Подготовка к Висло-Одерской операции началась в ноябре.
К тому времени мы уже знали, что К. К. Рокоссовский переводится на 2-й Белорусский фронт, а к нам прибывает Г. К. Жуков. Он прилетел из Москвы, собрал Военный совет фронта и сообщил о новых назначениях.
Георгий Константинович официально предупредил нас, что предстоят очень крупные операции, в которых мы должны добить фашистского зверя в его берлоге.
Нам сообщили, что И. В. Сталин имел разговор с Рокоссовским и, в частности, сказал ему: «Вы не обижайтесь, что . мы решили вас перевести на Второй Белорусский фронт. Это сделано не потому, что вы не справитесь с Первым. Мы считаем, что в заключительных операциях три фронта стоят на главном направлении и что «коренным» в этой тройке командующих должен быть заместитель Верховного Жуков, Мы понимаем, что вы с этим фронтом от Сталинграда идете. У вас хороший штаб, вы привыкли к своим помощникам, начальникам родов войск. Если вы желаете, мы вам разрешаем взять, кого найдете нужным, с собой на Второй Белорусский фронт».
Константин Константинович поблагодарил И. В. Сталина за доверие, подтвердил, что ему жалко расставаться с фронтом, с которым прошел от Сталинграда до Вислы. Но он готов отправиться на 2-й Белорусский. «Кого-либо брать с собой я не считаю возможным, — сказал в заключение Рокоссовский, — там действительно очень подготовленный и сплоченный коллектив, способный решать крупные задачи. Такой коллектив и должен быть на главном направлении. А я сработаюсь и с другим штабом». Сталин ответил ему: «Спасибо! Иного я от вас и не ожидал».
Мы провожали Константина Константиновича 19 ноября в праздничный День артиллерии. Вечером собрались [252] командиры и политработники — несколько сот человек. Каждый чувствован себя, как в родной семье. Выступили Жуков и Рокоссовский, участники боев под Сталинградом, Курском, Бобруйском, Ковелем. Мы не заметили, как прошла ночь, и, когда открыли оконные шторы, на улице было уже светло. Константин Константинович тепло распрощался с нами и уехал.
Начались очень важные будни войны — подготовка операции. В течение многих дней в штабе фронта и у себя мы выполняли бесчисленное количество расчетов, составляли планы, оценивали обстановку.
Против нас действовал 6-й германский воздушный флот. В его состав входили шесть бомбардировочных эскадр, одна пикировщиков, штурмовая, три истребительные, да еще пять разведывательных групп. Фашистские самолеты располагались на аэродромах Модлин, Сохачев, Плоцк, Кутно, Лодзь, Томашув, Радом, Шрода, Познань и в глубоком тылу — в Бреслау. Они совершали полеты и в полосе нашего левого соседа — 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. Мы считали, что гитлеровцы имеют здесь около 650 самолетов. Из них бомбардировщиков — 400 (двести находились в Бреслау), истребителей — 150, разведчиков — 100.
Густая сеть аэродромов на варшавско-берлинском направлении позволяла командованию 6-го воздушного флота маневрировать силами. Враг мог дополнительно посадить сюда 850—1000 самолетов. Но откуда их взять? Ведь ему приходилось обороняться на многих направлениях. Кроме нас готовились наступать 1-й Украинский, 2-й и 3-й Белорусские фронты. В Прибалтике наши войска также вели активные боевые действия. Сверх того гитлеровцы вынуждены были держать авиачасти в районе Берлина для защиты его с воздуха.
Недостаток истребителей (всего 150) немцы пытались компенсировать зенитной артиллерией. В боевых порядках их войск наши летчики обнаружили 104 батареи. Только в районе магнушевского плацдарма за Вислой, у города Варка, воздушные следопыты насчитали 40 батарей. Но, конечно же, зенитные средства не могли помочь гитлеровцам возвратить утраченное в боях превосходство в воздухе.
В ноябре 1944 года в состав нашей армии входило 6 авиационных корпусов, 14 отдельных дивизий и полков. На их вооружении находился 2421 самолет, в том числе дневных бомбардировщиков — 330, ночных — 174, штурмовиков — [253] 710, истребителей—1116 и разведчиков — 91. Кроме того, 1-ю армию Войска Польского поддерживала 4-я польская смешанная дивизия, имевшая 90 боевых машин. Никогда еще мы на своем фронте такими силами не располагали.
Военная игра, проведенная под руководством Г. К. Жукова, отчетливо показала масштабы предстоящей операции, определила ее замысел, роль общевойсковых соединений, танкистов и летчиков, способы взаимодействия. Выступивший первым Георгий Константинович со свойственными ему четкостью и категоричностью сформулировал свое решение: прорвать фронт одновременно на двух направлениях с магнушевского и пулавского плацдармов, разгромить варшавско-радомскую группировку противника, наступать в направлении на Познань и выйти на рубеж Бромберг, Познань. Дальнейшее продвижение планировать в ходе операции в соответствии с обстановкой. Его указания дали нам общую ориентировку и основу для планирования действий в воздухе. Мы провели свое учение в декабре. В нем участвовали командиры авиационных корпусов и дивизий, начальники штабов.
После всестороннего обсуждения определился и наш замысел. Прикрытие своих войск в исходном положении и переправ через Вислу на магнушевском плацдарме, где наносился главный удар, мы возложили на 3-й истребительный корпус генерала Е. Я. Савицкого. Пулавский плацдарм охраняла с воздуха 283 над полковника С. Н. Чирвы. Для авиационной подготовки на магнушевском плацдарме выделили 3 бак генерала А. 3. Каравацкого и 183 бад полковника М. А. Ситкина, 9 нбад полковника К. И. Рассказова, 6 шак генерала Б. К Токарева, 2 и 11 гвардейские шад полковников Г. О. Комарова и А. Г. Наконечникова, 6 иак генерала И. М. Дзусова, 1 гв. над полковника В. В. Сухорябова, 282 над полковника Ю. М. Беркаля и 286 над полковника И. И. Иванова. На пулавском плацдарме ту же задачу решали 9 шак генерала И. В. Крупского, 221 бад полковника С. Ф. Бузы-лева, 242 нбад полковника П. А Калинина и 13 иак генерала Б. А. Сиднева. В оперативной глубине танки прикрывает 3 иак, со 2 ТА будет действовать 6 шак, с 1 ТА — 2 и 11 гвардейские шад. Войска, наступавшие в направлении севернее Варшавы, должны поддерживать полк 2-й гвардейской шад и ВВС Войска Польского.
Такое распределение авиации получило одобрение командования фронтом. Все командиры уже знали, где будут действовать их части, и настойчиво готовили летчиков к [254] боям. В этот период гитлеровцы большой активности в воздухе не проявляли. В ноябре было отмечено 183 само лето -пролета противника, в декабре — 441. Но наши истребители чувствовали себя довольно напряженно. Дело в том, что на плацдармах на левом берегу Вислы сосредоточивалось большое количество войск. И даже прорыв одного бомбардировщика мог обойтись нам очень дорого.
И тут в 3-м истребительном корпусе случилась беда: на самолетах Як-3 стала отставать обшивка Примерно то же самое было под Курском в 6-м истребительном корпусе на Як-7. Мы немедленно позвонили в Москву. Приехали представители с завода, решили переклеивать обшивку. Но стало уже холодно. К тому же предстояло отремонтировать несколько сот самолетов, а времени осталось в обрез. Главный инженер армии генерал Ребров, командование корпуса во главе с генералом Савицким прекрасно организовали работу. И все-таки потребовался целый месяц, чтобы устранить дефект на всех машинах. К середине декабря личный состав 3-го истребительного корпуса с помощью рабочих авиапромышленности ввел в строй все истребители и начал патрулирование в воздухе и дежурство на аэродромах.
Прочно удерживая господство в воздухе, мы вели постоянную и целеустремленную разведку. Ни в одной операции до этого она не была поставлена так, я бы сказал, фундаментально. Командующий фронтом Г. К. Жуков уделял ей исключительное внимание, он потребовал от нас вскрыть характер и систему обороны противника на всю тактическую глубину, а также выявить наличие, характер и степень подготовки промежуточных и тыловых оборонительных рубежей от Вислы до Познани. Нам поручалось еще дать ясную картину, показывающую расположение аэродромов, полевой и зенитной артиллерии, особенно в районах плацдармов, сосредоточение вражеских резервов в частности танков.
Кто же выполнял эти задачи? Летчики 16, 47 и 72-го разведывательных полков, а также истребители 286-й дивизии и 6-го корпуса. Ночью разведку вели По-2, а до меридиана Познани доходили Ил-4, имевшиеся в одной из наших частей.
Несмотря на плохие метеорологические условия (в ноябре было всего два погожих дня, в декабре — шесть, в первой половине января — один), летный состав 1759 раз вылетал на разведку — около двадцати пяти раз в день.
Методично, километр за километром, экипажи фотографировали [255] территорию, на которой предстояло вести наступательные действия. Достаточно сказать, что на пленке была запечатлена площадь 109200 квадратных километров. Особенно трудно было снимать передний край. Летать приходилось на самых малых высотах, а гитлеровцы, как я уже говорил, располагали сильной зенитной артиллерией, встречали наши самолеты очень плотным огнем. Тем не менее нам удалось трижды сфотографировать вражеские позиции в плане на глубину 4—8 километров. Вокруг Магнушева и Пулавы траншеи и укрепления зафиксировали четыре раза, причем на этих, главных для нас, направлениях съемка велась на глубину 25—40 километров.
Все это позволило вскрыть ряд промежуточных оборонительных рубежей и шесть мощных противотанковых рвов протяженностью от 20 до 60 километроа Иногда возникали противоречия между данными воздушной л наземной разведки. Они помогали нам выявить истину.
Так, на снимках, доставленных летчиками 16-го разведывательного полка, было неожиданно обнаружено большое количество огневых позиций артиллерии севернее города Варка Немедленно сообщили об этом генералу В. И. Казакову. Василий Иванович, рассмотрев снимки, воскликнул:
— Не может быть, чтобы немцы смогли натащить сюда столько орудий! Это противоречит организации их артиллерии и средств усиления.
Мы приказали летчикам с самых малых высот рассмотреть, что это в действительности: орудия или что-то другое? Старший лейтенант Г. Е. Кульманов первым заметил, что некоторые «орудия» сделаны из бревен и замаскированы соломой. Вскоре все макеты были выявлены. Так разрешилось недоразумение между летчиками и артиллеристами.
С воздуха нам удалось выявить действующие аэродромы противника и определить, какие части там расположены. В интересах нашей авиации были сфотографированы все переправы через Вислу от Модлина до Влоцлавека, через реку Пилица от Варки до Томашува, железнодорожные узлы и города до меридиана Кутно.
Почему я подчеркнул «в интересах авиации»? Потому, что в плане операции на нас возлагалась задача разрушить переправы и железнодорожные узлы Снимки этих объектов дали возможность летному составу изучить подходы, выбрать наиболее эффективные способы их поражения и разрушения.
Штурмовики 6-го корпуса установили частичную перегруппировку [256] артиллерии в районе Варки, где противник оттянул ее в глубину. Разведчики 2-й и 11-й гвардейских дивизий с бреющего полета обнаружили, что вражеские части покинули первую линию траншей в районах плацдармов. Этот любопытный факт привлек внимание командования фронтом, о чем я расскажу дальше.
А здесь мне хотелось бы отметить, что наиболее достоверные сведения давала нам аэрофотосъемка. Данные из других источников бывали субъективны, зависели от характера и подготовки человека, условий наблюдения. Снимки с воздуха были строго документальны.
Но мы пошли дальше. Понимая, как важно дать командованию живое представление о том, в какой обстановке предстоит организовывать наступление, я предложил Г. К. Жукову попробовать провести киносъемку с самолетов за линией фронта Маршал сразу ухватился за эту мысль: «Давайте попробуем». Пришлось преодолеть немало технических трудностей, чтобы вибрация самолета не ухудшала качество изображения. Известный кинооператор Р. Кармен и его коллеги, находившиеся у нас в войсках, летали на штурмовиках и снимали целые ленты После монтажа мы показывали фильмы о том, что делается в расположении противника.
Данные кино- и фоторазведки помогли уточнить и дополнить обстановку, нанесенную на карты. Были выявлены новые строения, противотанковые рвы, дороги.
Маршал Жуков как-то спросил меня, чем еще можно было бы помочь командирам лучше ориентироваться на местности при стремительном движении войск вперед Учтя опыт других воздушных армий, мы предложили сфотографировать перспективной съемкой маршруты и колонные пути, переправы и другие препятствия. Георгий Константинович одобрил. Получившиеся фотомаршруты были размножены и выданы командирам танковых батальонов и рот. Они оказались для них важным подспорьем.
Маршал Г. К. Жуков посоветовал нам определить каждому воздушному разведчику свой объект наблюдения, чтобы один и тот же летчик систематически следил за ним и замечал самые, казалось бы, незначительные изменения.
Виртуозными мастерами разведки с воздуха показали себя майоры И. Е. Великий и А. Н. Криворученко (к концу войны удостоен звания Героя Советского Союза), капитан В. И. Давыдов, лейтенант С П. Комаров (также удостоенные звания Героя Советского Союза), капитаны Г. Ф. Махринов, [257] А. И. Рентам, старшие лейтенанты Н. П. Канищев, Г. Е Кульманов, И. Д. Хромов, летчики 165 иал капитан А. И. Токарев, старшие лейтенанты В. А. Гоголев, В. Д. Гусов, М. Р. Евтихов, младший лейтенант Е. К. Криницын.
План воздушной разведки, составленный штабом воздушной армии под руководством генерала П. И. Брайко, был выполнен. Наш разведотдел во главе с полковником Г. К. Пруссаковым приложил много творческих усилий и организованности, чтобы эффективно и целеустремленно использовать все виды авиации.
Стремясь скрыть от врага наши приготовления, мы вели решительную борьбу с самолетами противника Для всех истребительных дивизий были определены зоны уничтожения врага. Они охватывали весь участок фронта на глубину до 100 километров. Дежурные пары постоянно находились в готовности номер один.
Для эффективного отражения возможных налетов авиации противника на аэродромы и важнейшие объекты фронта были выделены не пары, а четверки, а на передовых аэродромах — эскадрильи; имелся и резерв для наращивания сил в воздухе.
Были установлены радиолокационные станции «Редут», введена четкая система оповещения. Все сигналы о появлении самолетов противника, полученные с главной рации поста ВНОС воздушной армии, оперативный дежурный передавал соединениям. Было организовано взаимодействие средств ПВО и авиации над плацдармами и наиболее важными направлениями. Принятые меры привели к тому, что самолетам врага крайне редко удавалось прорываться в расположение наших войск.
Кроме того, мы следили с воздуха за соблюдением маскировки своими войсками на маршрутах движения и в районах сосредоточения. Немедленно сообщали в штаб фронта о том, что, где и когда обнаружили. Эту задачу выполняли экипажи Пе-2 и По-2. Каждому из них выделялась полоса, которую экипаж в течение суток просматривал с воздуха два-три раза с больших и малых высот.
Разумеется, мы следили и за маскировкой авиационных частей. Ведь если бы противник их обнаружил, то мог бы сделать вывод о подготовке крупного наступления.
Для отвлечения внимания вражеской авиации мы построили 55 ложных аэродромов. На них установили макеты различных самолетов и обслуживающих средств. Там находились небольшие команды, создававшие впечатление [258] интенсивной работы на аэродромах. Часть «техники» «функционировала» в темноте. И на этот раз, как и раньше, фашисты клюнули на нашу приманку. Только с 1 декабря до начала наступления противник 19 раз налетал ночью на площадки с макетами, сбросил на них 666 бомб разного калибра, пять раз штурмовал их днем.
Сосредоточение частей на передовых аэродромах решено было произвести за два дня до начала операции, причем перелет осуществить на высотах не больше 200—300 метров, чтобы не попасть в «поле зрения» радиолокационных средств противника Радиостанции на покинутых аэродромах продолжали действовать, а на передовых — молчала При перебазировании экипажам строжайше запретили выходить в эфир.
Оценивая воздушную обстановку, мы делали вывод что она не должна быть особенно сложной и наши истребители кроме выполнения своей основной задачи — уничтожения противника в воздухе — смогут действовать и по наземным целям. Во всяком случае, я получил категорический приказ командующего фронтом «напустить» «ястребки» на вражеские пути сообщения.
Для прикрытия войск решили применять методы охоты и активного поиска. Раньше от иного общевойскового командира можно было услышать: «Мне спокойно, когда наши истребители ходят надо мной, и хуже, когда их не видно». Получалось, что летчики как бы привязывались к командным пунктам и их возможности сужались. Теперь мы ставили вопрос так: воздушный боец должен активно искать и уничтожать самолеты противника главным образом над его территорией. Тем самым и свои войска будут надежно прикрыты с воздуха и враг будет скорее обнаружен и сбит.
В Бобруйской, Ковель-Люблинской и других операциях мы убедились, что штабы разных родов войск взаимодействовали хорошо. Содружество же с теми, кто находился непосредственно на поле боя, например с танкистами, требовалось еще укреплять.
Взялись решить и эту задачу. Особое внимание обратили на штурмовики и наземный передовой отряд, который расчищал путь всему соединению.
Взаимодействие с этим отрядом в оперативной глубине состояло в том, что летчики должны были вести разведку в его интересах, а обнаружив вражеские части, громить их с воздуха, особенно артиллерию и танки. Если воздушные и наземные экипажи будут связываться друг с другом через [259] штабы, это потребует немалого времени. Мы же решили применить такую систему связи, которая исключала подобные издержки. Наш авианаводчик должен находиться вместе с командиром танкового подразделения и направлять штурмовые удары на те цели, которые нужно разгромить в первую очередь.
Некоторые сомневались в возможности такого тесного контакта между воинами «земли» и «воздуха». Когда идут танки, говорили они, то их экипажи не видят и не слышат самолетов: люки-то закрыты.
— Нет, мы всегда видим самолеты, — возразили танкисты, когда их пригласили для совместной беседы с летчиками. — А люки закрываем только в бою, когда входим в прорыв. Стоит нам прорваться через тактическую оборону противника и выбраться на простор, как обзор у нас становится полным.
Об этом разговоре я рассказал Г. К. Жукову. Он одобрил все, что мы делаем, но заметил:
— Говорят, танкисты не столько видят самолеты, сколько слышат крепкие слова в воздухе.
— Это бывает. Мы боремся против несдержанности в выражениях, но привычки живучи, — ответил я.
— Эта привычка — опасная, — заметил маршал.
— В бою крепкое слою иногда ободряет, — попробовал пошутить я, но Жуков шутки не принял, и мы сочли необходимым еще раз предупредить экипажи о строгом соблюдении радиодисциплины, каким бы горячим ни был бой.
Состоялись совместные учения, на которых впервые в нашей практике штурмовики держали связь с командиром передового отряда, получали от авианаводчиков конкретные цели. Но, разумеется, непосредственный контакт между танкистами и авиаторами был лишь частью их взаимодействия. Оно начиналось с командующих и штабов армий, соединений. Именно они определяли задачи авиачастей в соответствии с характером предстоящих боевых действий.
Вспоминается первая встреча авиаторов командиров корпусов и дивизий — Савицкого, Комарова, Наконечникова, Ситкина, Беркаля, Рассказова, Иванова с командующим 8-й гвардейской армией. Генерал В. И. Чуйков рассказал им о своем замысле, о том, чего он ждет от авиации, какие задачи и как она должна выполнять. Это совещание длилось не более часа Указания командарма позволили окончательно уточнить планы действий каждой дивизии, каждого полка.
Поскольку темпы наступления намечались высокие, нам [260] пришлось заранее подумать о перебазировании авиачастей. Мы тщательно изучили район предстоящих действий, определили имеющиеся там аэродромы, сфотографировали их. Одновременно засняли на пленку места, где по всем признакам можно будет оборудовать полевые площадки. Из опыта знали, что при отходе немцы приводят в негодность взлетно-посадочные полосы, восстановить их гораздо труднее, чем сделать новые. Поэтому в боевые порядки танковых армий мы включили облегченные инженерные батальоны и подразделения БАО, располагающие силами и средствами для захвата аэродромов, их охраны, устройства новых площадок, обеспечения посадки самолетов до подхода пехоты.
По моему докладу командующий фронтом приказал командирам соединений, с которыми взаимодействует авиация, оказать нам срочную помощь в подготовке летных полей. Даже двое-трое суток были для нас' слишком большим сроком: наступающие уйдут вперед, авиация отстанет не только от подвижных войск, но и от пехоты.
К началу операции мы располагали 128 аэродромами. Из них вблизи переднего края находился 51, в глубине до 25 километров — 28 и до 50 километров — 23. Это была наша первая зона. На удалении до 25 километров от линии фронта базировалась истребительная авиация и до 50 -штурмовая.
Централизованное управление штурмовиками и истребителями предусматривалось до ввода в прорыв танковых частей, после этого они оперативно подчинялись командирам подвижных групп. Бомбардировщики постоянно оставались ударным средством командующего фронтом.
Буквально накануне операции 12 авиаполков (почти 400 самолетов) произвели «рокировку» по фронту. Из тыла перелетели на новые аэродромы 37 полков (1100 самолетов). Это удалось провести скрытно только благодаря тщательной подготовке.
Операция предстояла очень глубокая. Нужно было доставлять боеприпасы и горючее на площадки, выдвинутые на сотни километров вперед. Решили сосредоточить запасы материальных средств как можно ближе к линии фронта. Поехали искать, где их можно укрыть, и нашли старые польские склады. Рядом с ними проходила взорванная железная дорога, которую можно было восстановить. Правда, эти склады располагались прямо на берегу Вислы, в зоне артиллерийского обстрела противника. И мы с генералами Брайко и Кирилловым долго взвешивали величину опасности. Но [261] все же рискнули перевезти сюда боеприпасы и горючее Генерал Антипенко И. А. — начальник тыла фронта — одобрил наше решение. И риск оправдался: двигавшиеся вместе с наземными войсками авиационные части снабжались без перебоев.
Политические работники воздушной армии много делали для дальнейшего укрепления морального духа авиаторов, всемерного повышения бдительности, дисциплины и организованности. При этом учитывалось, конечно, что к этому периоду в воздушную армию прибыло из школ молодое пополнение летчиков и воздушных стрелков. Наши победы создали у некоторых из них неправильные представления о слабости противника Кое у кого появились благодушие, шапкозакидательство и самоуверенность.
Политорганы, партийные и комсомольские организации выступили против таких настроений. Бывалые воздушные бойцы рассказывали молодежи об опыте, накопленном в прошедших боях. Самолеты вновь прибывшим летчикам вручались в торжественной обстановке, боевые друзья вспоминали, кто на них летал раньше и как громил фашистских захватчиков. Ветераны давали наказ молодым — беречь боевую машину и нещадно истреблять врагов.
За сорок дней мы ввели в строй всех летчиков нового пополнения. Создали постоянные пары и группы, отработали различные строи и боевые порядки.
В частях бомбардировочного авиакорпуса накануне предстоящей операции прошли двухдневные теоретические конференции летного состава, состоялись встречи летчиков-бомбардировщиков с истребителями, семинары командиров эскадрилий и парторгов.
В одной из истребительных частей с докладом «О задачах коммунистов в достойном выполнении боевого приказа» выступил Герой Советского Союза комэск капитан А. Е. Боровых. Коммунисты с большим вниманием выслушали доклад прославленного воздушного бойца.
В конце декабря 1944 года командование и политотдел воздушной армии провели слет лучших летчиков-истребителей и штурмовиков. Обсуждались тактика воздушного боя и взаимодействие с наземными частями в предстоящей операции. Присутствовало 110 воздушных асов, в их числе 18 Героев Советского Союза Они делились опытом, обсуждали, как лучше действовать в будущем. Яркие карты и схемы, рисунки отдельных характерных вылетов подчеркивали серьезность и деловитость, царившие здесь. [262]
Дважды Герой Советского Союза майор И. Н Кожедуб сбил к тому времени уже 48 вражеских машин. Большой урон врагу нанесли Герои Советского Союза В. И. Сувиров, А. Н. Ситковский, Д. И. Смирнов, прославленные летчики-гвардейцы В. И. Шуин, А. Ф. Кожеванов, Г. И. Тваури, победно прошедшие от Волги до Вислы.
Когда на трибуну поднялся Иван Никитович, в зале воцарилась тишина. На одном боевом вылете, когда было «снято» три вражеские машины, бывалый истребитель показал, как нужно использовать для внезапности удара солнце, облака, рельеф местности, каково значение первой атаки, которая должна быть гибельной для врага.
— С самого начала войны, — сказал дважды Герой, — у меня хранится записная книжка. На первых ее страницах — заповеди легендарного полководца Александра Васильевича Суворова русским воинам. Одна из них гласит: «Никогда не отбивайся, а всегда бей сам! Одними отбивками врага не одолеешь». И еще: «С толком, но смело лезь вперед!» Сила истребителя, — продолжал Кожедуб, — как раз и состоит в дерзости и расчете. Много ли проку от храбрости, если ты бросишься на врага и тебя тут же уничтожат? Началу атаки всегда предшествует быстрый и точный расчет. Надо оценить силы противника, разгадать его замысел, найти в этой обстановке самое слабое его место — и уж тогда, не раздумывая, дерзко, внезапно нанести первый удар, чтобы ошеломить врага, не дать ему опомниться, расстроить его боевой порядок, и тут же — опять атаковать. Такой бой, как правило, короткий, но до предела напряженный. В него надо вложить все свое мастерство, слиться воедино с машиной, мобилизоваться. Каждым мускулом своего тела нужно стремиться к победе, и только к победе.
Около ста воздушных боев провел Герой Советского Союза И. В. Маслов. Прославленный летчик рассказал о поучительном бое. Прикрывая передний край, истребители встретили 30 Ю-87 и 18 ФВ-190. Связав боем «фоккеров», «ястребки» атаковали вражеские бомбардировщики. Немцы не досчитались 13 своих самолетов и к цели не прошли. Маслов еще раз напомнил, что успех в этой схватке был достигнут благодаря слетанности пар, их натренированности, осуществлению умелого взаимодействия в группе.
С вниманием слушали участники слета старшего лейтенанта И. Г. Кузнецова, который привел много примеров умелого сопровождения штурмовиков, правильного построения боевого порядка, выбора маршрута, обработки цели и [263] осуществления противозенитного маневра одиночными экипажами и всей группой. Об этом же говорил и М. Н. Тюлькин. Он поднял важный вопрос о личном контакте между ведущими групп истребителей и штурмовиков, который не всегда бывал. А ведь это важнейшее условие успеха.
Мастер воздушных боев Герой Советского Союза майор Ф. В. Химия значительное внимание уделил соблюдению дисциплины в воздухе.
— Если летчик твердо знает свое место в боевом порядке, удерживает его на протяжении всего вылета, то он неуязвим: это обеспечивает ему победу над противником. Однажды на переднем крае мы встретили назойливую «раму». Заметив нас, вражеский летчик попытался улизнуть от удара Только благодаря умелому сочетанию огня и маневра, соблюдению каждым своего места в боевом порядке нам удалось зажать ФВ-189 в клещи и уничтожить.
Эскадрилья Героя Советского Союза М. И. Румянцева по праву считалась у нас лучшей. Она нанесла врагу большой урон в живой силе и технике, не имела потерь за время наступления. Участник слета гвардии капитан Румянцев поделился опытом боевой работы. Он подробно рассказал о приемах обработки переднего края противника, о том, как лучше отыскивать цели.
Содержательным было выступление гвардии капитана С. К. Хрюкина, совершившего более 160 боевых вылетов. Он посвятил его противозенитному маневру и действиям Ил-2 над полем боя.
На протяжении летних боев 1944 года чувствительные удары по вражескому логову наносили «охотники» — лучшие из лучших летчиков штурмовой авиации. «Охотясь» над вражеской территорией, они атаковывали железнодорожные эшелоны, артиллерийские позиции, колонны войск на шоссейных дорогах.
О методах и тактических приемах «охотника» ярко и поучительно рассказал гвардии капитан М. И. Кучинский. Со своими напарниками он за один вылет уничтожил три минометные батареи противника.
Организации ударов, работе над целью мелких групп посвятили свои выступления Герой Советского Союза Ф. Б. Бубликов и опытный штурмовик А. Ф. Кожеванов. Они рассказали о подготовке к вылету, о том, как ведут группы к цели и уходят от нее, о взаимодействии с истребителями прикрытия.
Слет бывалых воинов многому научил воздушных бойцов. [264] Крупицы ценного опыта, собранные воедино, стали достоянием всех летчиков армии. Они помогли повысить мастерство, лучше использовать грозную технику, для того чтобы разить врага наверняка.
Перед самым началом операции у нас возникла большая тревога. Г. К. Жуков стал беспокоиться, как бы впустую не израсходовать боекомплект на артиллерийскую и авиационную подготовку перед атакой. Я уже упоминал о том, что однажды наши летчики заметили отход противника из первой линии траншей. Георгий Константинович опасался, как бы гитлеровцы не ушли из нее перед авиационной и артиллерийской подготовкой. Вдруг мы будем бить по брошенным окопам? А когда наши войска двинутся в атаку, противник встретит их губительным огнем. Командующий хотел точно знать, не готовит ли противник такой маневр. Жуков знал коварство врага и не хотел рисковать.
Он потребовал от войск переднего края «смотреть в оба». Командиры каждый день докладывали, что предпринимает противник. Отхода гитлеровцев они не наблюдали. Жуков сказал:
— Противник же не дурак, он заранее не выскажет своего намерения, а перед нашей артподготовкой возьмет и отведет войска Для этого ему нужно полчаса. А может быть, и отвел уже, а держит только дежурные огневые средства. Одним словом, авиация должна дать ответ: заняты передовые траншеи или нет?
Для нас это была сложная задача. Как определить с высоты полета, в каких траншеях находятся гитлеровцы, а какие оставили? Стали думать, что делать. И пришли к выводу: надо послать штурмовики, чтобы они на бреющем полете пролетели вдоль переднего края и постарались все разглядеть.
Мне пришла в голову и такая мысль: мы обычно наблюдали, как немцы выбрасывали из окопов консервные банки и другие упаковки. И если они долго находились в обороне, перед брустверами вырастали целые горы отходов. Вот и в этот раз я сказал разведчику.
— Посмотри, есть мусор или нет...
По возвращении из полета тот доложил: у первых траншей мусор есть, перед последующими — ничего не видно. Очевидно, противник здесь только обживается.
Так и я решил. О результатах наблюдений мы каждый раз докладывали непосредственно Г. К. Жукову.
Для разведки траншей мы отобрали самых подготовленных, [265] вдумчивых, знающих летчиков-штурмовиков. Во вторую кабину «ила» сажали наблюдателя. Он мог и фотографировать: вместо пулеметов у него были фотоаппараты.
В результате многочисленных полетов сделали вывод: противник не собирается оставлять первых траншей. Но беспокойство не проходило: если ошибемся, то на нас ляжет главная ответственность за бесполезную трату боеприпасов, кровопролитные бои, а может быть, даже и за неудачу. С волнением ждали мы начала атаки.
Было ясно, что немецко-фашистское командование, ожидая нашего наступления в Польше, к январю 1945 года создало между Вислой и Одером мощную оборонительную систему. Она состояла из семи укрепленных рубежей и большого количества отсечных полос. Общая глубина ее достигала 600 километров. На севере эта система соединялась с мощными укрепленными районами, созданными в Восточной Пруссии и по берегам рек Нарев и Варта, а на юге упиралась в труднодоступные хребты Карпат.
Замысел нашей операции мне очень нравился: в нем чувствовались смелость и решительность. В прорыв вводились крупные подвижные силы, большая роль отводилась авиации.
Особенно важно было воспрепятствовать переброске резервов противника через Вислу и Варту. Как известно, Висла от Сандомира до Варшавы к Модлину течет на север, а затем поворачивает на запад.
Здесь по ней и проходила разграничительная линия между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами. Войска нашего соседа справа развертывали наступление немного позже, чем мы. Поэтому противник мог через Вислу ударить нам во фланг. Чтобы этого не случилось, мы должны были непрерывно следить за передвижением его резервов и в первую очередь разрушить мосты.
Командующий фронтом потребовал во время авиационной подготовки через два с половиной часа после первого бомбового удара нанести второй. Мы подсчитали время, необходимое на возвращение, посадку, заправку самолетов, очередной взлет и движение к целям. Получилось, что на все это нужно три часа Я доложил командующему фронтом, что за два с половиной часа мы не уложимся. Маршал сказал:
— Отступать от идеи операции нельзя ни на йоту. Как спланировано, так все и должно быть.
Где взять полчаса? Каждый элемент подготовки и выполнения операции уплотнен до предела Единственное, на чем еще можно было сэкономить время, — это на заправке самолетов [266] горючим и боеприпасами, а также на выруливании и взлете. Дали указание командирам корпусов, дивизий и полков делать все это в еще более сжатые сроки.
Приехав на один из аэродромов, я приказал провести репетицию подготовки к вылету и стал наблюдать. Постепенно стало проясняться, что заправку самолетов горючим можно и нужно ускорить за счет приближения бензоскладов к стоянкам. Бомбы и другие боеприпасы целесообразно заранее завезти на старт. Такие меры были, конечно, рискованными, но иного выхода не оказалось.
Собрал я всех начальников районов авиационного базирования. В подчинении каждого из них находилось почти по десятку БАО. Выехали мы на один из аэродромов и оттуда проехали на бензозаправщике по всем намеченным маршрутам. Затем улучшили дороги, увеличили скорость движения автомашин и провели генеральную репетицию подготовки второго бомбового удара. И сэкономили... 35 минут. Пять минут уже оказались в резерве! Великое дело! Эта работа многому научила командиров соединений и частей, начальников обслуживающих подразделений, многое подсказала она и мне. Командующему очень важно знать, что делается в обеспечивающих подразделениях. Иначе можно поставить перед частями невыполнимые задачи. Начнешь искать виновников, а виноват будешь сам, ибо не изучил всех операций, из которых складывается готовность к боевому вылету.
Одним словом, мы спланировали тогда совершенно реально два массированных удара бомбардировщиков и были убеждены, что осуществим их. Перед предстоящей сверхмобильной операцией у нас возникла новая трудность: перегруженность самолетов и автотранспорта при перебазировании материальными средствами. Я решил разобраться с командирами дивизии, корпусов и начальниками РАБ, что нам надо обязательно взять с собой при движении на запад. Приехали в один БАО и убедились: многие вещи можно оставить на месте и доставить позже в конечный пункт маршрута. Достаточно сказать, что почти половина машин предназначалась для перевозки личных вещей летчиков, техников и специалистов тыла. У каждого был всего один чемодан, а в полку их набиралось триста.
Я написал приказ: личные вещи сдаются на склад на месте базирования. В день наступления летчикам взять с собой только предметы первой необходимости. Все остальное сдать в батальон и перевезти, когда закончится маневренный период [267] операции. Такая мера позволила высвободить немало автомашин.
Пересмотрели мы и имущество БАО. Разрешили в первую очередь везти средства управления и обеспечения, продукты питания. Из медицинского имущества также отобрали самое необходимое. Все оставшееся на местах базирования поместили на склады и выделили команды, которые их охраняли.
На плацдармы к началу операции прибыло громадное количество войск, техники, горючего, боеприпасов — здесь, как говорят, яблоку негде было упасть. Части переправлялись по уплотненному графику круглые сутки. Они плотно прикрывались зенитными средствами и истребителями. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы даже одиночные самолеты противника прорвались в район переправ. Эта задача в течение всего месяца оставалась для нас главной. Мы нападали на вражеские аэродромы, охотились за «мессерами» и «юнкерсами» в воздухе, патрулировали у себя в зонах, держали дежурные истребители в готовности к взлету.
Командующий фронтом предупредил: операция начнется на шесть дней раньше, чем намечалось Ставкой. И пояснил, что это сделано по просьбе союзников, войска которых в Арденнах оказались в критическом положении.
И вот остались только сутки до наступления, напряжение достигло апогея. Надо было выдержать двадцать четыре часа, чтобы авиация противника не атаковала наши изготовившиеся к атаке войска И еще уследить, чтобы гитлеровцы не покинули первые траншеи.
Наступила ночь перед сражением. В темноте самолеты По-2 полетели в расположение врага Зазвонил телефон, докладывал командир дивизии ночных бомбардировщиков полковник Рассказов:
— Отбомбились удачно. Все самолеты вернулись на базу, кроме одного. На обратном маршруте он врезался в шпиль костела и повис на нем. Был туман, видимости никакой, и экипаж не заметил препятствия. Высота примерно метров двадцать пять. Мы думаем, как снять оттуда летчиков. Предполагаем бросить им канат, потом подтянуть веревочную лестницу и по ней спустить людей.
Через некоторое время командир доложил, что экипаж в составе В. А. Малышева и А. А. Ковтуна уже на земле. А затем с помощью канатов сняли и самолет.
Наступил первый день операции — 14 января. Мы ждали благоприятной погоды: малой облачности, хорошей видимости. [268] Но все вокруг заполнил густой туман. Не вина наша, а беда, что после такой большой подготовки нам не довелось участвовать в прорыве обороны противника. Если в первый день операции наши летчики совершили 85 самолето-вылетов, то в течение второго — 181. Не на это, конечно, мы рассчитывали.
Нам не повезло с погодой и в тот день, когда в прорыв вводились подвижные части: с утра небо хмурилось, облака спускались до 100 метров. Местами землю закрывали дымка и туман.
И все же мы выпустили в воздух группы штурмовиков и истребителей. Результаты их действий в неблагоприятных метеоусловиях превзошли напш ожидания Генерал Токарев, например, сообщил, что группа штурмовиков его корпуса обнаружила в районе Варка около двадцати танков и свыше двух батальонов пехоты, приготовившихся внезапно контратаковать наши наступающие части с фланга Инициативный командир группы старший лейтанант И. А. Сухоруков, ставший впоследствии Героем Советского Союза, доложив командиру корпуса о вероятных намерениях противника, немедленно перестроил четверку в круг и повел товарищей в атаку. Первый заход — и сразу меткие попадания бомб: загорелось несколько танков. «Илы» сделали семь атак в ушли от цели только тогда, когда прибыли другие группы, довершившие разгром противника Коварный план врага был сорван Даже непогода не помешала нашим доблестным экипажам. Я туг же послал им поздравительную телеграмму: «Штурмовики нанесли перед фронтом 5-й ударной армии эффективный удар по противнику, в результате чего части успешно продвигаются вперед. Всему летно-техническому составу, принимавшему участие в боевых действиях, объявляю благодарность».
Продвижению частей 61-й армии хорошо помогли штурмовики во главе с Героем Советского Союза подполковником В. Д. Панфиловым. Они подавили огневые средства врага у Нового Желехува и проложили путь наземным частям. Поддержанные с воздуха пехотинцы быстро освободили этот населенный пункт от гитлеровцев.
Я указал лишь на отдельные моменты развернувшегося сражения. Более полную картину боев помогали воссоздавать разведчики, которых также не могла сдержать сложная погода Именно благодаря их мужеству и находчивости командование фронта узнало к концу дня, что начался массовый отход противника, главным образом по южным дорогам. [269]
Позже было установлено: вражеские части отходили из района Радома и из полосы наступления 1-го Украинского фронта.
Теперь нашей главной задачей стало обеспечение круглосуточного преследования противника. Но какой будет погода, волновались мы в ночь на 16 января. В этот раз она нас не подвела Утром разведчики, пользуясь хорошей видимостью, точно определили пути отхода гитлеровских войск. В частности, они своевременно заметили колонны вражеских войск, отступающих от Варшавы. Я немедленно воспользовался их донесением и стал посылать туда большие группы «Петляковых» и «ильюшиных». Они непрерывно наносили удары по скоплениям живой силы и техники неприятеля, особенно на железнодорожных станциях.
Наиболее эффективно действовали штурмовики 9-го корпуса генерала И. В. Крупского, громившие вражеские войска на участке дороги Радом — Опочка — Томашув. Командир 65-й танковой Волновахской Краснознаменной, ордена Суворова бригады полковник Лукьянов доносил, что 16 января три группы штурмовиков по шесть самолетов в каждой и одна группа, состоявшая из двенадцати машин, надежно обеспечили успешное продвижение танкистов по шоссе Волянув — Мнишек. После ударов «илов» на дороге остались 200 разбитых автомобилей, 12 танков, 4 шестиствольных миномета, 120 повозок, до 200 убитых солдат и офицеров противника.
При подходе к реке Радомка бригада была встречена в районе Мнишека сильным артиллерийским и минометным огнем. По указанию находившегося на земле авианаводчика старшего лейтенанта Парамонова штурмовая авиация уничтожила и подавила вражеские огневые точки. Наши танки получили возможность без потерь продвигаться вперед.
Командир 95-й танковой Бобруйской Краснознаменной бригады подполковник Н. М. Секунда сообщил, что при атаке Шидловека штурмовики 300-й дивизии под командованием полковника Т. О. Ковалева нанесли по врагу мощные упреждающие удары и город был взят с ходу. Обеспечивая дальнейшее продвижение бригады на Опочно, Сулейюв, летчики того же соединения уничтожили 3500 автомашин, 200 орудий разного калибра, 15 танков, 3500 повозок с военным имуществом и до 1000 солдат противника.
Эти факты подтвердили важную роль авиационных наводчиков, которые находились вместе с танкистами. Так, на участке дороги Опочно — Томашув (между пунктами [270] Слуговина и Ракетка) разведчики обнаружили в лесу до тысячи повозок и автомашин. Сейчас же туда были вызваны «илы», обрушившие по врагу мощные удары. Колонна остановилась, и подошедшие танки довершили разгром неприятельской группы.
Наши летчики зорко следили за тем, что делается на земле. Герой Советского Союза В. Хохлачев в паре с летчиком Баскаковым возвращались с разведки. У линии фронта они заметили на земле серию взрывов. Снизившись до бреющего, увидели, что это наши артиллеристы ведут огневой бой против трех немецких танков, мешающих Продвижению пехоты. «Илы» сделали восемь заходов и сожгли все танки. Наша пехота снова пошла вперед...
Авиаторы с добрым чувством повторяли слова армейского поэта:
Нам не было выше похвал и наград,
Чем слово идущих в атаку солдат.
«Спасибо» пехоты — для летчиков честь.
И подвигов общих в сраженьях не счесть.
Быстро меняющаяся обстановка требовала гибкости в управлении боевыми действиями наступающих войск. Командиры авиасоединений должны были точно знать и докладывать ежечасно, где находятся, в каком направлении идут наши подвижные части. Характерный разговор по телефону произошел у меня 16 января в 15.00 с генерал-майором авиации Крупским.
Командующий ВА:
— Здравствуйте. Доложите, где находятся «ваши» танки.
Крупский:
— Здравствуйте. Отвечаю: на четырнадцать десять Смирнов (командир третьей гвардейской штурмовой дивизии) — пункт Волянув (десять километров западнее Радома). Ковалев{34} (командир трехсотой штурмовой дивизии) — Воля Загродска (восемь километров западнее Шиловца). Танки, с которыми работает Смирнов, находились с передовыми частями на рубеже Пшитык, Мнишек. Группа, с которой связан Ковалев, вышла на рубеж Смаг, Стефанув... Я произвожу расчистку пути западнее рубежа Пшитык, Стефанув и у Томашува в направлении Опочно.
Командующий ВА:
— Откуда у вас данные о местонахождении танков? [271]
Крупский:
— Личные донесения Смирнова и Ковалева и доклады летчиков.
Командующий ВА:
— Товарищ Крупский, действиями Ковалева и Смирнова я доволен. Летчиков же нужно предупредить, чтобы они точно докладывали, сколько своих танков, когда и где они видели. Второе: выделить по одной эскадрилье для слежения за своими передовыми отрядами и главными силами. Специально назначенным ответственным офицерам устанавливать с ними связь и каждый час докладывать мне, где они находятся, по данным, полученным от летчиков. Третье: высылать группы, ведущим связываться с авианаводчиками, получать цели и атаковать их. При возвращении с задания докладывать точно, где находятся наши танкисты, какую задачу получили от них и как выполнили. Вот так прошу организовать руководство экипажами. Перелетел Ковалев или нет?
Крупский:
— Ковалев перелетит на новый аэродром к исходу дня, после выполнения боевого задания.
Командующий ВА:
— Какие у вас известия об аэродроме Радом?
Крупский:
— У меня нет никаких сведений. Утром семнадцатого января посылаю специального разведчика.
Командующий ВА:
— Немедленно вышлите ответственного командира на самолете По-2 осмотреть аэродром Радом. В девятнадцать часов доложите мне о его состоянии.
Все действия в воздухе мы подчинили одной цели: задерживать противника, не давать ему возможности отрываться от наших подвижных войск или организовывать сопротивление на промежуточных рубежах.
Бомбардировщики, накатываясь волнами, громили скопления живой силы и техники в крупных опорных пунктах Рава-Мазовецке, Оджувод, Джевица, Студзянка, Бжуза, Опочно, Иновлудзь, на железнодорожных станциях Шиманов, Жирардув, Опочно, Олыпевина, на аэродромах Бзустов и Домброва в районе Томашува.
У города Иновлудзь пикировщики разрушили мост через речку Пилица, точными ударами остановили движение железнодорожных эшелонов. Особенно успешно был осуществлен разгром группы противника, двигавшейся из Варшавы [272] на Сохачев. Ее заметили истребители 6-го корпуса генерала Дзусова. Их сведения сразу же передали командующему 2-й гвардейской танковой армии генералу С. И. Богданову. Он приказал ускорить движение передовых отрядов и отрезать противнику пути отхода. Там скопилось до 5000 автомашин. На них-то и нагрянули наши «Петляковы», «ильюшины», «лавочкины». От ливня бомб и эрэсов гитлеровцы попытались спастись бегством на Вышогруд, но мост через Вислу был уже выведен из строя. Зажатый со всех сторон, противник подвергся сокрушительному разгрому.
Всего 16 января был произведен 3431 вылет, больше, чем в любой другой день операции. В 24 воздушных боях истребители сбили 18 вражеских машин, 1481 вылет предназначался на штурмовку. Можно без преувеличения сказать, что в тот день авиация не позволила вражеским колоннам оторваться от преследовавших их советских танков. При активной поддержке с воздуха наши передовые части громили противника прямо на дорогах, не давая ему опомниться.
Как и в предыдущих боях, отважно сражались наши истребители. Мужество и мастерство проявляли не только прославленные асы, такие как майор И. Н. Кожедуб, но и мало известные до того летчики, например, лейтенанты В. П. Листофоров, М. С. Мартынов и другие.
Боевой подвиг совершил летчик-штурмовик комсомолец А. Ф. Коняхин. Вылетев «на свободную охоту» с командиром звена младшим лейтенантом В. Г. Хухлиным, он заметил на железнодорожной станции Скерневице четыре вражеских эшелона. Штурмовики без промедления обрушили на них всю мощь своего огня. Они уничтожили четыре паровоза, несколько вагонов, десятки гитлеровцев. Зенитным снарядом был подбит самолет Хухлина. Летчик произвел вынужденную посадку на территории противника. К нему поспешили гитлеровцы, чтобы взять его в плен. Огнем пушек и пулеметов лейтенант Коняхин заставил их залечь. Улучшив нужный момент, Коняхин приземлил машину, посадил в нее Хухлина и воздушного стрелка Шаркова и доставил их на свой аэродром.
После посадки летчик сказал товарищам:
— С Хухлиным мы четыре года делили на фронте все радости и печали. Спасая товарищей от верной смерти, я рисковал, конечно. Однако иначе поступить не мог. Уверен, что и Хухлин, и другие летчики на моем месте поступили бы так же.
О благородном и смелом поступке лейтенанта политработники [273] рассказали всему личному составу. На аэродроме появился лозунг: «Слава летчику Коняхину, спасшему жизнь своим боевым товарищам Хухлину и Шаркову!» В газете был опубликован очерк о нем.
Под стать летчикам были наши техники и механики. Их героическому труду посвящались листки-молнии, щиты-плакаты, о них проводили беседы. На одном из аэродромов мне довелось видеть боевой листок, сообщающий о доблестных делах механиков П. Ф. Вангуева и К. А. Сушко. Они так надежно готовили истребители к полетам, что каждая их машина налетала 100 часов без единого замечания. Опыт замечательных мастеров своего дела обсуждался на партийном собрании, внедрялся в других подразделениях.
16 января войска 47-й армии разгромили противостоящего противника и, продвинувшись на 10 километров, вышли на рубеж Польски, Янувск. Тем самым они создали угрозу окружения Варшавы с севера. Войска 5-й и 61-й армий охватывали эту группировку с юга Используя достигнутый успех, перешла в наступление и 1-я армия Войска Польского. Форсировав Вислу севернее и южнее Варшавы, она завязала бои непосредственно за город.
Среди летчиков-истребителей, отличавшихся решительными действиями в боях за польскую столицу, следует отметить капитана Деева и его ведомого старшего лейтенанта Птицина. Однажды они вылетели на разведку. Им приказали точно установить расположение вражеских артиллерийских батарей, которые своим интенсивным огнем прижали нашу наступающую пехоту к земле.
Миновав линию фронта, Деев и Птицин пошли в район, из которого велась особенно сильная стрельба. Одну батарею они обнаружили быстро. Она находилась на обратном скате холма, была хорошо замаскирована и вела беглый огонь по боевым порядкам наших стрелковых подразделений.
Вторую батарею обнаружили не сразу. Фашистов выдала их нервозность. Не выдержав спокойного барражирования наших истребителей, их зенитки, расположенные в небольшом населенном пункте, открыли сильную стрельбу.
— Командир, будьте внимательнее, — предупредил ведущего Птицин. — Слева разрывы зенитных снарядов.
— Вижу, — ответил Деев. — Заметьте, откуда бьют, пригодится.
Выполняя противозенитный маневр, Птицин обратил внимание на небольшую деревню, казавшуюся вымершей. Но именно оттуда вела огонь зенитная батарея, укрытая [274] в саду. А из двух стоявших почта рядом домов то и дело выплескивались вспышки артиллерийских выстрелов. Оказывается, фашисты установили орудия в деревянных строениях и вели огонь через оконные проемы.
Вскоре две шестерки истребителей с подвешенными бомбами поднялись в небо и взяли курс к обнаруженным целям. Одну группу вел капитан Деев, чтобы ударить по батарее, расположенной на обратном склоне холма. Вторую возглавлял старший лейтенант Птицин, имея задачу уничтожить орудия, укрытые в деревенских домах В этот раз истребители зашли на цель с северо-запада, то есть с территории, занятой противником. Старший лейтенант Птицин первым перевел машину в пикирование, нацелившись на невинные с виду домики. За ним устремились ведомые. Ошеломленные внезапным ударом, вражеские зенитчики открыли огонь с большим опозданием. Наши истребители, сбросив бомбы, круто взмыли вверх и с правым разворотом ушли в сторону солнца. А на земле, там, где стояли дома, укрывавшие орудия, пылали два огромных костра.
Меткими были и удары группы Деева Две бомбы упали прямо на артиллерийские позиции. Пушечные и пулеметные очереди довершили уничтожение батареи.
На обратном маршруте Деев услышал по радио взволнованный голос помощника командира дивизии по воздушно-стрелковой службе майора Саватеева, находившегося на радиостанции наведения.
— Деев, я — «Тигр». От юго-западной окраины Варшавы на бреющем идет шестерка «лапотников». Атаковать! Поняли?
— Вас понял, идем на «лапотников», — ответил ведущий пары и со снижением стал разворачиваться на юго-запад.
Капитан Деев заметил бомбардировщики Ю-87, когда они, образовав круг, уже готовились сбросить бомбы. Оставив пару старшего лейтенанта Митусова для прикрытия, он повел четверку в атаку. Своей мишенью он избрал ведущего. Пристроившись к «юнкерсу» в хвост, Деев метров с двухсот дал длинную очередь и прошил вражеский самолет. Тот резко накренился влево и пошел к земле.
«С этим покончено», — подумал Деев и, довернув самолет вправо, поймал в прицел еще один «юнкерс». Бой шел над самыми крышами Варшавы, в дыму пожарищ. Последнюю очередь в ненавистного врага он послал с пятнадцати метров. Ю-87 задымил и, охваченный пламенем, упал на улицу города. [275]
В горячке боя Деев не сразу заметил, что в хвост его самолета заходит ФВ-190. Но верный «щит» Деева младший лейтенант Николаенко мастерской атакой с кабрирования сразил «фоккер». В это время и на самолет Николаенко нацелился «мессер», ходивший под облачностью и выжидавший удобного момента. Деев немедленно развернулся и пошел ему навстречу. Ме-109 крутой горкой ушел в облака.
Вторую пару «юнкерсов» атаковал старший лейтенант Елисеев. Те сразу снизились до бреющего и стали удирать на юго-запад, едва не цепляясь «лаптями» — обтекателями — за крыши домов. Советский летчик бросился вдогонку. Внизу мелькали площади, улицы, горящие здания, но он ясно видел только одну цель — «лапотник» с паучьей свастикой на плоскостях — и стрелял по ней частыми короткими очередями. «Юнкерс» вдруг на каких-нибудь пять метров потерял высоту и врезался в здание, которое моментально окуталось пламенем.
Уничтожив четыре самолета противника, группа капитана Деева без потерь возвратилась на свой аэродром.
Оставались считанные часы до освобождения польской столицы. 2-я танковая армия, войдя в прорыв 16 января, стремительным броском преодолела 80 километров и к исходу дня достигла Сохачева. Пути отхода варшавской группировке врага были отрезаны. Сжатая с трех сторон, она вынуждена была оставить Варшаву. 17 января многострадальный город был очищен от немецко-фашистских войск. Над ним взвился государственный флаг Польской республики.
У наших частей и соединений отныне появились почетные наименования Варшавских — у одной штурмовой дивизии и четырех полков.
Как отмечалось выше, мы поставили на колеса свои батальоны аэродромного обслуживания с запасами горючего, боеприпасов, продовольствия — всего необходимого для ведения боевой работы. Один БАО шел вместе со 2-й танковой армией с тем, чтобы в районе Сохачева, когда танки захватят аэродром, остановиться и принять истребители и штурмовика Там ему предстояло оборудовать первую авиабазу в тылу врага С этим батальоном мы отправили инженерное подразделение, усилили его транспортными средствами, придали бронетранспортеры. Все специалисты были вооружены и подготовлены к обороне своего эшелона.
К исходу дня танковые части и наш батальон аэродромного обслуживания заняли аэродром Сохачев. А на северо-западной [276] окраине города еще шел бой. Нам ждать было некогда, обстановка требовала срочно перебазировать на аэродром истребитела Для того чтобы убедиться в пригодности полосы, командир 3-го истребительного корпуса генерал Савицкий решил первым сесть на нее, чтобы лично обследовать. Опасаясь, что аэродром заминирован, мы посоветовали сделать так, как во время Белорусской операции проверялся аэродром Пастовичи: посадить По-2, минеры проверят летное поле, и можно будет перебрасывать туда полки. Но нетерпеливый и лихой генерал не хотел затягивать дело, ему было приятно первым сесть на аэродром, до подхода БАО. Он мне доложил о том, что видит с воздуха: танки дерутся в непосредственной близости от летного поля, а полоса уже свободна.
Я снова посоветовал:
— Посадите сначала По-2, обследуйте, нет ли мин. Через несколько часов он сообщил, что аэродром проверен и он собирается там сажать полк.
— А кто проверял ? — спросил я.
— Мы прошли звеном над аэродромом, — ответил генерал Савицкий, — и прострочили полосу пулеметными очередями. Если бы там была хоть одна мина, то обязательно сработала бы. Поскольку взрывов не наблюдалось, я сел на аэродром первым. За мной приземлились остальные. Обследовали его — вполне пригоден для полетов. Правда, когда взлетели, одного из моих ведомых фашисты обстреляли с земли. Неподалеку части второй танковой армии ведут бой. Разрешите садиться. Генерал Богданов выделил танковую бригаду для обороны аэродрома.
Что мне оставалось делать? Я знал напористость Евгения Яковлевича. Мне импонировало его желание выполнить задачу во что бы то ни стало и как можно скорее, чтобы надежно прикрыть с воздуха наши танки. Риск, конечно, был большой, но главное — боевая задача выполнялась энергично, хитро и смело. И я «благословил» Савицкого.
А дальше произошел и вовсе необычный случай. Группа наших истребителей, возвращаясь с «охоты», обнаружила у Сохачева скопление вражеских самолетов. Какой воздушный боец равнодушно пройдет мимо такой цели! Наши «охотники» немедленно развернулись и подвергли стоянки сокрушительной штурмовке (летчики не знали, что с этого аэроузла немцы уже выбиты). Каково же было удивление летчиков, когда по возвращении на свой аэродром командир не только дал точную оценку действиям каждого, но и назвал [277] число пробоин. «Телепатия, да и только!» — изумился ведущий.
Дело, однако, обстояло гораздо проще Когда «охотники» подходили к Сохачеву, там уже находился командир корпуса. Евгений Яковлевич не удержался от соблазна понаблюдать с близкого расстояния за стрельбой своих подчиненных по оставленной противником технике. После штурмовки он осмотрел все машины, словно мишени, и немедленно радировал в часть о попаданиях. Для летчиков это был чрезвычайно полезный урок, сымпровизированный Савицким.
Вскоре командир БАО доложил, что на аэродроме развернуты средства управления. Вслед за истребителями в Сохачеве сели штурмовики. Наша помощь 2-й танковой армии стала еще более весомой. Начальник штаба этой армии генерал А. И. Радзиевский в своих воспоминаниях писал:
«Сейчас, перебирая в памяти события прошлой войны, мне не удается вспомнить других случаев, когда бы авиация перебазировалась на захваченные танковыми соединениями аэродромы до выхода общевойсковых армий. Такой маневр был осуществлен в ходе январского наступления частями 3-го истребительного корпуса генерал-лейтенанта авиации Е. Я. Савицкого. В частности, поддерживавшая нашу армию 265-я истребительная авиационная дивизия этого корпуса подобным способом перебазировалась на захваченные нами аэродромы в Сохачеве, Любени и Иновроцлаве. Мы восхищались мужеством летчиков и техников 16-й воздушной армии, которые, пренебрегая опасностью, делали все, чтобы обеспечить прикрытие танковых соединений с воздуха».
Генерал Радзиевский хорошо отзывался и о действиях наших штурмовиков:
«Хочется добрым словом вспомнить боевую работу летчиков 6-го штурмового авиационного корпуса генерал-майора авиации Б. К. Токарева. Они нанесли мощный удар по колоннам противника, растянувшимся вдоль автострады, и рассеяли их. Немецко-фашистские войска пытались, используя леса, уйти на север, за реку Висла Авиация разрушила мосты, и около переправ образовались большие скопления вражеских войск, которые были уничтожены штурмовиками и бомбардировщиками 16-й воздушной армии генерал-полковника авиации С. И. Руденко. В результате на тылы 2-й гвардейской танковой армии вышли незначительные силы, которые были остановлены и уничтожены находившимся у нас во втором эшелоне 1-м механизированным корпусом». [278]
Между тем противник лихорадочно искал выхода из варшавского котла. Поступили данные: фашисты пытаются уйти по льду через Вислу на участок, куда войска 2-го Белорусского фронта еще не дошли. Г. К. Жуков приказал: воспретить им отход в этом направлении. Мы осмотрели Вислу с воздуха. Она замерзла не вся, лишь у разрушенного моста был лед и по нему можно было переходить с берега на берег. Поставили задачу 3-му бомбардировочному корпусу: легкими бомбами разбить этот лед, а штурмовикам уничтожить по берегам Вислы все переправочные средства, чтобы противник не смог их использовать. Пе-2 своими ударами устроили зимний ледоход, а Ил-2 буквально разнесли в щепки лодки и катера, находившиеся у берега, не оставив гитлеровцам никаких надежд на переправу.
Это происходило на правом фланге. Левее вместе с 1-й танковой армией, наступавшей на Лодзь, действовали наши штурмовики. В непосредственной близости к фронту находился недавно захваченный аэродром. Мы решили проверить, можно ли его использовать. Проверку взлетно-посадочной полосы производили минеры из батальонов аэродромного обслуживания. Они пришли сюда вместе с передовыми танковыми отрядами.
Кстати, железнодорожный узел Лодзь уже не функционировал. Дело в том, что по его восточной части нанесли мощный удар наши пикировщики. Девятка Пе-2 во главе с полковником Ф. М. Федоренко сбросила бомбы в тот момент, когда на станции находилось около десяти эшелонов. Вслед за первой девяткой прилетели еще три. Было уничтожено 66 вагонов с военной техникой и имуществом, зенитная батарея, выведены из строя девять железнодорожных путей.
Одновременно другие группы пикировщиков бомбили станцию Лодзь—Западная. При налете отличились экипажи подполковника А. В. Храмченкова, майора А. Г. Симонова, капитанов Б. М. Мамихина, А. В. Сарыгина, Г. Т. Сидорова и знакомого уже читателю старшего лейтенанта И. А. Маликова. Признаться, я с пристрастием следил за каждым его «шагом» в небе войны. Особенно понравилась мне та настойчивость, которую он проявил при возвращении в боевой строй после ампутации ноги.
Уже после войны из воспоминаний генерала Типпельскирха я узнал, что именно в Лодзь, ища спасения, отступил вражеский танковый корпус. Но и здесь он угодил под бомбы наших пикировщиков. Да, негде стало укрываться оккупантам. Земля горела у них под ногами. [279]
Штурмовики наносили также удары по железнодорожным станциям Пабянице и Ласк. Там к этому времени скопилось большое количество эшелонов. Гитлеровцы пытались через Пабянице и Серадз прорваться на запад. В тот день, 17 января, погода стояла хмурая. К вечеру облака опустились еще ниже, видимость уменьшилась до 1500 метров. Но экипажи успешно выполняли полетные задания. Они произвели 2784 вылета, в пяти воздушных боях сбили четыре вражеских самолета. В результате бомбардировок был поврежден железнодорожный мост у Серадза, на станциях Вышогруд, Кутно и Лодзь всю ночь горели эшелоны.
На следующий день погода еще больше ухудшилась. Однако летчики все же смогли произвести 672 вылета. Замечу, кстати, когда мы говорили в штабе фронта о 672 вылетах, причем только днем, некоторые генералы и офицеры разводили руками и заявляли: «Авиация работу не вела». А если бы ту же цифру мы назвали в дни боев под Москвой в 1941 году или позже под Сталинградом, она произвела бы впечатление. Это лучше всего говорило о возросшей технической оснащенности нашей армии и повышенных требованиях к авиации на завершающем этапе войны.
И все же 672 вылета дорого стоили фашистам. Только во время бомбардировки железнодорожных станций Пабянице и Ласк было уничтожено 28 паровозов. Лишившись их, фашисты уже не могли вывезти составы.
Исключительный подвиг совершили летчик-штурмовик старший лейтенант В. В. Шишкин и его стрелок А В. Хренов. На обратном пути их самолет был подбит зенитками над переправой Вышогруд. Экипаж произвел вынужденную посадку у села Ветковице, неподалеку от траншей противника. Гитлеровцы бросились к нашим воинам, рассчитывая захватить их живыми. Шишкин и Хренов открыли по фашистам огонь сначала из пулеметов, затем из пистолетов. Они уничтожили более пятидесяти вражеских солдат. В схватке с врагами воздушный стрелок погиб, а летчик Шишкин был тяжело ранен. Фашисты учинили над ним жестокую расправу: вырезали на теле пятиконечную звезду, отрезали язык, выкололи глаза, до костей сожгли ступни ног. Но палачам так и не удалось выведать у советского патриота нужные им сведения. Трупы наших авиаторов жители нашли у самолета. Они тайно увезли их в село и похоронили.
Когда мы заняли Ветковице, поляки рассказали о славном подвиге экипажа и о зверствах фашистских извергов. [280]
Воздушные бойцы беспощадно мстили врагу за кровь и страдания своих товарищей.
Летчик-коммунист капитан Кузнецов, возглавив четверку «яков», сопровождал группу Ил-2 При подходе к цели на штурмовиков напали шесть «фоккеров». Летчики-истребители отбили все атаки, уничтожив при этом два вражеских самолета. Вечером на имя капитана Кузнецова поступила телефонограмма: «Благодаря вашей отваге и летному мастерству штурмовики, которых вы сопровождали, уничтожили важную цель противника. Благодарим за надежное прикрытие».
Вскоре обстановка на нашем левом фланге осложнилась. Отступая под ударами войск 1-го Украинского фронта на север, войска противника буквально забили все дороги в тылу своих обороняющихся частей. Радом еще не был взят, а западнее его двигались большие колонны вражеских войск. Экипажам штурмовиков генерала И. В. Крупского пришлось основательно поработать, чтобы остановить бегущего противника и нанести ему как можно больший урон в живой силе и технике.
В полученном мной донесении говорилось: «В районе Опочно, Жаркув, Говарчув, Пшисуха, Рисинув, Радзине обнаружили около 3000 автомашин, бронетранспортеров, тягачей с орудиями и другую технику, брошенную противником после налетов нашей штурмовой авиации... Первые группы «илов» нанесли удары по голове колонны у моста через реку Джезичка. Образовавшиеся пробки закупорили основные дороги, ведущие с востока и юга на Опочно. Последующими налетами штурмовики уничтожали войска и технику противника. Разгром вражеской колонны завершил наш 9-й танковый корпус».
Позже я лично объехал и осмотрел этот район. Дороги действительно оказались заваленными останками сожженной и разбитой немецкой техники.
А какова была воздушная обстановка? Оправдались ли наши расчеты? Да, мы сохранили за собой полное господство в небе над Западной Польшей.
Никаких новинок в авиационной технике у противника не появилось. В качестве бомбардировщиков и штурмовиков он в больших масштабах, чем раньше, использовал самолеты ФВ-190 и Ме-109. По своему прямому назначению истребители применялись редко. Чаще всего они привлекались для штурмовки наших подвижных войск на дорогах. Но наши соколы спуску им не давали. [281]
У нас тогда сложилось твердое убеждение, что немецкая авиация укомплектована молодыми, слабо подготовленными легчиками. В сложных метеоусловиях они не могли выполнять боевые задачи. Январь и февраль в Польше выдались ненастные: то снег, то дождь. Погода непрерывно менялась. Когда над землей висела низкая облачность, в небе появлялись лишь одиночные самолеты врага.
Советские летчики действовали и в трудных метеоусловиях. Значит, наша система подготовки авиационных кадров выдержала испытание войной.
На земле боевые действия развивались все более стремительно. Передовые части форсировали реку Варта. Наш штаб перебрался за Вислу и расположился в деревне неподалеку от города Конин. Я летал из полка в полк, проверяя, как идет перебазирование и выполнение боевых задач. Беседовал с командирами и летчиками.
Приземляясь на По-2 на аэродроме в Лодзи, увидел, что посадочный знак выложен правильно. У одной границы поля стояли штурмовики: рассредоточение, но без маскировки. Чувствовалось, что немецкая авиация уже давно их не беспокоила.
С противоположной стороны расположились три «бостона» 221-й бомбардировочной авиадивизии. Очевидно, прилетели первые экипажи, чтобы принять остальных
Подрулив к «Т», я оставил адъютанта около самолета, а сам пошел на стоянку. На мне была кожаная куртка без погон: не хотел привлекать к себе внимания. У «илов» работали техники: осматривали моторы, готовились к перелету на запад.
Я остановился метрах в десяти от «бостонов» и стал наблюдать, что выгружают экипажи. Имущества они привезли немало: чемоданы, разные ящики, даже мотоцикл.
Мне стало не по себе. Ведь они не выполнили приказ. Такие перевозки недопустимы, когда не хватает транспортных средств. С ними к тому же прилетела женщина, которая теперь прохаживалась по стоянке.
Я подозвал к себе командира полка и его заместителя по политической части. Они сразу узнали меня и доложили о прибытии. Выслушав их, я стал выяснять, что к чему. Спутница их отошла в это время в сторону. Я стал распекать офицеров за то, что экипажи привезли на передовой аэродром много лишних вещей. Они заверили меня, что в чемоданах инженерный инструмент. Но ведь и лишнее техническое имущество не следовало везти. [282]
— Зачем понадобилось тащить сюда мотоцикл? — поинтересовался я.
Они объяснили: для инженера, он ездит по аэродрому и контролирует работу техников.
— А женщину привезли зачем? Кто она?
— Не знаем, товарищ командующий, — ответил командир. — Она ищет свой БАО.
— Как не знаете?! Кого же вы доставили на передовой аэродром? — возмутился я. — Как она в боевую машину попала?
Командир полка ответил, что эта женщина находилась в Москве в отпуске. Вернувшись на аэродром, где находился батальон, в котором служила, узнала — подразделение уже ушло на запад Тогда она и попросила летчиков подбросить ее поближе к месту службы.
— А вы проверяли у нее документы ? — спросил я. — Нет?! Какая беспечность. Поверили на слово и взяли на боевой самолет неизвестно кого.
Закончив разговор, я собрался уже идти к своему По-2, как меня остановила женщина:
— Разрешите обратиться, товарищ командующий, — сказала она и с дрожью в голосе спросила: — Почему вы меня считаете неизвестно кем?
— Я действительно не знаю, кто вы, — спокойно возразил я. — И документы ваши проверять не хочу. Грубости от меня вы тоже не слышали. Я сделал упрек только командиру и его заместителю.
Она все же обиделась:
— Когда-нибудь за стаканом чая я все же скажу товарищу Сталину, каким «культурным» оказался командующий шестнадцатой воздушной армией.
«За стаканом чая товарищу Сталину», «каким культурным оказался командующий». Эти слова меня удивили, хотя я и не придал им большого значения. На прощание все-таки еще раз оговорился:
— Вас я не обижал и не знаю, кто вы. Вы просто оказались свидетелем нашего командирского разговора Всего вам хорошего.
Сел в самолет и улетел. Побывал на десяти аэродромах, вернулся на передовой КП воздушной армии поздно вечером. Ночью зашел ко мне генерал Виноградов и с порога спросил:
— С кем ты там поругался?
— Со многими, — ответил я. — Весь день ругался. Приказ [283] не выполняется. То лишние вещи привезли, то постороннего человека прихватили.
— Ты с женщиной ругался?
— Было, в Лодзи, — вспомнил я и рассказал, как все произошло.
Он мне сообщил, что женщина сейчас сидит у него и очень расстроена Я спросил: кто такая?
— Помнишь девочку из кинофильма «Ленин в 1918 году»? Владимир Ильич рисовал ей картинки в своем кремлевском кабинете. Это ее детство.
Виноградов рассказал, что женщина эта очень скромная, хорошо работала в батальоне врачом, действительно была в отпуске в Москве. Еще до начала нашей операции она в поисках своего батальона прилетела на наш аэродром. Здесь и попросила подбросить ее до Лодзи.
— Давно она у нас работает? — спросил я.
— Давно. А мы вот с тобой не знаем об этом. Собирается ехать к Жукову с жалобой на тебя.
— Пусть едет. Расскажу ему все, как было, — ответил я. И добавил: — А ты правильно сделал, что приютил и накормил ее. Передай ей мой привет и скажи: война есть война, она требует бдительности.
Виноградов отправился к ней. О чем они говорили — не знаю. Примерно через час он вернулся и сказал, что женщина решила не ехать к Жукову, у нас переночует. Ее поселили с девушками-телеграфистками. Она уже не обижается на меня. «Ну и очень хорошо, — решил я. — Значит, поняла, что на аэродроме я вел себя правильно».
На всякий случай я заехал к Жукову и рассказал о необычной встрече. Георгий Константинович успокоил:
— Хорошо, если встанет вопрос, я объясню, в чем дело Позже я справился об этой женщине у начальника района и командира батальона Мне сказали, что она хороший врач и прекрасный человек. Я передал ей привет, но как следует познакомиться с ней мне не довелось, поскольку начались жаркие бои. Об этом эпизоде я рассказал для того, чтобы читатель знал, каких разных людей с самыми необычными судьбами можно было встретить на дорогах войны.
Бывая в частях и беседуя с летчиками, я с чувством радости ощущал их заряженность на победу. Об успехах авиаторов кратко, но убедительно рассказывали и боевые листки-молнии. Выпускались они очень оперативно. Бывало, летчик едва успеет приземлиться, как о его делах узнают все товарищи. [284]
Командир эскадрильи капитан А. Джабидзе по вызову станции наведения поднялся в небо и сбил «раму». Об этом факте сразу же сообщила стенная печать. В газете появились большой портрет летчика и заметка с описанием его подвига.
17 января 1945 года группа пикировщиков, ведомая капитаном В. П. Мельником и штурманом старшим лейтенантом П. А. Кислициным, меткими бомбовыми ударами разрушила железнодорожный мост через реку Варта у Серадзи. Движение на этом участке было прервано, наши наступающие войска захватили несколько железнодорожных эшелонов и склад с боеприпасами. В конце того же дня вышел боевой листок с аншлагом: «Приказ Родины выполнен!» А утром авиаторы увидели и увеличенные фотоснимки результатов бомбометания.
Агитаторы ежедневно сообщали воинам сводки Совинформбюро. В перерывах между боями регулярно проводились партийные и комсомольские собрания. На них обсуждались самые актуальные вопросы боевой жизни, оценивалась деятельность каждого коммуниста и комсомольца. По-партийному остро вскрывались недостатки и намечались меры по их устранению. Это повышало у коммунистов и комсомольцев чувство ответственности за выполнение своего долга перед Родиной.
Непрерывно повышалась действенность партийно-политической работы. Большую помощь нам в этом оказывали член Военного совета фронта генерал К. Ф. Телегин, начальник политуправления генерал С. Ф. Галаджев. В соединениях и частях трудились замечательньк политработники, умевшие зажечь сердца воинов, поднять их на любое ратное дело. Среди тех, кого летчики любовно называли крылатыми комиссарами, можно назвать полковников В. М. Боговицкого, В. 3. Гультяева, А. П. Дергунова, М. М. Дробинского, И. Д. Кобякина, Д. И. Никулина, А. С. Никульшина, Ф. П. Плахоття, Г. А. Шерохина, подполковников Ф. И. Журбенко, М. Н. Королева и многих других.
Победы над врагом укрепляли авторитет нашей партии, За время боев на территории Польши поступило немало заявлений от авиаторов с просьбой принять их в ряды коммунистов. Они желали навсегда связать свою судьбу с партией, созданной В. И. Лениным. Если к началу наступления в воздушной армии насчитывалось 20 888 коммунистов, то уже в ходе Варшавско-Познаньской операции к ним прибавилось свыше 1000 кандидатов и членов партии.
Политорганы придавали большое политическое значение [285] росту рядов ВКП(б). Они заботливо готовили людей к вступлению в партию, помогали им изучать Устав и Программу, разъясняли политику Советского правительства. Партийные документы вручались обычно перед боевыми вылетами. Это вдохновляло воздушных бойцов на новые подвиги.
После того как войска фронта овладели городами Лодзь, Томашув, многие части и соединения получили почетные наименования Лодзинских и Томашувских. [286]
