1    2

 «Суть времени – 29»

У нас есть такая новая болезнь – конспирологическое сознание. Согласно конспирологическому сознанию, всё есть чья-нибудь инспирация. Вот вы с супругой в брак вступили – это чья-нибудь инспирация. Вы на телевидение вышли – это чья-нибудь инспирация. И так далее. Кто за чьей спиной стоит… Кто-то всё время вами водит – что бы вы ни совершили, есть кукловоды.

Поразительно, что это свойственно нашему либеральному истэблишменту, который исповедовал прямо обратную теорию, что вообще никаких сил нет, что никто никем не водит, что кукловоды отсутствуют и всё прочее. Так где же правда? Где грань между тем, что «кукловоды присутствуют» – «кукловоды отсутствуют»? Что, кукловодов нет? Нет мировых заговоров? Нет инспираций, подобных тем, которые здесь [в предыдущей передаче], например, описаны?

Конечно, есть. Мир не состоит из подобного рода игр, но он включает эти игры. Так как же разобраться, где что происходит?

Прежде всего, надо отказаться от конспирологии как дешёвки, которая сложную социальную проблематику редуцирует до элементарщины очень грубой. Потому что чем больше эта редукция, это принижение всего до подобного примитива будет осуществляться, тем более дезориентировано будет общественное сознание. Оно не сможет ничего делать. Оно либо окажется во власти каких-то мифов о всемирных зловещих силах, которые всем крутят, и поэтому ничему нельзя доверять (и вообще ничего нельзя делать, потому что есть такие злые силы, – расслабься и получи удовольствие). Либо начнёт дёргаться не туда.

Что происходит на самом деле? И как это происходящее (это очень сложный вопрос социальной теории) выразить предельно просто и в максимальной степени соотнести со злобой дня?

Есть три типа действующих лиц на любой политической сцене во все времена.

Первый типаж– это «винты системы». Это очень важный типаж. Между прочим, очень хорошо опознаваемый. Это люди, уверенные в себе, энергичные, бойкие, способные на головокружительные комбинации, когда за их спиной стоит система, готовые на то, что система предоставляет им ресурсы, а они в ответ на это становятся винтиками со всеми вытекающими отсюда последствиями. Очень часто на их челе (особенно, если они входят в очень жёсткие системы военного образца) – печать: «у этой истории будет хорошее начало и плохой конец». И они тоже это понимают. Вопрос всегда не к ним, а к системе. Это определённые люди, готовые на подобный тип существования.

Я столкнулся с этим впервые где-нибудь в 1972-1973 году, когда очень известные теперь люди, время от времени печатающие те или иные доносы на меня в своём «глубоко демократическом» издании, написали на меня натуральный донос. А я ознакомился с ним  – там и штампик, и всё было, что положено, – поскольку мне очень симпатизировали мои друзья в Геологоразведочном институте, занимавшие определённые позиции в парткоме и в других местах, которые, стуча кулаком по столу (а люди эти были очень хорошие, но, как большинство в геологоразведке, не чуждые потребления крепких спиртных напитков), говорили: «Серёга, Серёга, ну, что ты делаешь, ну, что ж ты делаешь? Ну, ты посмотри, что на тебя пишут, Серёга! Ну, это же всё плохо! Серёжа, ну, что же ты, Серёжа?»

Короче, я тогда со всем этим ознакомился. И мне стало интересно… Потом уже, когда я руководил крупным центром в советскую эпоху, этого всего было много. И вот этих бумажек со штампиками я начитался вот так… И я насмотрелся на персонажей, которые их пишут. Это известные лица на нашей политической сцене. Я никогда не буду обсуждать, кто это именно. Я просто хочу сказать, что многие знания умножают скорбь. Были очень пикантные комбинации, когда эти лица начинали руководить, предположим, будучи сами людьми далеко не либеральных убеждений, какими-нибудь либеральными изданиями. И так далее. Поэтому я всегда считал, что система тут очень оригинальничает, создаёт какие-то причудливые узоры. И вообще всегда в таких случаях я говорил только о системе…

То, что Белковский – это такой винтик в системе, для меня ясно, как простая гамма. Волга впадает в Каспийское море. «Мы осуждаем Ходорковского… Мы потом сами этому Ходорковскому оказываем всяческую помощь, используя ресурсы системы… Мы там очень богатую жизнь ведём в качестве подобных винтиков…»

И каждый выбирает для себя, что ему делать. Кто-то выбрал для себя роль этих «винтиков», а кто-то выбрал для себя другую роль. Тут важно сейчас обсудить, какую. А винтики – они и есть винтики. У меня не к винтикам вопрос, у меня вопрос к системе.

Я никоим образом не морализирую по поводу системы. Я понимаю, что система – она на то и система, чтобы всё время превращать дерьмо в конфетку. Это её главная профессиональная задача.

Но я призываю систему и её отдельных представителей – не заиграться в эту игру. Я понимаю, что это свойство профессиональной игры, но тут нельзя заигрываться. Тут очень тонкая грань в той ситуации, которую я описал [в предыдущей передаче], – между сложными системными комбинациями (ради бога, осуществляйте их как угодно и куда угодно!) и актом национальной измены. Вот эта грань – тонка.

Понятно, что современная циничная жизнь очень сильно освобождает от совести. А работа в системах вообще никоим образом мускул этой совести не тренирует. Но есть грань. Это наша страна. Наш народ. А если вся эта ситуация разыграется по полной программе, то есть ещё и мир. И никому на Луну улететь не удастся. И кончится всё это ужасно для всех, кто в это играет. Ибо в любой игре с дьяволом побеждает дьявол. Не мелкие бесы и мельчайшие, не Смердяковы и не те, кому кажется, что они вертят смердяковыми или бесами этими, а Повелитель мух. А он, когда побеждает, он всех, кто ему служит таким способом и кто пытался с ним играть, – уничтожает в первую очередь.

Услышьте меня, представители системы! Я никогда не давал плохих советов. Я правду говорю. И меня во всей этой истории, начиная с отделения Кавказа и Майкла Кентского и кончая всеми «шалостями» последними, интересует этот мост, а не этот прыщ (рис.1). Он мне не интересен, он уже самому себе не интересен. И разжигать интерес к нему – это полный идиотизм.

(Рис.1)

 

Я спрашиваю систему – что она творит в такой сложный момент? Это вопрос серьёзный, дружеский и нормальный. Но главное, что я здесь хочу сказать, с точки зрения социальной теории, что есть «винты» – люди системы, люди, готовые платить за то, чтобы система ими вертела и одновременно предоставляла им возможности. Я видел этих людей, видел этих мальчишек с их обезумевшими глазами, которым всё время казалось, что они то ли систему обыграют, то ли что-то ещё. Я видел эти поломанные судьбы. И видел холёные лица, которые эти судьбы ломают. А также видел тех, кому судьбы вроде как и не поломали до конца, но в это дело имплантировали полностью. И я не хочу здесь, повторяю в который раз, морализировать. Я просто говорю, что этот типаж существует. И наблюдать его радости никакой не доставляет. Но есть некое театральное удовольствие по принципу: «смотри, как вертится нахал», а также аналитическое удовольствие, потому что ты понимаешь, кто, кем и зачем вертит, в какую сторону.

Вот если бы из этого состоял мир, то мира бы не было. Вот если бы этого не было в мире, то мир был бы совершенно другим и не имел бы ничего общего с тем миром, который мы знаем с древнейших времён и поныне. Но если бы мир состоял из этого, его бы давно не было.

Есть вторая категория людей, действующих на том же самом подиуме, в том же самом политическом многомерном пространстве, – это «сами себя делающие люди». На английском (в котором это очень важный элемент политической культуры) это называется «self-made». Я таких людей тоже видел. Это обычно очень яркие одиночки, строящие сложные цепи и системы знакомств, дружеских связей и так далее, но постоянно думающие о себе, имеющие в виду свой успех, своё продвижение, наделённые очень сильным нутром и очень сильной карьерной мотивацией, не всегда лишённые других уровней мотивации, включая идеальные.

У них есть одно чёткое свойство – они никогда не будут обременять себя превращением в социальных лидеров, то есть в людей, которые строят какие-то микросоциальные собственные плотные системочки или группки. Они этого не делают, потому что, во-первых, степень их эгоцентризма, или эгоизма, или зацикленности на себе, на этом самом «self», «я» – очень велика. Такая зацикленность никогда не даёт возможности создавать плотные сообщества. Эти люди не создают вокруг себя плотных сообществ – они создают рыхлые сетки знакомств с себе подобными. И, во-вторых, это [создание плотных сообществ] трудный, обременительный малоперспективный путь. Гораздо легче в одиночку двигаться по сложным ландшафтам, входить в системы, не обязательно становясь их «винтиками», действовать в определённом поле, отталкиваться от одного системного массива, переходя в другой, проявлять яркие свойства, оказываться в этих свойствах востребованными.

Я никоим образом не хочу осудить всё это «self-made» – это очень определённая, очень нужная, незаменимая в обществе категория людей, иногда добивающихся многого, а иногда не добивающихся; иногда наделённых очень мощной, при этом идеальной, мотивацией, а иногда полностью лишённых этой мотивации. Это просто определённый человеческий материал (прошу прощения за такой технологический термин), определённый тип людей, которых очень много в истории, усилиями которых иногда очень много делается. Я сейчас только хочу сказать, что это определённый тип, который никоим образом никакого отношения не имеет к «винтикам». Это другие люди. Другие, совсем другие. Это-то как раз индивидуалисты, по поводу которых всегда говорят: «В системы не интегрируем в силу таких-то и таких-то свойств». Очень часто это умные, энергичные, яркие люди. Иногда они опираются на семейную поддержку, а иногда они выходят из глубинки и делают блестящую карьеру. Это очень важный, может быть, генеральный человеческий типаж.

И есть третий типаж – социальные лидеры (или, чтобы никоим образом этот типаж не воспевать, микросоциальные лидеры). Это совершенно другие люди с такими… опять, чтобы не было никакой поэзии… в чём-то «сектантскими» (возьмём это слово в кавычки) склонностями, с постоянным стремлением идти нонконформистско-андеграундным путём, формировать коллективы, создавать что-то, что в данный момент совершенно не является востребованным, идти против течения, занимать сложные места в сложных процессах, а потом выходить на более высокие позиции. Это лидеры, социальные лидеры. Я их тоже видел.

В советскую эпоху я их видел очень много. Они создавали то какое-нибудь общество танца, то какие-нибудь кооперативы по строительству жилья, то какие-нибудь организации, которые занимались историческим фехтованием, то литературные кружки, то театры, то какие-нибудь оперные студии. Мало ли что ещё. Но каждый раз, когда это происходило, мне было видно, что они живут интересами тех плотных малых социальных групп, которые они создали вокруг себя. Они постоянно отдают гигантское количество сил этим группам. Эти группы к ним тянутся именно потому, что они ощущают в них что-то, кроме «эго» – какой-то контакт с какими-то смыслами… я не знаю что ещё, но вот эту готовность лидировать.

Чаще всего это располагается в андеграунде, то есть не в том главном пространстве, где протекает нормативная социальная жизнь, а в каком-то неформализованном пространстве. Называлось это очень часто «неформалы».

По всей своей биографии, по всему, что я делал в жизни, по всему, что я хотел делать в жизни, я всегда хотел быть таким микросоциальным лидером. То есть хотел-то я создания театра определённого типа, такого, которого ещё не было в истории. И ради этого ломал свою научную карьеру и всё прочее. Но на самом деле понятно было, что проект, который предо мною брезжил, не мог быть реализован в пространстве «self-made». Он требовал пространства андеграунда. И я в него спокойно, понимая, с чем это связано и сколь это умаляет мои социальные позиции, перешёл в 1972 году. Ну, уж к 1975-му точно перешёл. Обещал матери и отцу, что защищу диссертацию. Перешёл сразу же, как только защитил. Но на самом деле, по сути, перешёл раньше. Диссертацию уже писал левой рукой, занимаясь театром.

И дальше начинается та жизнь, на которую себя обрекают люди, создающие эти плотные малые группы. Это очень особая жизнь, очень тяжёлая, очень трудовая, имеющая гигантские психологические издержки и не часто дающая крупный результат.

Первым результатом, которого я добился на этом пути, было создание, реальное создание профессионального театра. Эта микросоциальная группа, которую я сплотил вокруг себя под проектом «Театр нового типа», получила театр в конце 80-х годов, хотя не имела на это никакого шанса.

Второй проект, который удалось сделать чуть ли не через двадцатилетие, – это соединить этот театр нового типа с научной или, более правильно было бы сказать, интеллектуальной деятельностью, деятельностью аналитической. И особого типа. Создать этот синтез, которого в мире ещё никогда не было, и предъявить обществу результаты. И они налицо: театр функционирует, в нём функционируют люди, которые одновременно пишут сложнейшие тексты, и видно, что и тексты они пишут сами и очень-очень прилично, мягко говоря, и на сцене-то играют толково, опять-таки, мягко говоря. И это существует вместе. А этого не было никогда вместе.

Всё, что сейчас начинается снова, – это уже третий этап, это политический проект от безнадёжности, от слишком глубокого тупика, в котором находится  общество. Не знаю, что с ним будет, но два-то проекта состоялись. И это тип жизни. В условиях регресса вся ставка – на социальных лидеров, на ткань, состоящую из этих микросоциальных групп как больших молекул, слагающих иногда десятки, иногда сотню, иногда и несколько сотен единиц. Как именно эти молекулы начнут образовывать сеть, как внутри них построится жизнь? Ибо именно это андеграундное пространство (оно же катакомбное) и становится сейчас главным. Если что-то здоровое и полноценное и сохранилось, то в нём, потому что другие пространства сметены, сметены регрессом. Они нормально функционируют в нормальных условиях, а в этих условиях они первые попадают под удар, они сметены.

Человек обычно карьеру делает через дело, даже если он индивидуалист. Он делает большое дело и получает результаты. А нет этой корреляции между делом и результатами! Значит, если он «self-made», то либо он «self», либо он «made».

Что касается «винтов системы», то вопрос в том, чего системы хотят. «Винты» неинтересны, а системы ставят перед собой цели крайне сомнительные. В условиях регресса – деградационные цели самообогащения. Они отрываются от нации. Из инструментов, с помощью которых нация обеспечивает свои интересы, они превращаются в фагов, то есть поглотителей нации. По крайней мере, в существенной степени, именно в той степени, в которой мы сейчас обсуждаем наличествующее, в той степени, которая отражена данной картой (см. рис.1).

Значит, всё пространство вот это – это пространство андеграунда. Из него либо что-то выйдет, либо не выйдет ничего. На него можно делать ставку или не делать. Но когда вы имеете дело с социальным лидерством, то вопрос о том, кто за чьей спиной стоит, не до конца корректен. Он полностью корректен, когда вы имеете дело с винтиками систем. Он в какой-то мере бессмыслен, когда вы имеете дело с «self-made». И он… Я сейчас объясню, почему я говорю «не до конца корректен», когда речь идёт о социальных лидерах… Потому что для того, чтобы социальный лидер состоялся, он должен сплотить группу и с помощью этой группы совершить коллективное деяние, чаще всего воплощающееся в продукте: спектакле, тексте, действии… В чём-то воплощающееся. Это может быть блистательная газета. Это может быть интересный театр. Это может быть какой-то научный коллектив и научная школа. Но это должно быть именно деяние, основанное на продуктивности плотной социальной небольшой группы, сплочённой данным лидером на основе какой-то крупной цели, лежащей за пределами как «эго» или «self» лидера, так и «эго» или «self» тех, кто слагает группу. По ту сторону это должно находиться. Это должно быть адресовано уже не к «Я», а к «сверх-Я». Если его нет – нет этих плотных групп.

Поэтому за моей спиной стоят, прежде всего, участники этой группы: Юрий Бялый, Вера Сорокина, не буду всех перечислять, Аня Кудинова, Маша Мамиконян и так далее – все те, кого я сейчас бросил в этот политический бой, предложив им и своим ближайшим надёжным друзьям (которые не слагали со мной таких плотных групп, но которые проявили себя за многие годы определённым образом и, прежде всего, проявили себя бескорыстием и отсутствием этого «self», «эго») создать некое представительство политического центра организации «Суть времени».

Политический центр коллективный сформирован так. Люди, входящие в этот центр, перечислены. Именно они ведут диалог центра с регионами и курируют основные узлы. Все, кто не входит в этот список и говорят о себе, что они курируют эти узлы или представляют политический центр в регионах, – самозванцы. Они представляют самих себя. И, может быть, они представляют себя очень талантливым и нужным образом или другим, но они не представляют политический центр.

А политический центр никоим образом не стремится сковывать инициативу в пределах сетевой структуры «Суть времени». Люди хотят создавать такие коллективы – ради бога! Хотят создавать другие – ради бога! Они выдвигают снизу таких лидеров – замечательно, других – прекрасно. Главное, чтобы они не запутались, чтобы это не превратилось в грызню, в соревнование «self», понимаете? Тогда всё погибнет. Соборность превратится в разборность. Но в принципе свобода бесконечна – как в этом, так и в создании своих проектов. Те проекты, которые будут наиболее успешны, востребованы, нужны, – выдвинут людей, осуществивших эти проекты, на соответствующий уровень возможностей, если он им нужен. Пожалуйста. Это меритократия. То, что в регионах, – демократия.

А политический центр – это то, что я знаю и на что я могу опереться. И всё. И он никаких амбиций не имеет. Люди делают это, уже будучи измождёнными двумя предыдущими проектами, только потому, что я начал кричать и говорить: «Или вы это делаете или всё, ничего не будет!» Они начали это делать. И будут это делать в силу своих возможностей. Всё, что я могу здесь гарантировать, – что никакой амбициозности тут не будет, никакого конфликта самолюбий, никакой привычной грызни. Всего этого не будет, это исключено, это убито двадцатилетиями или сорокалетиями предыдущей совместной жизни в плотной группе.

Но я не к этому веду. Это так – между прочим, чтобы все понимали, что происходит. И, между прочим, опять-таки хочу сказать, что, будучи очень плотно связаны друг с другом, мы одновременно вполне открыты. И все, кто будут на школе сейчас существовать, а потом на других школах, а также в диалогах, убедятся, что вот тут-то и есть открытость и полное нежелание командовать, начальствовать, директивы издавать – только помочь. Всё. Потому что всё вообще начато в состоянии разведения рук. Но если всё так плохо, а мы что-то можем, и кто-то к нам обращается, как мы можем отказаться? Как вот в этой ситуации можно отказаться? Совесть замучает перед умершими, перед живущими, перед самими собой. Ничего, кроме этого, нет.

Задача в том, чтобы как можно больше новых правильных активистов появилось. Под правильностью я имею в виду, конечно, как минимум, политическую образованность и готовность работать коллективно с другими. То есть отсутствие вот этого выпячивания, отсутствие этого мелкого райкомовского эгоизма. И второе, как максимум, – способность к роли социальных лидеров. Стране сейчас нужно тысяч пять – десять социальных лидеров, способных построить между собой высоко когерентные отношения.

Вы скажете, что это невозможно, что так не бывает. Но и никогда не было, чтобы из таких ситуаций, в которую сейчас страна залезла, выходили живыми. Тоже никогда этого не было, понимаете? Все классические рецепты не работают. Всё, что можно сделать, находится по ту сторону здравого смысла, по ту сторону отработанных схем, по ту сторону канонической политики, по ту сторону этих вышних, верхних социальных сфер, этих «self-made» и этих всех систем – всё это обесточено. В ближайшее время вы увидите, как будут беспощадно отключать тумблер за тумблером, элемент за элементом, как это будет беситься, бегать, как курицы с отрубленными головами, создавать какие-то идиотства, уродства и всё прочее. Всё оно будет переходить в это состояние вдруг – по тем причинам, которые я разобрал, потому что карта боевых действий примерно такова, как я здесь говорю. Она примерно состоит из этого.

А вопрос к вам ко всем – ко всем, кто, тем не менее, сознавая всю тяжесть ситуации (а я эту тяжесть никоим образом не собираюсь преуменьшать), входит в процесс – можете ли вы совершить чудо? Действительно получить серьёзное политическое образование, не теряя при этом политической активности, а только усиливая её, и входить в эти группы, рождая лидеров, сплачиваясь с ними и подчиняя все эти «self» – «супер-Я», «сверх-Я». Гоголь по этому поводу говорил: «Отрекись от себя для себя, но не для России». Вот, «Я для себя» – это эго. А «Я для России» – это «супер-эго».

Сможете ли вы по-настоящему выйти на это рандеву с историко-культурной личностью под названием Россия? Вернётся ли та великая любовь, которая одна только и создаёт эти вещи и пробуждает «сверх-Я» в людях? Вернётся ли в андеграунд это самое бытие, принцип «быть» вместо принципа «иметь», на который обречено и «self-made», и «винтики». Произойдёт ли это? Россия жива, слышите? Она ещё жива. И какое-то время на то, чтобы сотворить это чудо, есть. Но никаких шансов ни на что другое нет вообще.

И вот на этом фоне возникают некоторые тексты – пронзительные, глубокие, говорящие о том, что Россия жива. И одновременно имеющие определённый и очень сходный изъян, если посмотреть на всю совокупность этих текстов как на единый метатекст.

Подчёркиваю, что я авторов подобных текстов люблю, что мне они близки, что их тексты вызывают во мне огромную человеческую теплоту. И если я что-то по этому поводу буду говорить критическое, то не потому, что я плохо отношусь к авторам или к текстам, а потому, что ситуация – швах. И говорить надо на соответствующем языке.

То, что я не люблю, находится по другую сторону от авторов этих текстов. И там я ничего говорить не буду. А здесь что-то скажу, сначала прочитав текст, который мне нравится и который у меня одновременно вызывает вопросы.

Текст этот называется «Опустите меня в СССР».

 

«Я устал идти по пути демократических реформ, у меня кончились деньги и спились соседи. А в моем телевизоре зловеще воет ветер будущих перемен, и головы дикторов новостей наперебой пугают меня достояниями демократии.

Я потихоньку мечтаю купить пирожок с повидлом за шесть советских копеек и завернуть селедку в свежий номер нечитанной газеты «Правда».

Я хочу повернуть и пойти обратно. Я хочу в страну, где нет террористов, проституток, рэкетиров, мэров, презентаций, долларов и многопартийности. Ну, спрашивается, зачем мы десять лет назад прогнали одну партию, чтобы потом посадить себе на шею десятки других? Ну, что мы все-таки выиграли, разогнав одних чиновников и вырастив много новых?

1    2