XXIII

Тучков с мостика шарил биноклем по воде и нигде не находил белых пенопластовых поплавков брошенного двора. Вон там они сидели, поплавки, будто вытянувшиеся в кильватер белоснежные гуси, а сейчас их нет и нет. Сбылось пророчество Шадрина — разметало штормом двор, утащило в море сети, не удержали и тяжелые якоря. Хана пришла!

От тоски и отчаяния у капитана зашевелились под фуражкой волосы, холодно стало спине.

Подходили к устью Моржовой.

Прополосканный штормом воздух был холоден и свеж, как вымороженное белье. И точно после вселенской стирки по всему морю смирно плавала шипучая белая пена.

Избушка на юру выглядела растрепанной — покривило трубу, сдуло с крыши бочку и завернуло, как крыло, саму крышу над двориком.

Капитан перевел бинокль на пляж правее избушки — не выбросило ли сети туда, но и на пляже ничего не углядел.

«Пропал! Пропал! — твердил он про себя.— Теперь хочешь не хочешь, надо идти на поклон к Шадрину. Пустыми руками немного наловишь».

Пронзило нетерпеливое желание тотчас повернуть сейнер и скорее-скорее лететь к Убойной. «Как блудный сын, на колени брошусь, руку облобызаю — прости только, старик, зарвался».

Но Тучков преодолел минутную слабость, не повернул сейнер к Убойной. К тому же в бинокле внезапно предстала перед его глазами толстая фигура зимовщика. Опершись на черенок лопаты, он стоял у кромки моря, как раз против того места, где некогда располагался двор, и с угрюмым видом следил за приближающимся сейнером. Пестрым низеньким хороводом сидели вокруг него собаки.

А через полчаса по влажному и плотно утрамбованному песку, на котором даже следы не отпечатывались, Тучков сам подходил к зимовщику.

Четырехдневный шторм просвежил и Тарасова: на лице ни ссадинки, ни синяка, и сам весь вроде бы подтянутее стал... Темный песок вокруг него был широко разрыт. «Что он там копает?» — гадал, приглядывался Тучков и, только подойдя вплотную к Тарасову, получил ответ на свой вопрос: посреди раскопанного лежала серая от песка белушья туша, и на ней в несколько слоев, винтом, была намотана сеть с подборами.

«Выкинуло все-таки, не унесло в море! — отлегла от сердца главная забота.— Слава богу! Значит, еще поохотимся».

По всему берегу на протяжении километра тут и там виднелись на темном песке продолговатые, как могилы, холмики — двадцать пять холмиков насчитал Тучков, под ними тоже были погребены белухи — все, .что осталось от двухсотголового стада.

—    С возвращением, значит,— невесело приветствовал зимовщик.

—    Спасибо,— буркнул Тучков.— Выкинуло двор-то?

—    Выкинуло. Такой шторм был — где уж ему устоять. И якоря все на берег вытащило, они тяжелые, в песок глубоко зарылись. И зверь ушел. С десяток вот глупого молодняка запуталось в сетях, так я их выкапываю и распутываю. Для себя, конечно. У нас ведь уговор был.

—    И не десяток вовсе, а два с половиной десятка и, судя по выкопанной туше, не молодняк, а настоящие взрослые белухи,— строго поправил Тучков, чувствуя, что ему не хочется отдавать этих зверей.— Да и тяжело их тебе одному раскапывать. Я со своей дружиной сразу их явлю на свет божий. А тебе отделим от следующей партии свеженьких.

— Нет, нет,— заволновался Тарасов.— Силов у меня много. И не вспотею — выкопаю. А свеженьких мне не надо. Песец как раз с душком приманку любит.

Тучков догадался: не верит зимовщик ни в следующую партию, ни в свеженьких и торопится взять свое. Да и нежелание Тучкова расстаться с ничтожной добычей было продиктовано тоже неверием в собственные силы. Он счел это за плохой признак и с досадой махнул рукой:

—    Э-э, да забирай все! Бог с тобой! А завтра мы такой косяк выхватим из моря, какой тебе и во сне не снился... А ну, орлы! — обернулся он к подходившим зверобоям.— За работу!

Сети были замыты в песке на метровую глубину. На каждом квадратном метре — тонны мокрого вязкого песка.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ