Главная страница 
Галерея  Статьи  Книги  Видео  Форум

Руденко С.И. Крылья Победы. — М.: Международные отношения, 1985,— 400 с. — (Военные мемуары). — 2-е изд.


Назад                     Содержание                     Вперед

Перед нами Висла

С большой радостью прочли мы в начале июля Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза тринадцати славным бойцам нашей воздушной армии. Среди них были такие известные воины-сталинградцы, как А. Г. Наконечников и М. Г. Скляров. Наши ветераны росли в званиях и должностях и продолжали со все большим рвением и азартом летать на боевые задания. Тот же Наконечников, ставший впоследствии командиром штурмовой дивизии, по-прежнему возглавлял группы «илов», выполняя самые ответственные и опасные задачи.

Отважно воевал и командир истребительного полка П. Ф. Чупиков, удостоенный звания Героя Советского Союза. Он показал свою храбрость и мастерство еще в боях на озере Хасан. В годы Великой Отечественной войны его талант командира и воздушного аса раскрылся в полную силу. Он без страха и промаха разил врага и учил этому мастерству своих подчиненных. В полку, удостоенном многих высоких наград, выросло более десяти Героев Советского Союза. Трудно переоценить значение личного примера командиров для воспитания летной молодежи.

Второй этап Белорусской операции начался 5 июля. Войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов частью сил приступили к ликвидации окруженной в районе Минска вражеской группировки, а основными продвигались на запад. Армии 1-го Белорусского фронта получили задачу нанести главный удар на Брест, овладеть городами Барановичи, Лунинец и не позднее 10—12 июля выйти на рубеж Слоним, Пинск. В дальнейшем им предстояло освободить Брест и захватить плацдармы на правом берегу реки Западный Буг. Главной задачей 16 ВА на начальном этапе этого периода являлась поддержка наступающих частей. [228]

6 и 7 июля войска 48, 65 и 28-й армий вели бои за город Барановичи, превращенный противником в мощный узел обороны. 500 бомбардировщиков и штурмовиков действовали по укреплениям врага всей своей мощью. 8 июля гитлеровцы были выбиты из города. Пользуясь тем, что наши авиаторы непрерывно наращивали удары по отступающему противнику, стрелковые части форсировали реку Шара и 16 июля вышли на рубеж город Свислочь (западный), Пружаны.

Об эффективности наших ударов с воздуха свидетельствует отзыв, полученный из штаба 28-й армии. В нем говорилось:

«2-я гвардейская штурмовая Черниговско-Речицкая Краснознаменная ордена Суворова дивизия в период с 4.7.44г. по 15.7.44г. произвела 320 самолето-вылетов на штурмовку и 40 самолето-вылетов на разведку. Бомбардировочно-штурмовыми ударами уничтожено много танков, бронемашин, артиллерии на огневых позициях, автотранспорта и пехоты противника при овладении г. Барановичи и крупными населенными пунктами Тимковичи, Смежево, Клецк, Синявка, Ляховиче, Русиновиче, Кширошин.

Боевые действия экипажей штурмовиков и их взаимодействие с наземными войсками было организовано хорошо»{21}.

Общевойсковые командиры сообщали о мужестве и мастерстве, проявленном нашими бомбардировщиками, разведчиками, истребителями. Вот что говорилось в одном из донесений:

«7 июля 1944 года в район Десны вылетела группа Ил-2 в сопровождении пяти Як-9 под командованием коммуниста гвардии капитана А. А. Ефремова. В районе цели появилось десять ФВ-190 и десять Ме-109, имевших преимущество в высоте. Несмотря на численное превосходство врага, наши «ястребки» вступили в воздушный бой и, искусно маневрируя, били фашистов наповал. После двух коротких очередей капитана Ефремова вспыхнул один ФВ-190. Гвардеец-коммунист В. Г. Жилин сжег второй самолет противника. Немцы не унимались, одну за другой повторяли атаки. Вскоре пошел к земле третий сбитый фашистский самолет, расстрелянный почти в упор капитаном Ефремовым. Остальные истребители противника повернули на запад.

Штурмовики и Истребители, выполнив задание, без потерь возвратились на свой аэродром». [229]

Другое сообщение было не менее красноречиво:

«Группа летчиков-истребителей 176 иап встретила немецкий разведчик ФВ-189 и атаковала его. «Рама» пыталась уйти в облака. Когда атаки трех летчиков не дали результата, коммунист младший лейтенант Галустян быстро сблизился с фашистским разведчиком и левой плоскостью ударил ему по фюзеляжу. ФВ-189 рассыпался в воздухе. Тов. Галустян выбросился на парашюте»{22}.

Пришла наконец пора показать себя и летчикам, находившимся на ковельском направлении. Наземнье части должны были здесь начать наступать в момент, когда войска, правого крыла фронта выйдут в район Пружаны, Брест. 6-я воздушная армия имела до этого три дивизии. Теперь ее усилили двумя корпусами: 9-м штурмовым генерала Н. С. Виноградова и 13-м истребительным генерала Б. А. Сиднева. Здесь мы и встретились с Борисом Арсеньевичем, с которым летали в одной эскадрилье в 1933—1934 годах.

Я был комэском и много занимался тем, как улучшить летную подготовку. Прежде всего решил обеспечить отличное состояние материальной части, отшлифовать технику пилотирования и строго требовать соблюдения дисциплины В эскадрилье стал складываться очень дружный коллектив Но в нем оказались и слабые летчики, а мне хотелось, чтобы были только хорошие. Во всяком случае, в свое командирское звено я искал настоящих асов. Приметил я среди прочих пилота Сиднева с тремя треугольниками в петлицах. Молодой парень, худощавый, улыбчивый, служил в корректировочном отряде. Командовал этим подразделением мой однокашник по школе Ян Пурелис — солидный, умный, рассудительный человек. У нас в училище он пользовался большим авторитетом среди курсантов, был членом партбюро. И стал я к ним обоим «подбирать ключи», чтобы Сиднева забрать к себе.

Бориса Арсеньевича увлек рассказами, как будем летать на пилотаж. И он сам стал просить Пурелиса отпустить его к нам. В конце концов Ян согласился.

Так сложилось у меня звено: справа Сиднее, а слева Митин. В полетах тогда преимущественно применялся левый разворот. Митин хорошо держался внутри на малых скоростях, а Сиднев лучше себя чувствовал на больших. И вот стали мы слетываться. Представил я их обоих на младших летчиков. Они получили это звание, и треугольники на их [230] петлицах сменились квадратами. Им выдали летную форму.

В 1933 году нашу эскадрилью перевели в Харьков. Здесь мы продолжали совершенствовать технику пилотирования, бомбили по-снайперски, метко стреляли. Слетанность звена отрабатывали так: связывали самолеты шпагатом с флажками и одновременно шли на взлет, выполняли виражи, развороты и наконец посадку. Тогда была традиция показывать шефам полеты, и наш пилотаж на связанных самолетах был главным номером каждой встречи с гостями.

В таком полете требуется, чтобы ведомые умели точно выдерживать свое место в строю. Амплитуда колебания не должна превышать одного-двух метров вверх и вниз. Задача ведущего — сохранять постоянную скорость, не разгонять ее. Вначале у нас нередко рвался шпагат, потом около двух лет мы летали вместе с большим успехом.

Расстались мы не совсем обычно. В то время формировались бригады тяжелых самолетов ТБ-3. Летчиков туда отбирал начальник ВВС Я. И. Алкснис. Особенно строго подходили к назначению командиров кораблей, отрядов, эскадрилий. Туг нужны были наиболее опытные авиаторы.

Вызвали и нас с Сидневым и Митиным. Вначале в Харьков на комиссию, которую возглавлял начальник политуправления округа Хаханьян — крупный военный деятель того времени.

Мне предложили стать командиром эскадрильи тяжелых кораблей. Я поблагодарил за высокое доверие, но попросил оставить меня на старом месте. Хаханьян удивился: «Почему?» Я объяснил, что терпеть не могу летать на тяжелых машинах, люблю летать на легких. Он с кавказским темпераментом как трахнет по столу ладонями.

— Ух ты мальчишка! Как это терпеть не могу! Ему такое доверие, а он... Ты понимаешь, что ты говоришь? — и начал меня отчитывать.

Я признался честно и откровенно. Иному человеку действительно приятно управлять в воздухе громадной машиной, он чувствует в руках мощь. А на легких самолетах все кажется в непрерывном движении и самому приходится вертеться. Вот это было мне по душе. Хаханьян, не будучи летчиком, этого не понимал. Потому и обозвал меня мальчишкой.

Спросил он мнение командира бригады Бахрушина, тот попросил оставить меня на прежней должности. Хаханьян хмуро сказал:

— Все. Можете идти. [231]

Сиднев тоже отказывался. Вышел из кабинета красный, возбужденный. Он, как и я, сказал, что хотел бы остаться здесь, поскольку любит летать на легких самолетах. Я спросил:

— Не ругали?

— Нет, — говорит.

Значит, думаю, не так я выразился. Не надо было говорить: «Терпеть не могу тяжелых машин», а деликатно: «Люблю летать на легких самолетах». А Митин уже и не отказывался.

Вышел член комиссии и объявил нам:

— Сегодня вечером отправляйтесь в Москву, в штаб ВВС

Значит, решили все-таки посылать.

Поехали мы в столицу. Я все думал, как лучше мотивировать отказ. Два года тому назад только академию кончил, а уже успел послужить в двух эскадрильях. Теперь еще переход.

Вызвали к Алкснису. Докладывал начальник отдела кадров, цитировал рекомендации округа, характеристики. Алкснис сказал:

— Ну что ж, подходит.

И тут же спросил меня:

— А сами вы как?

Тут я решил быть осторожнее в выражениях и ответил Алкснису:

— Благодарен за честь и доверие, но выходит как-то неладно. Я молодой командир эскадрильи, кончил недавно академию и получаю вот уже третье назначение. Только в одном месте привык, втянулся в дела, видны уже некоторые результаты, а меня опять переводят. Просил бы оставить меня на прежнем месте.

Алкснис заметил:

— А вы знаете, пожалуй, он прав.

Кадровик тоже согласился:

— В какой-то степени убедительно. Удовлетворим его просьбу?

— Удовлетворим, — заключает Алкснис. — Идите, командуйте! Правильно рассуждаете.

Я был на верху блаженства, но товарищей моих все-таки назначили. И Сиднее поехал в Запорожье — командиром тяжелого корабля. А Митин—в Кировоград. Вот так мы в 1934 году и расстались.

На войне мы встретились сначала под Сталинградом, [232] а теперь в Белоруссии. Командовал Борис Арсеньев и 13-м истребительным корпусом. Привязанность сердца взяла все-таки верх. Он много летал на боевые задания, лично сбил четыре фашистских самолета

Ковельскую операцию, в ходе которой наши войска должны были выйти к Варшаве, Рокоссовский планировал провести стремительно. Предстояло организовать молниеносный удар танков и авиации. Поэтому мне Константин Константинович поставил задачу перебросить на левое крыло почти половину частей 16 ВА, особенно много перенацеливалось туда бомбардировщиков.

Командующий фронтом со штабом выезжал на ковельское направление. Накануне отъезда он вызвал меня к себе и приказал тоже отправляться с ним. Я спросил: «А что мне там делать? Ведь у шестой воздушной свой командующий. Туда прибыли А. А. Новиков и его заместители».

Константин Константинович заметил, что у него нет времени для «притирания» с новыми людьми.

— Ты знаешь, как все делалось у нас, начиная со Сталинграда, так надо провести и здесь, — закончил он разговор тоном, не оставляющим места для возражений.

Помолчав немного, добавил:

— На левый фланг едут также Казаков, Орел, Прошляков, Антипенко. Кстати говоря, там и войска наши. Армия В. И. Чуйкова вышла туда. Мы эту армию знаем, воевали с ней. Танкисты Богданова с нами были и под Курском, и в других местах Это старые знакомые. Что касается взаимоотношений с командующим воздушной армией, ты сам сумеешь их наладить и себя поставить так, чтобы все было в норме.

Мы прилетели на левый фланг. Там нас встретили командиры, в том числе Полынин. Я рассказал ему о решении Рокоссовского, которым он возложил на меня обязанность участвовать в организации и проведении операции на этом направлении, не ущемляя его прав как командующего армией. Федор Петрович правильно понял меня, и, забегая вперед, скажу: мы так распределяли обязанности, что, когда он уезжал на передовой КП управлять боем, я оставался в штабе. И у нас не было никаких недоразумений. К командующему фронтом всегда ездили вместе. Так сработались, что, казалось, иначе и быть не может.

Во время планирования операции начальник тыла 6-й армии попросил меня вызвать наших специалистов, чтобы они рассказали и показали, как лучше организовать обеспечение [233] авиации. Прилетел генерал Кириллов, с ним его помощники. Они поделились опытом с боевыми друзьями.

В ночь на 18 июля на участке прорыва под Ковелем 337 дальних бомбардировщиков разрушили основные опорные пункты вражеской обороны. Утром, перед атакой, над полем боя появились крупные группы Пе-2 и Ил-2 16-й и 6-й воздушных армий. Снарядами и бомбами они обрабатывали позиции противника около полутора часов. Когда наземные войска пошли вперед, наши самолеты, накатываясь волнами по-эскадрильно, непрерывно висели над врагом. За день авиация совершила более 1000 самолето-вылетов.

С момента ввода в прорыв 2-й гвардейской танковой армии основные усилия авиаторов были направлены на то, чтобы обеспечить ее быстрейшее продвижение на варшавском направлении. Летчики 6-го штурмового авиакорпуса генерала Б. К. Токарева подавляли средства противотанковой обороны, громили резервы противника.

Мощные удары с воздуха способствовали успеху Брестско-Люблинской операции. 20 июля наши передовые части форсировали Западный Буг и вступили на территорию Польши. Они с ходу овладели Люблином и вышли к Висле.

В это же время 28-я армия при поддержке 16 ВА выходила к Западному Бугу севернее Бреста, угрожая вражеским войскам окружением. Гитлеровцы предприняли контрудары и несколько замедлили наше продвижение, но 28 июля Брест был освобожден. Наши части продолжали гнать противника на запад.

Несмотря на усталость, связанную с продолжительностью операции и огромным напряжением, неизбежным при поддержке наступающих войск, когда линия боевого соприкосновения постоянно меняется и необходима максимальная внимательность, наши авиаторы действовали очень самоотверженно и безошибочно, какую бы задачу ни выполняли.

Замечательными подвигами прославился летчик-истребитель Герой Советского Союза Иван Козич. Он пользовался всеобщим уважением не только в своем полку, но и в других частях армии. Когда деревня Старые Морги, его родина, была освобождена, Иван Козич поехал навестить свою мать. Но не застал ее в живых. Фашисты на глазах односельчан расстреляли мать летчика Соседи рассказали ему, как это было.

...Мертвая тишина царила тогда в деревне. Ни песен, ни голоса живого. Жизнь будто вымерла. Однажды в избу семьи Козича пришли фашисты. [234]

— Собирайся! — закричали они матери, размахивая автоматами.

Они вывели ее во двор. Потом схватили за нога и поволокли к свежевырытой яме.

— И как только ни издевались над Анной Антоновной, — со слезами на глазах рассказывали односельчане. — Сперва ироды наставили на нее автомат и начали пугать. Затем дали очередь по ногам. Окровавленная, она упала на землю и просила смерти у врага. Но подлые палачи вначале потешились над ней, а затем убили.

На второй день эскадрилья Ивана Козина была в воздухе. У линии фронта она обнаружила несколько «фоккеров». Они на малой высоте шли в сторону своей территории. «Лавочкины» бросились в атаку.

— Это вам за Анну Антоновну Козин! — говорили летчики Семенов и Гуляев, расстреливая фашистские машины. В этот день они уничтожили два самолета противника. А за месяц эскадрилья Козича сбила 13 машин в воздухе и две — на земле.

Советские летчики уже приобрели богатый опыт. Было немало случаев, когда один или два воздушных бойца разгоняли большую группу противника.

Впереди, как всегда, были коммунисты. Они вели за собой боевых товарищей. Показательны, например, итоги одного дня — 16 июля — в 8-м истребительном авиакорпусе. Летчики корпуса в воздушных схватках сбили одиннадцать вражеских самолетов. Коммунисты Е. А. Жарков и Н. А. Крехов увеличили свой боевой счет на две машины каждый, по одной уничтожили члены партии С. Г. Ловягин, С. Д. Бурак, комсомолец В. Г. Казаков. Парторг эскадрильи старший лейтенант А. Н. Кочерга сбил один Ме-109. (Из политдонесения от 23.7.1944г.)

29 июля при нанесении удара по отходящей автоколонне противника отличились две шестерки штурмовиков, возглавляемые коммунистом майором Б. Е Гребеньковым. Триста автомашин с боеприпасами, артиллерией и живой силой поспешно отступали по дороге Константинув — Корнице Стара. Двумя заходами «илы» уничтожили 45 автомашин, 40 повозок, убили и ранили до сотни солдат и офицеров, повредили два зенитных орудия.

Командир 55-й стрелковой дивизии генерал-майор А. П. Турчинский, наблюдавший за действиями штурмовиков в районе Константинува, дал высокую оценку эффективности [235] их ударов, в результате которых наши части овладели городом, не встретив серьезного сопротивления{23}.

В боях над Белоруссией подвиг штурманов ночных бомбардировщиков Н. Зотова и И. Разуваева, о которых я уже рассказывал, повторил лейтенант Павел Денисовец. В ночь на 20 июля 1944 года экипаж в составе И. М. Белозерова и П. М. Денисовца вел разведку участка дороги Влодава — Владимир-Волынский, переправы через реку Западный Буг у населенного пункта Дорогуск. Самолет попал в лучи четырех прожекторов и под огонь вражеских зениток. Летчик был тяжело ранен в голову и потерял сознание. У По-2 оказались поврежденными элероны и рули глубины, и он начал беспорядочно падать. Штурман звена лейтенант Денисовец сумел выровнять машину и довести ее до своего аэродрома по маршруту протяженностью 90 километров. Несмотря на малые размеры полосы и сильный боковой ветер, он благополучно произвел посадку.

Только исключительное мужество, сила воли и знание техники помогли лейтенанту Денисовцу стойко перенести все трудности, спасти жизнь командира и самолет. Офицеры И. М. Белозеров и П. М. Денисовец были удостоены правительственных наград.

На войне у человека бывают такие минуты, когда ему одному приходится решать вопросы, от которых зависит его жизнь. Даже не минуты, а мгновения. Было так и у летчика Николая Ивановича Синицына.

...Шестерка «юнкерсов», сопровождаемая четырьмя «мессерами», шла бомбить боевые порядки советских войск. Внезапно в небе появились два наших «яка». Один из них связал боем вражеские истребители, другой атаковал бомбардировщики. Он с ходу сбил ведущего, затем поджег еще один «юнкерс». Этот подвиг совершил Синицын.

В ходе поединка машина Николая Синицына получила серьезные повреждения, и он вынужден был сесть на территории, занятой противником. Но и в такой сложной обстановке советский летчик не растерялся. Он укрылся в густом лесу, а затем глухими тропами вышел к своим. Вскоре летчик снова отправился на боевое задание.

28 июля, после того как одиннадцать «илов», ведомых подполковником Н. К. Лысенко, нанесли удар по войскам противника, окруженным в районе Кжичева, мы получили следующую телеграмму: «Ваша группа Ил-2 действовала [236] отлично. Сообщите должность, звание и фамилию ведущего. Всем экипажам объявить благодарность. Полковник Бойков»{24}.

Штурмовики 299 шад оказали хорошую помощь конно-механизированной группе, действовавшей в районе Седлеца, 30 июля командир дивизии И. В. Крупский получил такую телеграмму. «...Личный состав конно-механизированной группы восхищен отличной работой ваших летчиков в районе Седлеца Бойцы и офицеры выносят глубокую благодарность за поддержку в бою. Командующий КМГ гв. генерал-лейтенант Крюков»{25}.

В начале августа освобождение Белоруссии от оккупантов было завершено. Одержанные победы ярко свидетельствовали о высоких морально-боевых качествах советских воинов, их беспредельной преданности Родине и Коммунистической партии. Большую роль в мобилизации их на героические подвиги сыграло обращение правительства Белорусской ССР, зачитанное перед началом наступления. В письме говорилось о страданиях народа под немецко-фашистским игом, звучал призыв к скорейшему изгнанию ненавистных гитлеровских захватчиков.

Летчики и штурманы 16-й воздушной армии ответили письмом-клятвой. Вот оно: «Мы слышим тебя, наша родная многострадальная Белоруссия. Твой зов для нас дороже жизни. Твой зов для нас — это мольба и надежды наших братьев и сестер, это голос нашей совести и чести.

Сотни километров прошли мы с жестокими и кровопролитными боями, пока вступили на твою священную землю. Но мы всегда думали о тебе, Беларусь! Эта мысль всегда вдохновляла нас в бою и укрепляла нашу волю к победе. Мы видели и слышали тебя сквозь густые сталинградские метели, сквозь дым и развалины Курска, Ливен, сквозь руины и пожарища Чернигова И наши сердца рвались вперед. И наш напор возрастал с каждым днем.

Мы клянемся тебе, родная Беларусь, что не уцелеет броня фашистских «тигров» и «фердинандов» от огня наших пушек и взрывов бомб. Они будут гореть еще чаще. Ни один дот и дзот не устоит против нашего мощного штурмового удара...

За муки и слезы, за кровь и смерть лучших твоих сынов и дочерей противник жестоко поплатится»{26} [237]

Воздушные бойцы с честью сдержали свою клятву. На землю Белоруссии снова пришли счастье и радость. Ее героический народ вновь стал свободным.

К этому времени операция «Багратион» вступила в заключительную фазу. Мы уже вернулись с левого крыла фронта и находились в 16-й воздушной армии. Напряженность боев с каждым днем возрастала, все большее сопротивление оказывала вражеская авиация, усиленная частями, переброшенными сюда с других участков.

8-я гвардейская армия, продолжая гнать гитлеровцев, с ходу форсировала Вислу и захватила магнушевский плацдарм на ее западном берегу. Противник принимал чрезвычайные меры, чтобы сбросить наши части в реку, подтягивал танки, пехоту и артиллерию. Большую активность развила вражеская авиация. А мы, к сожалению, не могли поставить перед ней плотный заслон из истребителей, да и зенитных средств подоспело недостаточно. Аэродромы находились далеко, и пока наши «ястребки» достигали заданного района, у них оставалось горючего на считанные минуты боя. А если противника в воздухе не было, полет вовсе оказывался холостым. При вылетах «по вызову» получалось то же самое: пока наши «ястребки» летели, немцы успевали отбомбиться.

Да, дорого нам обходились растянутость коммуникаций, трудности доставки горючего, боеприпасов, запасных частей, нехватка автотранспорта Самолеты нуждались в ремонте, почти полностью были израсходованы запасы горючего. В 16-й воздушной армии, например, на 23 июля осталось 830 тонн бензина, то есть всего одна заправка. Подвоз материальных средств затрудняло и плохое состояние дорог, которые были пока не восстановлены. Вблизи линии фронта аэродромов у нас насчитывалось еще мало. Инженерные батальоны только приступили к их подготовке. В связи с этим в боях могла участвовать только часть соединений воздушной армии, да и то расположенных далеко от фронта.

В то же время самолеты противника то и дело налетали на переправы через Вислу. Разрушить их — такую цель поставило перед своей авиацией немецко-фашистское командование. Налеты ее отбивали истребители нескольких полков 6-го и 13-го авиакорпусов.

Воздушная обстановка особенно усложнилась в период с 6 по 12 августа. За эту неделю на 1-м Белорусском фронте наши произвели 1500 самолето-вылетов, а противник около 2150{27}. [238]

Горько и обидно было сознавать, что даже при наличии горючего нашим истребителям из-за нечеткого управления иногда не удавалось перехватить вражеские самолеты. Находясь под впечатлением одного из таких случаев, я телеграфировал командиру 6-го корпуса:

«Вам была поставлена задача на 9.8.44 г. с 13.00 не допустить действий бомбардировщиков противника по нашим войскам в районе иск. Варка, Новая Воля, Михалув, Магнушев, р. Висла.

Имею данные, что противник в течение всего дня группами Ю-87 и Ю-88 бомбил переправы через Вислу и наши войска на плацдарме. А ваши истребители не имели ни одной встречи с бомбардировщиками... Что же они делают? Вывод ясен — не выполняют поставленную боевую задачу»{28}.

Действия истребителей затрудняло то, что отстали средства управления и наведения. На следующий день нам все-таки удалось выправить положение. Командир выехал с радиостанцией на плацдарм и организовал твердое, непрерывное управление. Наведение «Яковлевых» и «лавочкиных» на цели стало осуществляться с помощью радиолокационных станций. Все это сразу же сказалось на итогах боевых действий.

В одном из отчетов тех дней говорилось: «11 августа в 10 воздушных боях было сбито 17 вражеских самолетов. 12 августа в 28 воздушных боях противник потерял 39 бомбардировщиков и истребителей»{29}.

Мне запомнилась ожесточенная схватка четверки наших самолетов, ведомых старшим лейтенантом И. Д. Мамоновым, с десятью «юнкерсами» и «фокке-вульфами». Она произошла 12 августа в районе переправы через Вислу. Истребители, возглавляемые коммунистом Мамоновым, врезались в строй немецких самолетов и навязали им бой, в результате которого враг потерял семь машин. Два «фоккера» «перечеркнул» огненной трассой Мамонов, один Ю-87 и один ФВ-190 сбил младший лейтенант С. В. Давыдов, а еще один ФВ — младший лейтенант В. П. Ващилкин. Во время атаки самолет Ващилкина был подбит. Летчик выбросился с парашютом и приземлился вблизи переднего края немецкой обороны. Гитлеровцы открыли по нему огонь. Ващилкин стал уходить к нашему переднему краю. Раненный в правую руку, он, однако, добрался до своих. Прибыл в полк 15 августа, сразу же попросился на боевое задание. [239]

14 августа семерка Ил-2 299 шал, которой командовал подполковник Э. В. Вийк, пролетая над передним краем, сбросила вымпел с двумя ключами и запиской. Вымпел упал в расположении 271-го гвардейского стрелкового полка. Вот что сообщил в донесении начальник политотдела 88-й гвардейской стрелковой дивизии:

«14 августа летчиками штурмовой авиации над расположением 271 гв. сп были сброшены ключи и призыв к нашим бойцам и офицерам. В призыве говорится: «Эти ключи от Варшавы и немецкого логова — Берлина. Надеемся, что вы сумеете открыть ворота этих городов, а мы — ваши друзья — «горбатые» поддержим вас с воздуха. О получении этого призыва и ключей просим сообщить по указанному адресу».

Во всех подразделениях полка были проведены беседы. В письме к летчикам бойцы, сержанты и офицеры заверили, что их наказ будет выполнен»{30}.

Командующий 2-й танковой армией на рассвете попросил нас ударить по противнику, занявшему оборону на окраинах Минска-Мазовецкого, и указал цели. После удара войска пойдут в атаку. Я послал большую группу Пе-2. Когда полки вылетели, раздался телефонный звонок от генерала Богданова. Взволнованным голосом он просил остановить бомбардировщики, поскольку наши части уже ворвались в город. Удар может быть нанесен по своим. Я ответил: «Экипажи, очевидно, уже там. Попробую остановить». «Да, Пе-2 над целью», — сообщили мне с КП. Ну, думаю, не успеем ничего сделать. Вот так история!

По счастью, командир группы пикировщиков сам обнаружил, что наши танки вошли в город. В воздухе он принял решение бомбить его западную окраину и этим крепко помог наступающим войскам. Вот что значит находчивость и решительность! Нас ведь всегда учили: следить в воздухе за войсками на земле и с учетом их действий принимать решения, выбирать цель, может быть, даже не ту, которую указали перед вылетом. Это качество особенно необходимо, когда обстановка быстро меняется.

Напряженность на магнушевском плацдарме сохранялась. В. И. Чуйков очень остро реагировал на потери от налетов вражеских самолетов. Пришлось поехать к нему и попросить помочь нам построить полевой аэродром на правом берегу Вислы. Когда площадка была готова, мы посадили [240] на нее истребительную дивизию. Теперь войска В. И. Чуйкова стали чувствовать себя гораздо лучше.

Не меньших забот требовал и второй — пулавский плацдарм, который захватила 69-я армия генерала В. Я. Колпакчи. Сюда противник тоже подбрасывал свежие войска. Отчаянно атаковал он и с воздуха. Мы перебросили за Вислу побольше зенитных средств. Колпакчи попросил усилить прикрытие и истребителями.

— Оградите меня от ударов с воздуха, — сказал он. — А на земле я сам справлюсь с любым врагом. Солдаты окопались так, что им сам черт не страшен.

Построили мы еще один аэродром и посадили на нем истребители.

У предместья Варшавы — Праги наши войска натолкнулись на мощный рубеж вражеской обороны с железобетонными сооружениями. Как ни били мы по ним с земли и с воздуха, сокрушить их не удавалось. Здесь наступали 47-я армия и 1-я армия Войска Польского.

Командующий фронтом поехал на КП к генералу Берлингу — командующему 1-й армией Войска Польского. Выслушав его доклад и оценив обстановку, Константин Константинович Рокоссовский пришел к выводу, что с имеющимися средствами огневой поддержки и разрушения продолжать наступление невозможно. Попусту терять людей незачем. Необходимо подтянуть более мощную артиллерию, покрепче ударить и с воздуха. Командующий тут же поставил задачи мне и В. И. Казакову. Мы с Василием Ивановичем и командармами взялись за разработку плана разрушения укреплений на пути к Варшаве.

За обедом, устроенным генералом Берлингом, царило оживление. Но шутливые разговоры то и дело сменялись серьезными. Когда речь зашла об укреплениях Праги, кто-то сказал Берлингу:

— А ведь это вы построили такую мощную оборону. Теперь вам же приходится брать ее. Вот ведь судьба!

Берлинг нахмурился и задумчиво ответил:

— Видите ли, наши правители всегда смотрели на запад, а не на восток, вот и результат: нашему народу приходится расплачиваться за это кровью.

...Постепенно обстановка в воздухе над плацдармами стала улучшаться. Получив должный отпор, авиация противника резко снизила активность.

В дальнейшем, вплоть до завершения операции, наши летчики надежно прикрывали переправы. Экономно расходуя [241] то небольшое количество горючего, которое имелось в нашем распоряжении, авиаторы мощными концентрированными, ударами обеспечили успешное наступление войск к реке Нарев и взятие Праги — предместья Варшавы.

Начиная со второй половины августа бок о бок с советскими авиаторами сражались польские летчики. 14 августа к нам на фронт прибыли 1-й истребительный авиаполк. «Варшава» и 2-й ночной бомбардировочный «Краков». Первые боевые вылеты польские летчики совершали вместе со своими более опытными советскими коллегами. В последующем они начали выполнять задачи самостоятельно. Помню, что с самого начала хорошо зарекомендовали себя в боях подпоручики В. Калиновский, Ю. Козак, П. Хаусович. Правда, на первых порах им не хватало боевого опыта, но зато отваги, горячего стремления идти в бой против фашистских захватчиков у них было хоть отбавляй.

В самый разгар боев ко мне на командный пункт приехал скульптор Евгений Викторович Вучетич.

— Здравствуйте, товарищ командующий!

— Здравствуйте! Узнали?

— Узнал.

Первый раз мы встретились, с ним в феврале 1942 года в гостинице ЦДКА. Я оказался там, когда меня сняли с должности командующего ВВС Калининского фронта и отозвали в Москву. Настроение у меня было подавленное — как говорится, кошки на душе скребла Вдруг ко мне зашел старший лейтенант.

— Я из студии имени Грекова, — представился он. — Хочу лепить ваш бюст, товарищ генерал-майор. Я наотрез отказался.

Расстроенный, он тихо произнес:

— Совсем немного времени у вас отниму.

— Мне сейчас не до бюста, — ответил я.

Теперь Вучетич приехал на фронт с разрешением. Лукаво улыбаясь, он сказал:

— У меня предписание начальника ПУРа и члена Военного совета фронта. Попробуйте откажитесь.

— Приказ есть приказ... — развел я руками.

— Вижу, работы у вас очень много, но я мешать не буду. Мне позировать не нужно.

Евгений Викторович поселился в нашем домике в комнате рядом с адъютантами. Жил больше недели, наблюдал, делал эскизы. Потом несколько раз сфотографировал меня под различными ракурсами. [242]

31 августа закончилась операция «Багратион». Родина высоко оценила действия авиаторов 16-й воздушной армии. За успехи в боях при освобождении Белоруссии ряд соединений и частей армии были удостоены почетных наименований и награждены орденами.

3-й бомбардировочный и 8-й истребительный авиакорпуса стали Бобруйскими, 196-я штурмовая авиадивизия — Жлобинской, 233-й и 352-й истребительные авиаполки — Минскими, 431-й и 874-й штурмовые — Слуцкими, 2-я гвардейская штурмовая авиационная Черниговско-Речицкая дивизия была награждена орденом Суворова II степени, 16-й отдельный разведывательный Сталинградский полк — орденом Красного Знамени. По новым почетным наименованиям частей и соединений можно было представить себе стремительный путь войск нашего фронта на запад. Вслед за Барановичскими, Слонимскими, Брестскими у нас стали звучать почетные наименования: Люблинские, Седлецкие, Демблинские...

На двадцать семь человек выросла боевая семья наших кавалеров Золотой Звезды. За период операции трижды публиковались указы о присвоении высокого звания Героя Советского Союза офицерам и генералам 16 ВА. Только с 24 июня по 1 августа 1944 года было награждено 1598 воинов-авиаторов нашей армии. В их числе 869 офицеров, 473 сержанта, 256 рядовых. За период наступления орденов были удостоены: 591 летчик, 115 штурманов, 189 воздушных стрелков, 184 инженера и техника, 148 водителей автотранспорта, 70 офицеров штаба, 44 политработника и 262 воина разных специальностей{31}.

За время боев над белорусской территорией 16-я воздушная армия произвела 27 639 самолето-вылетов. Противнику был нанесен значительный урон как в живой силе, так и в технике. В воздушных боях летчики уничтожили несколько сот вражеских самолетов.

Еще раз потерпела крах пресловутая вражеская тактика «планомерного» отхода и «эластичной» обороны. Противник не только не избежал разгрома своих основных сил, но и не смог задержать наши войска на промежуточных рубежах, чтобы выиграть время, необходимое для оперативных перегруппировок.

Активность ВВС противника в этот период была невысокой. Бомбили они главным образом при отсутствии в воздухе [243] наших самолетов. Как только в небе появлялись советские истребители, «мессеры», «фокке-вульфы», «юнкерсы» и «хейнкели» сразу прекращали бой и уходили на запад. В схватку вступали редко и неохотно.

Подтверждением этого может служить воздушный бой, проходивший летом 1944 года на одном из участков фронта. Четверка «яков» под командованием капитана В. Д. Афанасьева встретила двадцать ФВ-190, идущих с бомбовой нагрузкой. Дерзкими и точными атаками три вражеских самолета были сбиты. Остальные сбросили бомбы на свои войска и повернули обратно. Наша четверка потерь не имела. И такие факты были не единичны.

В этих действиях проявлялась трусливость или излишняя осторожность фашистских летчиков. Советские авиаторы, используя различные тактические приемы, находили выход из самых, казалось, безнадежных положений. В этом им помогало не только высокое мастерство, приобретенное за годы тяжелых боев, но и первоклассная техника, которая находилась у них в руках. Многие типы советских самолетов значительно превосходили вражеские по своей скорости, маневренности и другим характеристикам.

Особенность этого периода состояла также в том, что гитлеровцы редко наносили бомбовые удары по тыловым объектам. Они действовали в основном по переднему краю.

Гитлеровская авиация потерпела в Белоруссии тяжелое поражение. Такая же участь постигла и действовавшие здесь общевойсковые фашистские армии. Разгром противника в районах Витебска, Бобруйска и Минска означал образование в центре германского фронта гигантской четырехсоткилометровой бреши, заполнить которую в короткие сроки гитлеровское командование не смогло.

Успешное проведение Белорусской операции имело исключительно важное военно-политическое значение. В результате разгрома немецкой группы армий «Центр» были полностью освобождены Белоруссия, большая часть Литвы, Латвии и польских земель к востоку от Вислы.

Белорусская операция произвела огромное впечатление на союзников. Президент США писал главе Советского правительства: «Стремительность наступления Ваших армий изумительна...»

В связи с успехами Красной Армии в Белоруссии английский премьер так оценил положение фашистской Германии: «Было мало оснований сомневаться в том, что вскоре наступит общий крах...» [244]

Белорусская операция была первой стратегической наступательной операцией Красной Армии, проведенной в период, когда в Западной Европе начались военные действия войск США и Англии. Однако, несмотря на высадку союзников во Франции, 70 процентов сухопутных сил фашистской Германии продолжало действовать на советско-германском фронте.

От других операций, осуществленных Красной Армией, Белорусская отличалась огромным размахом. Наступление было развернуто в полосе 700 километров и завершилось на фронте около тысячи километров.

В Белорусской операции участвовали войска четырех фронтов, пять воздушных армий, авиация дальнего действия, Днепровская военная флотилия и многотысячный отряд белорусских партизан. Это было одно из самых крупных сражений Великой Отечественной войны.

Отличительной чертой наступления в Белоруссии было также то, что здесь очень искусно применялись такие решительные действия, как окружение. Советские войска зажали в кольцо крупные вражеские силы под Витебском, Бобруйском, Минском и Брестом.

Массированно применялись артиллерия, танки и авиация. Успешные действия летчиков летом 1944 года получили высокую оценку. В приказе Верховного Главнокомандующего № 152 от 20 августа 1944 года, посвященном Дню авиации, отмечалось:

«В воздушных битвах с врагом наши летчики показали беспримерную доблесть, героизм и мужество, а командиры и начальники — умение и военное мастерство в руководстве воздушными операциями.

В итоге наша боевая авиация имеет теперь полное господство в воздухе».

...К. К. Рокоссовский когда-то служил в Варшаве, он много о ней рассказывал, и, как только Висла оказалась перед нами, он решил показать нам столицу Польши, за которую предстояло вести бои. Забрались мы на крышу самого высокого дома в Радзимине и стали в бинокли рассматривать большой город Он был весь в дыму, дома горели. Рокоссовский нам объяснял, где какая улица и район. Прошло около полутора часов. И вдруг начался артиллерийский обстрел, по вилке мы определили, что та прицел взят дом, где мы находились. Значит, засекли фрицы нашу группу, расположившуюся на крыше. Рокоссовский приказан немедленно сойти вниз. И мы поехали в штаб 47-й армии. [245]

В заключение следует остановиться еще на одном событии, в котором известную роль играли действия летчиков 16-й воздушной армии. Я имею в виду восстание в Варшаве, организованное реакционным эмигрантским правительством Миколайчика.

В августе экипажи наших воздушных разведчиков начали все чаще докладывать о том, что наблюдают в Варшаве не только огонь зенитной артиллерии, но и стрельбу из полевых орудий. Становилось во; более очевидным, что в городе идут бои. Кто и с кем там сражается — было неясно.

Для немедленного наступления на Варшаву у нас пока не было сил. Войскам требовались отдых и пополнение. А боевая авиация по условиям своего базирования в районе Варшавы вообще действовать не могла, за исключением истребительных полков, расположенных на передовых аэродромах и прикрывающих переправы.

13 сентября в штаб 1-го Белорусского фронта прибыли представители повстанцев Варшавы — две женщины — Елена Яворская и Янина Янцежак. От них мы узнали, в каком тяжелом положении находятся повстанческие отряды и подпольные организации польских патриотов в результате политических авантюр лондонского эмигрантского правительства Польши.

— Все были уверены, — рассказала Яворская, — что действия повстанцев Варшавы будут поддержаны Красной Армией и союзниками и что наши действия лондонским правительством согласованы с советским командованием и командованием союзников. Однако уже через несколько дней кровопролитных боев на улицах Варшавы нам стало ясно, что мы одиноки.

— Патриоты-поляки, — добавила Янцежак, — дрались со всей присущей им преданностью Родине и отвагой. Но оказались жестоко обманутыми авантюристами из эмиграции.

Рокоссовский разговаривал с ними на польском языке. Они передали просьбу, чтобы наши войска помогали Армии Людовой оружием, боеприпасами, медикаментами, назвали примерный район дислоцирования этой армии. Командующий доложил обо всем в Москву. Ставка приказала оказывать помощь повстанцам и организовать переброску им оружия и боеприпасов нашими самолетами.

Надо было связаться с польскими патриотами. Мы решили определить с воздуха те районы Варшавы, где воюют гражданские люди — повстанцы. Послали одного летчика-штурмовика, [246] чтобы он с малой высоты осмотрел улицы польской столицы. Это был заместитель командира полка С. Т. Борщев, ставший впоследствии Героем Советского Союза. Пролетев над Варшавой, он нашел местонахождение патриотов и сбросил вымпел с письмом: «Красная Армия шлет боевой привет героическим бойцам Варшавы!

Подойдя к стенам города, мы получили возможность оказать вам братскую помощь. Сегодня, 13 сентября, наш самолет сбросит вам эту записку, а ночью в ваше расположение будут направлены боеприпасы и продовольствие. Для этого необходимо разложить три костра треугольником на площади Лелевела, на улице Черняковская или на других открытых местах в этих районах.

Если есть электрические фонарики, можно заменить костры подсвечиванием треугольника из фонарей.

Самолеты появятся в 9 часов 30 минут вечера, то есть через 30 минут после наступления темноты. Грузы будут сбрасываться без парашютов в специальных упаковках. Если вы получите эту записку и все поймете, то в 6 часов 30 минут вечера 13 сентября на крыше одного из зданий выложите белое полотнище (из 3—4 простыней)... Ваши делегаты прибыли.

Командование Красной Армии у Варшавы. 13 сентября 1944 г.».

Борщеву было сказано: когда сбросите вымпел, наблюдайте, кто его возьмет — гражданский поляк или фашист в военной форме. Если немец поднимет или никто не возьмет, то сделаем еще одну попытку связаться.

Вернулся летчик и доложил, что вымпел подобрали поляки.

Ночью мы послали По-2. Действительно, был выложен светящийся треугольник, как было условлено. Но ведь и немцы могли поднять записку, прочитать ее и выложить ориентир.

Я доложил командующему фронтом. Он разрешил сбросить первую партию грузов. Повстанцы поняли все и держали связь с нами установленными для них. сигналами. Об этом свидетельствует письмо, сброшенное штурмовиками 14 сентября:

«Привет героическим борцам Варшавы!

Ночью 13 сентября вы хорошо давали сигналы для наших самолетов, которые вам сбрасывали продовольствие и боеприпасы. Сегодня, 14 сентября, в 9 часов 30 минут вечера ждите еще. [247]

Для того чтобы грузы попали к вам, необходимо разложить костры в центре вашего расположения.

Три костра треугольником — на площади Лелевела и на перекрестке улиц Маршалковска— Гожа.

При пролете наших самолетов ночью над вашими районами покажите сигналами с земли, что вам необходимо.

Три костра в линию будут означать, что нужны патроны, выложить от 10 до 11 часов ночи.

Четыре в линию — гранаты, от 11 до 12 часов ночи.

Пять в линию — автоматы, от 12 до 1 часу ночи.

Четыре костра квадратом — минометы и мины, от 1 до 2 часов ночи.

Шесть квадратом — продовольствие, от 2 до 3 часов ночи.

Крест из пяти костров — не сбрасывайте груз, принимать нельзя, в любое время.

Два костра в линию — груз получен, от 3 до 4 часов ночи.

С вами необходимо установить радиосвязь, мы можем сбросить вам радиостанции, но до этого вышлите представителя для получения кодов и указаний, куда бросать рацию.

Прагу мы взяли, а Нове-Брудно, кладбище и станция Прага-Северная у фашистов.

Командование Красной Армии у Варшавы. 14 сентября 1944 г.».

Так была установлена связь с повстанцами. Но ее было недостаточно. Не исключалась возможность попадания вымпелов в руки немцев.

Это диктовало необходимость перебросить к повстанцам своих людей с радиосредствами для постоянной и надежной связи с ними. Их можно было доставить в Варшаву только на парашютах. Другие пути были крайне рискованны. Да и этот путь не отличался безопасностью.

Первых трех парашютистов наметили сбросить на рассвете 18 сентября на площадь Лелевела.

Высота — не выше 200 метров. Эту сложную задачу возложили на лучших летчиков 9-й гвардейской ночной бомбардировочной авиационной дивизии Героя Советского Союза капитана Старостина, старшего лейтенанта Ляшенко и гвардии лейтенанта Михайленко. Отлично зная расположение цели, они выходили к ней через Северный мост на высоте 400 метров с приглушенными моторами. Затем планировали на парк южнее площади Вильсона Над центром его парашютисты по команде летчиков покидали самолет. [248]

В это время специально выделенные По-2 сбросили серию мелких фугасных бомб и подавили огонь вражеских зениток.

Все радисты приземлились благополучно, в условленное время доложили об этом по радио. В последующем мы таким же способом выбросили десант еще из четырех человек. Они держали постоянную связь с командованием фронта и докладывали о положении в районе восстания.

Одним из важнейших условий выполнения задания являлось точное знание района цели. Для этого весь летный состав тщательно изучил план города.

Не менее важным условием успешного решения задачи являлся точный выход на цель. Чтобы облегчить определение точек сбрасывания груза, для каждого района устанавливались характерные ориентиры места начала планирования. Был четко отработан профиль полета до цели и обратно.

Вооружение — минометы, автоматы, ружья ПТР, гранаты, патроны, мины — сбрасывалось, как правило, в легких парашютно-десантных мешках. А 45-миллиметровая противотанковая пушка была сброшена на парашютах по частям.

В 1954 году я побывал в музее Войска Польского и там увидел карту Варшавы, на которой когда-то сделал пометки — где и какие выложить огни. Эту карту мы сбросили повстанцам вместе с оружием и боеприпасами. Сохранились и записки, которые я цитировал выше. По просьбе польских товарищей я рассказал, как осуществлялась помощь восставшим польским патриотам.

Полеты по доставке грузов не обошлись без потерь, В ночь на 20 сентября 1944 года над предместьем Варшавы был сбит самолет Сергея Гладуна. Летчик выбросился с парашютом и попал в расположение войск противника Как раз в это время каратели вылавливали повстанцев и расстреливали на месте всех подозрительных. Сергея был тяжело ранен, с трудом передвигался. Польские друзья оказали ему первую медицинскую помощь и помогли уйти в безопасное место.

А когда Сергей окончательно выбился из сил, его приютила польская патриотка Юзефа Сивинская. Она рисковала не только собственной жизнью, но и жизнью шестерых детей. К приходу советских войск летчик окреп. А вскоре он снова поднялся во фронтовое небо.

Наша социалистическая Родина по достоинству оценила подвиг польской патриотки, наградив Юзефу Сивинскую орденом Отечественной войны II степени. [249]

Такую же сердечную помощь и поддержку оказали польские товарищи штурману эскадрильи Владимиру Семеновых, самолет которого был сбит вражеской зениткой 24 октября 1944 года. Лишь на третью ночь после приземления добрался раненый офицер до небольшого хутора. Здесь его приютил рабочий из Варшавы Хелимский, скрывавшийся с семьей от преследования немецких оккупантов. А когда бои несколько затихли, польский крестьянин указал Семеновых безопасный участок для перехода линии фронта. Вскоре Владимир появился в расположении наших войск, сообщил командованию ценные разведданные, а затем вернулся в 23-й гвардейский бомбардировочный авиаполк и до конца войны мужественно сражался с врагом.

В общей сложности с 1 сентября по 1 октября летчики-ночники совершили в Варшаву 2243 самолето-вылета{32}. Они доставили повстанцам 156 минометов, 505 противотанковых ружей, 3288 автоматов и винтовок, 41 780 гранат, много боеприпасов и продовольствия и даже 45-миллиметровую пушку. Истребители, прикрывая районы, занятые польскими патриотами, совершили 448 самолето-вылетов{33}.

Небезынтересно отметить, что почти одновременно с нами предприняла попытку помочь повстанцам в Варшаве авиация США и Англии. Первые три раза союзники сбрасывали грузы ночью с самолетов «Либерейтор», а четвертый раз днем с «летающих крепостей».

Об итогах полетов английской авиации, действовавшей ночью, нам судить трудно. Более ясной была картина применения американских самолетов Б-17, с которых грузы на парашютах сбрасывались днем. По данным наших постов наблюдения, американцы сбросили около 1000 контейнеров на парашютах, из которых в район, занятый повстанцами, попал только 21. Остальные (96 процентов) достались главным образом немцам. Конечно, такая мизерная помощь не могла идти ни в какое сравнение с тем, что сделала наша авиация для того, чтобы обеспечить боевые действия польских патриотов.

Ход и исход «варшавской акции» польских реакционеров хорошо известен Приводя некоторые факты и цифры, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что советское командование, наши воины, несмотря на авантюризм, явную бесцельность с военной точки зрения восстания в Варшаве, прилагали максимум [250] усилий для действенной поддержки польского народа в его борьбе с фашистскими захватчиками.

Осень 1944 года отмечена появлением у нас новинки — металлической взлетно-посадочной полосы. Весила она, ни много ни мало, две тысячи тонн. Чтобы перевезти ее и уложить, потребовалось две недели. На эту полосу я посадил потом две истребительные части.

Но, конечно, одна металлическая полоса погоды не сделала Чтобы ускорить постройку грунтовых площадок, мы обратились за помощью к местному населению. Буквально на следующий день жители окрестных сел вышли на работу. Через двое суток полевой аэродром вступил в строй.

На построенных площадках мы разместили наши полки. Они участвовали во взятии Праги. Вспоминая те дни, маршал К. К. Рокоссовский писал: «В этих боях наша славная 16-я воздушная армия от начала до конца господствовала в воздухе. Лишь одиночные немецкие самолеты могли наносить удары, как говорят, из-за угла».

Радость победы в воздухе нередко омрачалась горечью потерь. Таковы суровые будни войны. Острой болью в сердцах воздушных бойцов отозвалась гибель любимца гвардейцев-летчиков командира полка А. Б. Панова. Он сразил в бою двух фашистов, доведя личный счет сбитых самолетов до четырнадцати. Но и его машина получила повреждение. При вынужденной посадке на неровную местность она врезалась в насыпь, и летчика сдавило в кабине. Врачи не смогли его спасти. А. Б. Панову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Трагично закончился и боевой вылет в район Варшавы помощника командира 6-го истребительного корпуса известного в армии виртуоза воздушной стрельбы майора М. П. Лукина. Он атаковал фашистский разведчик Хе-111. Когда кончились боеприпасы, храбрец применил таранный удар и сумел выброситься с парашютом, но ранение в руки помешало ему раскрыть купол.

Наступила глубокая осень, а с ней пришли непрерывные дожди, грязь и распутица. Я попросил разрешения командующего фронтом вывести часть сил в тыл для отдыха и пополнения. 6-ю воздушную армию передали в резерв, а с нею 6-й смешанный, 9-й штурмовой, 13-й истребительный корпуса, 6-й истребительный, 3-й бомбардировочный и 6-й штурмовой корпуса отвели в район Бреста. Там летчики готовились к новой операции. [251]


Назад                     Содержание                     Вперед



Рейтинг@Mail.ru     Яндекс.Метрика   Написать администратору сайта