на две изолированные группы, одна из которых попадала в исключительно неблагоприятные условия местности.
А мы уже имели печальный опыт таких действий. Ведь незадолго до того раздробленная на две части в районах Житомира и Радомысля армия не добилась успеха. К тому же атака Новоград-Волынского только двумя дивизиями не сулила хороших результатов, ибо этих сил для овладения к 20 июня городом было явно недостаточно.
Обсудив обстановку, мы решили армию не делить, а всю сосредоточить в 35–40 километрах юго-западнее Коростеня и северо-восточнее Новоград-Волынского. Оттуда намечалось главными силами нанести удар по Новоград-Волынскому и одновременно обходить Коростень, создавая угрозу правому флангу и тылу коростеньской группировки неприятеля. Это решение, доложенное Реввоенсовету фронта, получило одобрение.
К исходу 18 июня соединения армии достигли указанных им рубежей Дебрище — Новополь — Дубовец, а 45-я дивизия вышла на линию Житомир — Бердичев.
В тот день мне довелось наблюдать движение частей по очень тяжелым, испорченным дождями дорогам. На крутых подъемах истощенные лошади выбивались из сил и останавливались, а то и падали. Конармейцам приходилось самим тянуть тачанки, повозки, санитарные линейки. Особенно тяжело было вытаскивать из песка и грязи артиллерийские орудия, которые подчас вязли по ступицы. Густая сеть речек и ручьев с разрушенными противником мостами, топкими берегами и заболоченными поймами, масса мелких озер и болот, поросших кустарником и травой, леса и перелески с разбросанной между ними колючей проволокой, оставшейся здесь еще после боев с германскими войсками, — все это ставило конницу в невероятно трудные условия.
Отдохнув ночь, 19 июня Конармия возобновила наступление. 4-й и 11-й дивизиям предстояло форсировать реку Уж на участке Белка — Рясное — Неделище — Симоны, [143] перерезать железную дорогу Коростень — Ново-град-Волынский и к вечеру выйти на линию Мокляки — Кулиши — Цицилевка. 6-я дивизия с приданным, ей 32-м бронеотрядом должна была овладеть рубежом Вербы — Федоровка — Крапивна и, продолжая наступление на Новоград-Волынский, прикрывать левый фланг армии. 14-я дивизия оставалась в армейском резерве и двигалась за 4-й дивизией. В дальнейшем намечалось повернуть ее вдоль железной дороги на северо-восток для нанесения удара по Коростеню.
Около полудня завязались упорные бои на подступах к реке Уж, не прекращавшиеся до глубокой ночи. 4-я дивизия несколько раз атаковала в пешем строю Сушки и Неделище, однако сильный вражеский огонь отбрасывал ее в исходное положение. Ее 3-я бригада даже ворвалась в укрепленное село Рясное, но удержаться там не смогла.
Не добились успеха также 11-я и 6-я дивизии, наступавшие юго-восточнее Бараши и Симоны.
Ночью начдив Ф. М. Литунов прислал пленных. Это было весьма кстати, потому что данных о противнике мы почти не имели.
Пленные показали, что по реке Уж, на участке Сушки — Рясное — Неделище, обороняется группа подполковника Домб-Бернацкого. В состав ее входили два пехотных полка и кавалерийские части, усиленные артиллерией и подразделениями тяжелых пулеметов. Один из полков — 1-й пехотный — численностью свыше двух тысяч человек, имел на вооружении большое количество ручных пулеметов. Перед частями Домб-Бернацкого польское командование поставило задачу упорной обороной сковать наши соединения на реке Уж и не допустить их прорыва к железной дороге Коростень — Новоград-Волынский.
Еще нам удалось выяснить, что Симоны, где действовали части Ф. М. Морозова, обороняет 6-я польская пехотная дивизия, прибывшая из Белоруссии, а дальше на юго-запад, ближе к Новоград-Волынскому, стягиваются свежие войска. В частности, туда прибывала 3-я пехотная дивизия легионеров, также переброшенная с белорусского фронта.
Уточнив на основе этих данных обстановку, Реввоенсовет армии принял решение с рассветом продолжать [144] выполнение ранее поставленных задач. Мы отдали соответствующий приказ. Причем начдивам было указано лобовых атак против укрепленных позиций противника не вести, опорные пункты обходить, наносить удары в тыл вражеской обороны. 6-й дивизии предстояло провести активную разведку боем с целью выяснить состав и группировку неприятеля в районе Новоград-Волынского.
Утром на следующий день пришла радиограмма Реввоенсовета фронта. «Участь Коростеня, — сообщалось в ней, — можно считать уже решенной. Для завершения боевой задачи районе Коростеня оставьте не более одной дивизии, остальными кавчастями безотлагательно занять Новоград-Волынский и далее действовать по директиве № 448/С/571 пол»{35}, то есть наступать на Ровно.
Мне было приятно, что план обхода Коростеня с юго-запада оказался правильным и повлек за собой изменение обстановки в пользу 12-й армии. Однако, к сожалению, командование фронта не снимало с нас задачи наступать на Коростень. Требование оставить для этого дивизию не позволяло нам атаковать Новоград-Волынский всеми силами.
На основе новых указаний Реввоенсовета фронта мы внесли в задачи соединений некоторые изменения. После прорыва обороны противника на реке Уж и овладения Коростеньской железной дорогой 4-й и 11-й дивизиям надлежало повернуть на Новоград-Волынский и нанести удар по нему с севера и северо-запада. 6-я дивизия должна была развивать наступление на Новоград-Волынский с востока, а 14-я — прикрыть наш правый фланг и содействовать 12-й армии в овладении Коростенем.
Было решено, что мне следует поехать в 6-ю кавалерийскую дивизию, а Ворошилову оставаться в полевом штабе армии.
Село Тупальцы, куда я приехал, переполнено обозами. В тесном прокуренном помещении меня встретил начальник штаба дивизии К. К. Жолнеркевич. Он доложил, что начдив и комиссар находятся в Крапивне, где тяжелый бой ведет 2-я бригада. [145]
Я решил посмотреть, что происходит на фронте дивизии, и вместе с Жолнеркевичем проехал на западную окраину села. Отсюда хорошо просматривалась деревня Федоровка. Там рвались снаряды, горели постройки, непрерывно строчили пулеметы. Видно было, как полки 1-й бригады В. И. Книги отбивали атаку противника в пешем строю.
Справа, от хутора Катюха, тоже доносился шум сильного боя. Здесь действовала 3-я бригада Н. П. Колесова. В бинокль я разглядел густые неприятельские цепи. Они двигались на колонию Александровка, как раз в стык наших бригад.
— Распорядитесь, чтобы Книга отходил на Тупальцы и связался со второй бригадой, иначе противник ударит ему во фланг, — приказал я Жолнеркевичу. — А я поеду в Крапивну, к Тимошенко.
На восточной окраине села встретил начальника штаба
2-й бригады Б. А. Погребова — брата бывшего начальника штаба Конного корпуса Виктора Андреевича{36}.
— Где начдив?
— В бригаде Апанасенко.
Минут через 20 прискакал С. К. Тимошенко.
— И зачем только уланам лошади, когда они и пешком действуют превосходно, — сказал он со злостью, стряхивая прилипшую к гимнастерке грязь. — В общем, положение неважное. Белополяки в лоб сунулись — получили отпор, теперь обходят бригаду с севера... Целая кавдивизия.
Вскоре выяснилось, что польский пехотный полк, вытеснивший из Федоровки бригаду В. И. Книги, наступает на юго-восток, тоже стремясь выйти в тыл 2-й бригаде. Возникла угроза расчленения дивизии, и я приказал С. К. Тимошенко отходить за Несолонь, но локтевой связи с Морозовым не терять, а к вечеру закрепиться на рубеже Верба — Тесновка — Полияновка.
Весь день я оставался в 6-й дивизии. Сюда ко мне регулярно поступали донесения о ходе боев на всем фронте армии.
На фронте 11-й кавалерийской дивизии, действовавшей пока еще без 3-й бригады, долгое время бои шли с [146] переменным успехом. Вначале конармейцы ворвались на восточную окраину села Симоны, но потом противник контратаковал их превосходящими силами и снова занял окопы.
После 17 часов, когда обозначился успех польских войск у Катюхи и Федоровки, 6-я польская пехотная дивизия атаковала части Морозова и в Барашах. Первое ее наступление было отбито контратакой бригады С. М. Патоличева в конном строю. Конармейцы смяли цепи врага, но вскоре сами попали под губительный артиллерийский огонь и вынуждены были отойти. Через час белополяки повторили атаку и ворвались на юго-западную окраину села Бараши.
В течение пяти часов продолжался бой за каждый дом, за каждое строение. Атаки переходили в рукопашные схватки. У конармейцев не было штыков, и они рубили противника шашками, действовали прикладами. Только с наступлением ночи под угрозой окружения 11-я дивизия отошла к Бобрице и Киянке.
Более успешно действовала 4-я кавалерийская дивизия. Против ее 1-й и 2-й бригад перешли в наступление части группы Домб-Бернацкого.
Полк белополяков занял Зеленицу и двинулся на Усолусы, где размещался штаб комбрига И. В. Тюленева. В. В. Коробков укрыл свои эскадроны в лесу и, пропустив неприятеля, атаковал с тыла. Удар был неожиданным, и противник начал отходить, оставляя на поле боя убитых и раненых.
Утром подразделения 1-го пехотного полка легионеров, используя лесистую местность, скрытно подошли к селу Суховоля, занятому штабом 1-й бригады и 19-м кавполком П. Я. Стрепухова. В двухстах метрах от села белополяки развернулись в цепи и бросились в атаку, рассчитывая застать конармейцев врасплох. Выручили пулеметчики Даниил Мазанович, Алексей Немченко и Арсений Кононенко. Вскочив на тачанки, они помчались навстречу врагу, лихо развернулись и дали несколько очередей. Противник залег. Воспользовавшись этим, эскадроны Стрепухова перешли в контратаку. В короткой схватке белополяки потеряли до 150 человек убитыми и отступили. Преследуя их, 4-я дивизия продвинулась к реке Уж. [147]
Только поздно вечером вернулся я в полештарм. Обсудив с Ворошиловым обстановку, мы решили ночью дать соединениям отдых, а с утра продолжать наступление. Но не успел Зотов разослать распоряжение, как Тимошенко и Морозов донесли о том, что противник снова атакует. Приказав начдивам во что бы то ни стало удерживать свои рубежи, мы выехали в 11-ю дивизию.
Здесь создалось тяжелое положение. Две малочисленные бригады, испытывая недостаток боеприпасов, с трудом сдерживали натиск 6-й польской пехотной дивизии.
Кровопролитный бой разгорелся на северной окраине села Киянка. На 2-ю бригаду навалились значительно превосходящие силы противника. Цепи спешенных конармейцев, возглавляемые начдивом Ф. М. Морозовым, комиссаром К. И. Озолиным, комбригом С. М. Патоличевым и командирами полков, не раз бросались в контратаки. Артиллеристы, экономя снаряды, выезжали на открытые позиции, чтобы бить в упор и наверняка.
Ничего не достигнув лобовыми атаками, белополяки все же потеснили правофланговую бригаду С. К. Тимошенко и стали обходить Киянку с юга. Возникла угроза прорыва вражеской пехоты в стыке между 6-й и 11-й дивизиями. Чтобы предотвратить это, мы разрешили Ф. М. Морозову оставить село. Одновременно ему и С. К. Тимошенко приказали встречным ударом с юга и севера уничтожить прорвавшегося противника.
В последовавшем затем бою удачно действовали 2-я и 3-я бригады 6-й дивизии. Они разгромили до двух батальонов белополяков и заняли Киселевку.
Серьезного успеха добилась 4-я дивизия. К ночи она выбила вражескую пехоту из сел Сушки, Белка, Рясное. Отходя за реку Уж, противник сжег мосты, но конармейцы переправлялись на другой берег вплавь. Для развития наметившегося успеха мы подчинили начдиву 4-й Ф. М. Литунову 14-ю дивизию.
Показания пленных, захваченных в тот день, позволили установить, что в районе Новоград-Волынского польское командование создало особую группу войск «Случь» под командованием генерала Ромера в составе [148] одной кавалерийской, двух пехотных дивизий и частей Домб-Бернацкого. Перед группой стояла задача окружить и разгромить Конную армию.
Как позже удалось выяснить, радиостанция противника перехватила директиву Юго-Западного фронта о наступлении на Новоград-Волынский и решение Реввоенсовета Конармии по этой директиве. Зная наш замысел, генерал Ромер ночью бросил в бой свои три дивизии в расчете смять наш центр и левый фланг, охватить Конную армию с юго-востока, прижать к реке Уж и совместно с оборонявшимися частями Домб-Бернацкого разгромить.
Но плану польского командования не суждено было осуществиться. Ромеру не удалось разгромить левый фланг и центр Конармии, а незначительный территориальный выигрыш стоил ему крупных потерь. Больше того, если наш левый фланг несколько и отошел, то правофланговая 4-я дивизия прорвала оборону соединений Домб-Бернацкого, форсировала реку Уж и вышла к железной дороге Коростень — Новоград-Волынский в стык между группой Ромера и правофланговыми войсками 3-й польской армии.
Успехи наших соседей — 12-й и 14-й армий — и нажим выдвинувшейся уступом вперед Первой Конной вынудили польское командование начать общий отход к оборонительному рубежу по рекам Уборть и Случь, в 60 километрах западнее линии Коростень — Овруч.
Этот сильно укрепленный рубеж являлся для польских войск исходным при наступлении на Киев. Реки Случь и особенно заболоченная Уборть сами по себе представляли серьезные препятствия. За ними в окопах полного профиля, прикрытых проволочными заграждениями в два — три ряда, в полосе от Подлубы до Грушкевичи заняла оборону 3-я польская армия.
В ночь на 22 июня и группа «Случь» отошла на линию Рогачев — Новоград-Волынский — Емильчино. Соединения Конармии не заметили этого.
Утром наши дивизии перешли в наступление. Стояла непривычная тишина. Без единого выстрела армия заняла несколько населенных пунктов. Бойцы удивлялись: куда девался неприятель, который так упорно держался вчера? [149]
11-я дивизия достигла железной дороги Новоград-Волынский — Коростень у Андреевичей и разобрала ее. Перед 6-й кавалерийской показывались только разъезды противника. Они маячили в перелесках и быстро скрывались при подходе наших частей.
Белополяки напомнили о себе только во второй половине дня. В 17 часов 4-я дивизия была встречена пулеметным огнем у села Кулиши. Атака завершилась пленением 60 солдат и офицеров из 3-й дивизии легионеров. Главные силы ее отошли в Емильчино и Середы, где заняли заранее подготовленные окопы.
Примерно через час головная бригада 6-й дивизии попала под огонь вражеских бронепоездов. Бригада спешилась, развернулась в боевой порядок и перешла в наступление. Но на подступах к Новоград-Волынскому, у Ржадковки, была остановлена ружейно-пулеметным огнем неприятеля из окопов на восточном берегу реки Случь.
С наступлением темноты подошли полки 3-й бригады Н. П. Колесова и прямо с ходу в конном строю устремились на вражеские позиции. Противник, не ожидая такой дерзости, пришел в замешательство и бросил вначале первую, а затем и вторую линию окопов. Безостановочно преследуя врага, три полка прорвались через мост в Новоград-Волынский. Но здесь они попали в огневой мешок. Из каждого дома стреляли, бросали гранаты. Пулеметы прошивали огнем все улицы и переулки. Пришлось нашим отходить на правый берег Случи в только что очищенные от неприятеля окопы.
Отвагу проявили бойцы и командиры 6-й дивизии в этом тяжелом бою. Командир взвода В. И. Звягин, помощник командира взвода В. М. Таратынов, бойцы С. Н. Богалов и С. Н. Ханов первыми ворвались в окопы. Уничтожив двух яростно сопротивлявшихся офицеров, они взяли в плен группу солдат. При отходе Семен Ханов был ранен в ногу и, незамеченный своими, остался на поле боя. К нему бросились несколько белополяков, но, стреляя из карабина, он отбился, а к утру ползком добрался до полка. С большой выдержкой действовал пулеметчик Михаил Семенков, прикрывая свой отходивший через мост эскадрон. Противник открыл по нему сильный огонь. Погиб помощник наводчика, сам Семенков был ранен, но продолжал косить врагов. Толь-150
ко глубокой ночью, когда кончились патроны, он каким-то чудом перебрался по разрушенному мосту и вернулся в свою часть.
В числе храбрецов, дерзко ворвавшихся в Новоград-Волынский, была и отважная разведчица 6-го конартдива Татьяна Никитина.
Когда я рано утром приехал в Ужачин, где расположился штаб начдива 6-й С. К. Тимошенко, через село проходили эскадроны 3-й бригады Н. П. Колесова. Исхудалые лошади, спотыкаясь, понуро плелись по растоптанной дороге. А как жалко было смотреть на бойцов, лица их почернели, глаза запали.
Я решил подойти к колонне поговорить с людьми, ободрить их. Но неожиданно послышалась команда:
— Повод вправо!
Так в кавалерии предупреждают о препятствии, которое нужно обойти. Я в недоумении остановился, не замечая ничего особенного. И только когда бойцы свернули вправо, разглядел на середине дороги серую и потому трудно различимую в пыли курицу-наседку. Вокруг матери забавно копошились крохотные комочки, толкаясь и подбирая что-то съедобное в придорожном мусоре.
Меня настолько растрогала эта обычная на первый взгляд сцена, что я готов был снять фуражку и поклониться седому командиру эскадрона. В суровых военных испытаниях этот человек не потерял любви к жизни. Именно эта любовь к жизни руководила им в бою, ожесточала, когда он видел врага, несшего смерть ему и его товарищам, а здесь заставляла сворачивать в сторону, чтобы не растоптать маленькое живое существо — цыпленка.
Я не стал останавливать эскадрон, а лишь сказал несколько ободряющих слов проезжавшим мимо бойцам, похвалил их за молодецкую удаль, проявленную в бою, посоветовал держать голову выше, как подобает солдатам революции.
Подошел Тимошенко.
— На рассвете белополяки контратаковали первую бригаду, — доложил он. — Пехоту удалось отбросить, но артиллерия вынудила нас отойти. И что обидно, — наши пушки молчат: нет снарядов.
— А как настроение бойцов? — поинтересовался я. [151]
— Устали очень, вторые сутки без сна. И хлеба нет. Но все горят желанием взять Новоград-Волынский. Вы только помогите нам боеприпасами. Стрелять совсем нечем, товарищ командарм.
— Потерпите немного, Семен Константинович. Теперь уж скоро из Житомира подойдут обозы с патронами и снарядами.
Мы вошли в помещение штаба дивизии. У раскрытого окна, навалившись мощной фигурой на небольшой столик, сидя спал П. В. Бахтуров. Тимошенко поправил свесившуюся руку боевого друга.
— Не будите, пусть отдохнет, — сказал я. Начдив рассмеялся:
— Разбудить? Да теперь хоть из пушек пали, — ни за что не проснется. — И уже серьезно добавил: — Удивительный человек! То целыми сутками уснуть не заставишь, все норовит с бойцами побыть, да где всего тяжелее. А потом минута свободная выпадает, прямо на ходу и прикорнет.
Вошел К. К. Жолнеркевич, устало щуря черные глаза. Он, как и начдив с комиссаром, всю ночь провел в боевых порядках дивизии. Мне нравился этот трудолюбивый и честный поляк. Бывший полковник царской армии, он с первых дней революции перешел на сторону Советской власти. Кстати сказать, таких поляков, сражавшихся плечо к плечу с русскими, было у нас немало.
Посоветовавшись с командованием 6-й дивизии, я принял решение повторить штурм Новоград-Волынского с востока. Наступление назначил на ночь. К. тому времени должны были подойти 2-я бригада и артиллерия 11-й кавалерийской дивизии, которая еще имела небольшой запас снарядов. С. К. Тимошенко получил задание разведать реку Случь южнее города и установить, можно ли перейти ее вброд.
К полудню я уже был на северо-востоке от Новоград-Волынского, в небольшом хуторке Вершница, где расположился штаб 11-й дивизии. Ф. М. Морозова и К. И. Озолина, как обычно, в штабе не оказалось. Они находились в 1-й бригаде, которая вела бой за переправу в районе Чижовки.
Я отправился туда. В это время как раз наши в пешем строю перешли в наступление. [152] Так же, как и в 6-й дивизии, мне бросилась в глаза усталость бойцов. Атакуя, они не могли пробежать более десяти шагов и падали на землю, чтобы отдышаться.
Очередная атака не принесла успеха. Противник держал мост под перекрестным огнем. Было ясно, что взять его ослабевшая бригада не в состоянии. А других переправ поблизости не было.
Обычно жизнерадостный, бодрый, на этот раз Федор Максимович с горечью пожаловался на усталость людей. У нас с ним была старая дружба. Мы вместе создавали первый конный отряд на родине, в станице Платовской, вместе воевали, и даже когда я стал командармом, добрые чувства товарищества у нас не угасли. Меня восхищала в Морозове изумительная храбрость. И не только это. Вообще смелых людей у нас в коннице было предостаточно. Но у него отвага сочеталась с незаурядным талантом самородка-военачальника, отличного организатора. И если сейчас этот человек приуныл, значит, ему тяжело сверх меры.
— Боеприпасов, Семен Михайлович, мало. В дивизии осталось не больше десятка тысяч патронов, — говорил Федор Максимович. — А снаряды совсем кончились. Последние две сотни только что отправил Тимошенко. Опять же потери большие. И продовольствия нет, который уж день бойцы одну зелень едят.
Я, как мог, успокоил начдива, посоветовал ему из конармейцев, потерявших лошадей, создать пеший дивизион, атаки на Чижовку прекратить, а лишь демонстрировать наступление.
В полевой штаб армии вернулся, когда уже сгущались сумерки и от небольшой речушки Тня, огибавшей Крапивну, потянуло туманной сыростью.
Часов около двух ночи приехал С. К. Тимошенко. Доложил, что и с юга взять Новоград-Волынский не удалось. Единственный здесь мост через Случь противник подорвал.
Правда, разведка нашла два мелких брода южнее Новоград-Волынского: один — в Гульске, другой — в двух верстах севернее села. По рассказам жителей, имелся брод и южнее Гульска, в селе Тальки. [153]
Сложившаяся обстановка убедила Реввоенсовет Конармии, что продолжать атаки Новоград-Волынского с востока и северо-востока нецелесообразно. Решено было на востоке вести лишь демонстративное наступление, а главные силы армии перегруппировать к югу от города в район Гульск — Тальки.
Перегруппировка предстояла сложная, требовавшая скрытности, большого напряжения физических сил. Но только таким путем мы могли обеспечить внезапность, а значит, и успех наступления. Ведь основные свои силы противник держал восточнее и севернее Новоград-Волынского.
Чтобы лично поставить командованию дивизий задачи на решающий бой за Новоград-Волынский и мобилизовать энергию коммунистов на выполнение их, 24 июня мы провели совещание начдивов, комбригов и комиссаров. Не приехали только командиры из 4-й дивизии. У них осложнялась обстановка в районе Емильчино — Сербы.
Суть высказанного на совещании решения коротко состояла в следующем.
Одна бригада 11-й оставалась в районе Ржадковка — Лубчицы для демонстративного наступления на город с востока, а другая выдвигалась за правым флангом С. К. Тимошенко. После форсирования реки Случь у Ивашковки она должна была способствовать развитию наступления.
6-й дивизии предстояло передать свою полосу 11-й. Затем выйти в район Гульска, форсировать вброд Случь, потом реку Смолка на участке Стриева — Кануны и атаковать Новоград-Волынский с юго-запада, отрезая пути отхода противнику на Корец — Ровно.
14-й дивизии с 21-м автобронеотрядом следовало занять район Черница — Немыльня, форсировать реку Случь у Тальки — Кикова, затем наступать на Рогачев и Смолдырев, отбрасывая неприятеля от Новоград-Волынского к югу.
На 4-ю кавалерийскую возлагалась задача прикрыть Конармию с севера. Она должна была занять и упорно оборонять рубеж Цицилевка — Катериновка — Ивановка. В случае же отхода противника дивизия переходила в решительное наступление и форсировала Случь на участке Малая Цвиля — Чижовка. [154]
45-й стрелковой дивизии следовало переправиться через Случь в районе Барановка — Рогачев, а бригаде Г. И. Котовского — овладеть железнодорожным узлом Шепетовка. И. Э. Якиру подчинялись все бронепоезда Конармии.
Завершение перегруппировки и начало атаки назначались на утро 26 июня.
К. Е. Ворошилов в своем выступлении от имени Реввоенсовета армии дал указание комиссарам довести решение о предстоящем наступлении на Новоград-Волынский до каждого бойца.
После совещания я с Петром Зеленским и ординарцами сразу же выехал в Кулиши, где расположился штаб 4-й дивизии.
Прежде чем добраться до места, нам пришлось преодолеть десятки заболоченных ручьев и речушек. То один, то другой боец попадал в трясину. К тому же разразился проливной дождь, беспощадно полоскавший нас добрую половину дороги. Усталый, промокший до нитки, вошел я в хату, занятую Ф. М. Литуновым и В. И. Берловым. Начдив и комиссар были немало удивлены моим неожиданным появлением.
Положение дивизии к моему приезду упрочилось. В ожесточенном бою она сломила сопротивление противника и овладела важными населенными пунктами Емильчино, Середы, Сербы. В бою за сильно укрепленное село Емильчино нашим кавалеристам оказала помощь 131-я бригада 44-й стрелковой дивизии 12-й армии.
Как все начдивы и комиссары, Литунов с Берловым стали жаловаться на то, что в частях нет хлеба и фуража, кончаются боеприпасы, начинается падеж лошадей, особенно в пулеметных подразделениях и артиллерии.
Затем В. И. Берлов рассказал, что уже после боя к нам перешло около роты польских солдат во главе с поручником. Это был первый случай, когда подразделение противника, да еще под командой офицера, добровольно сдалось в плен, и меня он очень заинтересовал.
Я попросил привести офицера. Помню, его звали Александром. От волнения путая польские и русские слова, то и дело приглаживая ладонями больших рук вьющиеся светлые волосы, он рассказал, что до армии [155] был рабочим, в мировую войну вместе с русскими сражался против германских войск и на фронте получил офицерское звание. Солдаты, которые с ним пришли, тоже служили в русской армии.
Я спросил Александра, что его заставило перейти на нашу сторону. Порывшись в кармане, он протянул мне листовку с обращением к польским солдатам и легионерам, к рабочим и крестьянам. Внизу под обращением стояли подписи В. И. Ленина и М. И. Калинина.
Я прочитал вслух те строки, которые офицер, видно, не раз обдумывал и даже подчеркнул карандашом: «Сражаясь против нас из-под палки польских панов, вы совершаете измену по отношению к будущей социалистической Польше и к рабочему классу всего мира. Очиститься от пятен измены вы можете только одним путем: перейти к нам с братски протянутой рукой. Мы по первому вашему требованию обязуемся возвратить вас затем в Польшу, которая станет действительно свободной и независимой Польшей — достоянием трудового народа.
Бросайте же кровавое, бесчестное, проклятое дело борьбы с рабочими и крестьянами России и Украины! Переходите к нам в одиночку или целыми частями, с оружием или без оружия.
Долой польскую буржуазию и шляхту! Долой вызванную ею преступную войну! Да здравствует независимая Рабоче-Крестьянская Польша в братском союзе с Рабоче-Крестьянской Украиной и Россией!»{37}
Когда я кончил читать, офицер заговорил взволнованно и горячо:
— Я, как и мои солдаты, искренне верю призывам Советского правительства и убежден, что Красная Армия действительно является другом, а не врагом польского пролетариата.
Мы еще долго с ним беседовали. Нельзя было не верить этому человеку, который хранил у себя листовку, рискуя поплатиться жизнью, если бы польской контрразведке стало о ней известно. Он познал пролетарскую солидарность, научился отличать русского рабочего и крестьянина от российского помещика и капиталиста. Я обещал помочь ему вернуться на родину, чтобы вместе [156] с тысячами других польских патриотов бороться за народную Польшу, за мир между нашими странами... Поспать мне пришлось каких-нибудь полтора — два часа. Около трех ночи в Кулишах поднялся шум, под окнами зашлепали копыта лошадей, послышались команды. Вошел Литунов:
— Противник перешел в наступление. В Емильчино и Середы идет бой. Прошу разрешения выехать в бригаду Чеботарева.
— Поезжайте. А я буду в Емильчино. Держите со мной связь.
Лошади на ночь не расседлывались, и уже через несколько минут я был в пути. Впереди полыхал пожар, слышался гул боя, нараставший по мере нашего приближения к селу.
Мы галопом влетели на центральную улицу, на которой тут и там рвались снаряды. Несколько домов было охвачено пламенем.
Недалеко от нас плюхнулся и с оглушительным треском разорвался снаряд. Взрывная волна подняла на воздух стоявшую у дороги повозку и бросила в стену соседней избы. Лошади ординарцев метнулись в сторону. Мой Казбек в момент взрыва осел на задние ноги и, вздрогнув всем телом, резко прыгнул. Оказалось, осколок рассек ему круп, но, к счастью, проник не очень глубоко.
Особенно напряженный бой шел на северной окраине Емильчино. Мы поскакали туда и натолкнулись на бойцов, вытаскивавших из канавы орудие.
— Вы почему не в бою?
— Застряли. Да все равно снарядов нет, — в один голос ответили артиллеристы.
Проскочив дальше, я увидел людей, собравшихся за сараем. Здесь был наблюдательный пункт 1-й бригады. Из пролома в крыше ветхого строения выглянул помощник комбрига К. С. Гончаров:
— Товарищ командарм, поднимайтесь ко мне, отсюда все видно.
— Докладывайте, что тут у вас происходит.
— Противник лезет, как саранча, а мы снаряды и патроны экономим. Третью атаку с трудом отбили. Тяжелее всего Стрепухову. К нему почти вплотную лес [157] подступает. Там белополяки накапливаются и, боюсь, могут обойти его слева.
Вдали, северо-восточнее, у дороги, слышалась частая ружейная стрельба. У леса, за рекой Телина, рвались снаряды. Там вела бой 44-я стрелковая дивизия.
— Пошлите к пехотинцам человека. Пусть они к вам прижимаются. А болото незачем оборонять, противник туда не полезет. И ни шагу назад, — приказал я Гончарову.
Оставив у него для связи Зеленского, я с ординарцами отправился к Стрепухову.
Миновав улицу и проскочив по обстреливаемому мосту, мы увидели эскадроны 19-го полка, контратаковавшие противника в конном строю. Жидкое, словно обессилевшее, «ура» гасло у леса. Через некоторое время отброшенный неприятелем полк уже отходил обратно под прикрытием огня пулеметных тачанок.
Позади отступавших бойцов на взмыленном коне с выбившимся из-под кубанки чубом скакал Стрепухов. Хороший это был командир, толковый и смелый, только имел одну слабость — не терпел пешего боя. Попадало ему за это не раз, да и теперь не поздоровилось...
Трижды противник выходил к реке и бросался в атаку, но прорваться в Емильчино не мог. Каждый раз, устилая пологий берег трупами, он откатывался к лесу, чтобы собраться с силами и возобновить наступление.
Перед утром возникли осложнения северо-восточнее Емильчино. Примчался Зеленский и сообщил, что белополяки переправились через реку Телина и начали теснить 44-ю стрелковую дивизию.
Вскоре под давлением превосходящего противника ее 131-я бригада стала отходить, оголяя фланг нашего 20-го кавполка. Только совместная контратака пехотинцев и кавалеристов позволила остановить врага. 131-я бригада закрепилась на северо-восточной окраине Емильчино.
Больше всего теперь меня беспокоил 19-й полк. У него кончались боеприпасы.
Стрепухов направил людей в 44-ю дивизию занять патронов. А я послал Зеленского к Литунову с распоряжением направить к Емильчино один полк 3-й бригады. [158]
Взошло солнце, и бой на участке 19-го полка разгорелся с новой силой. Заметив по ослабевшему огню, что конармейцы экономят боеприпасы, противник все настойчивее подступал к реке. На его флангах появилась конница. Вытягиваясь из леса, она разворачивалась для атаки.
Я подозвал Стрепухова:
— Перебросьте к флангам тачанки. Один эскадрон дер лейте в резерве, в конном строю. Прорвавшиеся группы врага надо контратаковать и уничтожать в рукопашной схватке!
Отдав коня ординарцу, я направился к бойцам, занявшим позиции на огородах. В окопчике у плетня пристроился расчет «льюиса», поблизости рассыпалась цепь стрелков.
— Как дела, друзья? — спросил я пулеметчиков.
— Ничего, держимся, — ответил старший по возрасту и неожиданно крикнул: — Ложись!
Я плюхнулся рядом с ним, и тут же позади нас разорвался снаряд.
— Вы бы ушли, товарищ командарм, здесь всякое бывает, — разом заговорили бойцы.
Снова метрах в тридцати ухнул снаряд. И тут же на флангах застучали пулеметы.
Противник поднялся в атаку. Поле впереди ожило, покрылось сотнями темных фигурок, бегущих, падающих, кричащих.
Бойцы, лежавшие около меня, умолкли, крепче сжимая винтовки. Только «льюис», как простуженный, закашлял короткими очередями.
Первые польские цепи залегли у реки. К ним подходили все новые и новые, катившиеся от леса. Небольшая группа противника кинулась в воду и вплавь добралась до занятого нами берега. Но дружной контратакой конармейцы сбросили ее в реку.
В разгар боя на помощь 19-му полку подошли части 131-й стрелковой бригады с батареей. Пехотинцы включились в огневой бой. С крыши рядом стоящей хаты длинными очередями ударил «максим». На противоположном берегу стали рваться снаряды. Это стреляла артиллерия 44-й стрелковой дивизии.
Но вот справа по мосту прорвалось до батальона противника. Белополяки уже обходили фланг полка,
когда на них налетел резервный эскадрон. Сверкая обнаженными клинками, коротким лихим ударом конармейцы отбросили врага, а затем под прикрытием двух станковых пулеметов на тачанках отскочили за постройки.
Перелом в бою наступил с подходом одной из бригад Литунова. 23-й и 24-й полки ее в конном строю вырвались на левый берег реки. Стремительной атакой они смяли правый фланг неприятеля и погнали к лесу,
Прибежал Стрепухов, обрадованно потирая руки:
— Началось. Можно, пожалуй, дать команду «По коням!», — и вопросительно посмотрел на меня.
— Вот теперь пора, — согласился я.
Противник, отстреливаясь, отходил в лес по дорогам на Подлубы и Медведево...
В середине дня я вернулся в штаб дивизии. В Кулиши приехал Ф. М. Литунов. Он рассказал о бое 3-й бригады.
Ночью пехотный полк противника, используя кустарник и высокие хлеба, подошел к селу Середы и ворвался в него. Три часа шел уличный бой. Только к рассвету врага удалось выбить. А после того как 3-я бригада по моему приказу выступила в Емильчино, белополяки снова атаковали.
В Середах остался один штабной эскадрон. Но он стоил целого полка. Служили в нем бойцы бывалые, не раз, не два раненные, отчаянные рубаки, способные драться один против трех. Поэтому Литунов смело повел эскадрон в контратаку и отбросил противника. Кстати, из Емильчино возвратился 23-й кавполк С. Ф. Разумовского. Конармейцы перешли в преследование, на плечах противника ворвались в село Медведево и заняли его.
Тяжело пришлось в эту ночь и 2-й бригаде 4-й дивизии. На занимаемые ею Сербы навалилась 3-я пехотная дивизия легионеров. После длительного боя село пришлось оставить.
Но на рассвете И. В. Тюленев искусным маневром вывел свои части к северо-восточной окраине Сербы. Отсюда поддержанные полком 130-й Богунской бригады 44-й стрелковой дивизии конармейцы внезапно обрушились на противника. Белополяки сопротивлялись, [160] цеплялись за каждый дом и все же вынуждены были отступить.
Я похвалил Литунова за искусное руководство войсками. Можно было считать, что в целом ночной бой закончился в пользу 4-й дивизии. И дело не только в том, что она удержала свой рубеж и нанесла противнику серьезное поражение. Главный итог — польскому командованию не удалось разгромить наш правый фланг и выйти в тыл Конармии.
По нашим подсчетам, основанным на показаниях пленных, против 4-й кавалерийской дивизии и двух бригад 44-й стрелковой действовали 6-я пехотная дивизия, 3-я дивизия легионеров, три кавалерийских полка и две артиллерийские бригады. Общая численность польских войск здесь составляла около 12 тысяч. Имея более чем двойное превосходство в живой силе, преимущество в вооружении и особенно боеприпасах, противник, однако, оказался не в состоянии продвинуться. Он потерял свыше 500 человек убитыми, столько же пленными, 10 орудий и более 30 пулеметов.
Пленные рассказывали, что, разъяренные неудачей, польские офицеры свирепствовали. Они прямо на позициях расстреливали солдат, проявлявших малейшее колебание.
Во время допроса мне бросилось в глаза, что большинство пленных оказалось солдатами старших возрастов, участвовавших в мировой войне. Польская армия качественно менялась.
Багровый диск солнца опускался за горизонт, когда мы подъезжали к Крапивне. В полевом штабе армии шла напряженная работа. Готовился завершающий удар по Новоград-Волынскому.
За время моего отсутствия К. Е. Ворошилов успел побывать в 6-й и 14-й дивизиях и установил, что перегруппировка войск в исходные районы южнее Новоград-Волынского идет нормально. Ему пришлось приложить немало усилий для подтягивания обозов второго разряда, двигавшихся из Житомира. Большая часть автомобилей и повозок с патронами, снарядами, фуражом, продовольствием уже прибыла и была распределена по [161] дивизиям. С обозами подошла и 3-я бригада Ф. М. Морозова. На подходе были сформированные Упраформом тяжелый артиллерийский дивизион и резервная кавбригада численностью 950 сабель.
Тяжелый артиллерийский дивизион мы решили направить в район действий 11-й кавалерийской дивизии для обстрела дорог из Новоград-Волынского на Корец. Резервной кавбригаде приказали сосредоточиться за 14-й кавдивизией, чтобы прикрыть левый фланг армии со стороны Рогачева. На участок Рогачев — Шепетовка выдвигались 45-я стрелковая дивизия и кавбригада Г. И. Котовского.
Все складывалось очень хорошо, и настроение было превосходным.
И вот наступило 26 июня. День выдался душным, безветренным. Ослепительное солнце сушило щедро политую дождями землю.
Местность, где должны были развернуться основные события, с нашего наблюдательного пункта, выбранного на высоте, в трех километрах от Новоград-Волынского хорошо просматривалась. Прямо перед нами простиралась долина Случи, а за ней, как на ладони, лежал Новоград-Волынский. Пологий наш берег к югу от города кишел всадниками. Это готовились к наступлению бригады 6, 11 и 14-й дивизий. Но пока там было тихо. Зловеще молчал и крутой западный берег, ощетинившийся колючими проволочными заграждениями.
А на восточной окраине Новоград-Волынского загремела артиллерийская канонада. На село Лубчицы, занятое бригадой 11-й кавдивизии, обрушились снаряды. Севернее города за небольшим лесом тоже послышалась перестрелка. Это 4-я дивизия завязала бой за переправу в Чижовке. Однако Лубчицы и Чижовка нас интересовали меньше. Там лишь демонстрировалось наступление, чтобы отвлечь внимание неприятеля от направления нашего главного удара в районе Гульск — Тальки.
Но как раз там наступление разворачивалось медленнее, чем хотелось бы. Короткие вспышки пулеметной стрельбы чередовались с непонятными передвижениями. Только после полудня на участке 14-й дивизии началась интенсивная артиллерийская дуэль.
Прошло еще два-три часа. А 6-я дивизия все еще вела бой на нашем берегу. Неприятельский батальон, [162] усиленный пулеметными подразделениями, цепко оборонял Гульск, особенно упорно защищая переправы. Я вынужден был послать к С. К. Тимошенко адъютанта с приказанием активизироваться и форсировать реку.
Первой добилась успеха 14-я дивизия. Три ее полка атаковали Тальки, выбили противника из села, с ходу переправились через Случь и захватили плацдарм на левобережье.
Пользуясь задержкой нашей 6-й дивизии, белополяки нанесли огневой удар по переправившимся частям А. Я. Пархоменко. Но полки, возглавляемые командирами Ф. М. Фатькиным, В. С. Голубовским и Е. Д. Дроновым, держались стойко, не отошли ни на шаг и обеспечили переправу остальных войск.
Тем временем, получив мое распоряжение, начдив 6-й бросил в атаку на Гульск спешенную 2-ю бригаду. Ее поддержали артиллерия стрельбой прямой наводкой и снятые с тачанок пулеметы, выдвинутые прямо в атакующие цепи.
Уже начало темнеть, а бой на фронте 6-й и 14-й дивизий гремел не умолкая. Над постройками, стоявшими на берегу Случи, взметнулись языки пламени. Это противник поджигал хаты, чтобы пламя освещало переправы и позволяло держать их под прицельным огнем.
В полночь привели первую партию пленных, взятых 6-й дивизией в Гульске. Мы долго допрашивали их, выясняя группировку противника.
Особенно интересные сведения дал один офицер. Он продолжительное время служил в штабе соединения и был достаточно осведомлен. По его словам, против нашей армии действовало около 20 тысяч пехоты и свыше 5 тысяч улан.
Непосредственно для обороны Новоград-Волынского польское командование стянуло примерно половину этих сил, а также много артиллерии — 50 легких и 8 тяжелых орудий. Часть из сосредоточенных сюда войск переброшена с других участков советско-польского фронта или из глубины страны. Так, 65-й пехотный полк 16-й Поморской дивизии прибыл из Белоруссии, а резервная дивизия — из Ломжинской губернии.
Большие потери в последних боях и беспрерывные отступления, по словам поручника, породили у солдат неверие в возможность противостоять красной коннице. [164] Настроение в войсках подавленное, многие готовы сдаться в плен, только боятся офицеров...
Чуть забрезжил рассвет, и мы снова отправились на наблюдательный пункт. Солнце еще не взошло, но воздух был горячим, словно накалил его жаркий бой, не умолкавший всю короткую летнюю ночь.
К утру 6-я и 14-я дивизии захватили первую линию окопов противника и подошли ко второй, тоже прикрытой заграждениями и сильным ружейно-пулеметным огнем.
Бой достиг наивысшего напряжения. Атаки следовали одна за другой. «Назад за Случь пути нет! Даешь Новоград-Волынский!» — призывали бойцов коммунисты. И опять начинался штурм, упорный, неотступный.
Прискакал разгоряченный Морозов:
— Семен Михайлович, огонь с восточной окраины Новоград-Волынского заметно ослаб. У меня наметился успех. Разрешите бросить в бой третью бригаду.
Я согласился. Его бригаду мы назначили в армейский резерв, рассчитывая ввести в дело там, где наступит перелом в нашу пользу. Теперь успех наметился у Морозова, на его участке и следовало использовать 3-ю бригаду.
Вскоре поступили донесения. 14-я дивизия прорвала оборону противника и развивала наступление на Смолдырев, а 2-я бригада Морозова форсировала Случь у Ивашковки.
— Ну что, Семен Михайлович, пришла и нам пора взяться за оружие, — улыбнулся Климент Ефремович, доставая свой карабин.
— Я тоже так думаю. Поедемте в шестую дивизию.
— Пожалуй, мое место с ними, — кивнул Ворошилов в сторону готовившейся к наступлению спешенной 3-й бригады 11-й дивизии. — Поднажмите там, а я здесь. До встречи в Новоград-Волынском!
Он взял карабин, поправил маузер на поясе и вместе со своим адъютантом Р. П. Хмельницким быстро зашагал...
В 6-ю дивизию я приехал, когда уже очищалась от врагов вторая линия окопов. Бригада Н. П. Колесова лавой устремилась в образовавшуюся брешь.
Противник попытался задержать прорвавшихся конармейцев. На наших глазах из урочища Конотоп южнее [165] Новоград-Волынского выскочил уланский полк и устремился во фланг бригады Колесова. Хорошо, что наши вовремя заметили. Навстречу уланам помчался 36-й кавалерийский полк Ефима Вербина.
И вот уже полки столкнулись. Началась жестокая сеча. Я видел, как Вербин с десятком конармейцев ворвался в строй белополяков и начал прорезать его. Прошло всего несколько минут, а уланы уже дрогнули. Только добрые, сытые кони спасли их от полного разгрома. Группами и в одиночку они откатились в лес, уступая нашим дорогу на Новоград-Волынский, 36-й кавполк, участвовавший в борьбе за город, получил почетное наименование Новоград-Волынского.
С. К. Тимошенко разыскать поблизости не удалось. Он ускакал с наступающими частями. Встретил К. К. Жолнеркевича. С ним мы поехали в село Стриева, где имелась церковь.
С колокольни открывалась широкая перспектива. В бинокль хорошо была видна развернувшаяся веером 6-я дивизия, уходившая на запад. Южнее ее бригады Пархоменко, выбив противника из большого села Кикова, направились к Рогачеву и Смолдыреву.
— Все ясно, Константин Карлович. Поехали в город, — предложил я Жолнеркевичу.
У урочища Конотоп догнали трубачей 6-й дивизии. Они молча расступились, и я увидел медленно двигавшуюся пулеметную тачанку. На ней, прикрытый по грудь буркой, лежал командир 34-го кавалерийского полка Игнат Григорьевич Долгополов. Легкий ветерок шевелил его русые волосы. По бледному лицу и запекшейся крови на виске нетрудно было понять, что он мертв. Я снял фуражку и склонил голову над телом героя.
Прядая ушами и вздрагивая, беспокойно всхрапывал привязанный к тачанке гнедой конь — немой свидетель ратных подвигов хозяина. Скрипела и тряслась на ухабах разбитой дороги тачанка. Раскачивалась голова Игната. И порой казалось, что он хочет приподнять ее и сказать уходившим на запад бойцам последнее напутственное слово. Я знал, как он любил подчиненных, и они отвечали ему тем же.
Ординарец Долгополова рассказал, что погиб Игнат в момент прорыва обороны противника. Он шел в атаку [166] впереди всех, но, сраженный пулей, упал на колючую проволоку. Бойцы подняли его и на руках пронесли через окопы вместе со Знаменем полка...
Улицы Новоград-Волынского оказались заполненными конармейцами и горожанами. Кругом царило праздничное оживление. Радостные и взволнованные жители встречали своих освободителей большими букетами цветов.
Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы освободиться от бесконечных дружеских объятий и прорваться к дому, где разместился полевой штаб.
К. Е. Ворошилов был уже на месте и, не теряя времени, включился в работу по наведению революционного порядка в городе.
К вечеру мы подготовили и подписали приказ о создании временного Новоград-Волынского революционного комитета во главе с Павлом Семеновичем Рыбалко. Для охраны города и поддержания в нем порядка командира полка Н. В. Ракитина назначили начальником Новоград-Волынского гарнизона.
А на исходе дня, когда все неотложные дела были решены и мы собрались отдохнуть, из штаба фронта поступила радиограмма.
— «Реввоенсовет Юго-Западного фронта, — говорилось в ней, — приветствует беззаветную храбрость и военную доблесть богатырей Первой Конной армии и от лица всех армий фронта поздравляет их с новой блестящей победой»{38}.
