Заяц всё лето кормил хромую белку: озорной мальчишка перебил ей лапку. А когда белка поправилась, она простилась с зайцем и сказала:

— Спасибо тебе, зайчик, спасибо! Смотри, никаких запасов на зиму себе не делай. Летом ты меня кормил, зимой я тебя прокормлю.

Но с того дня заяц белки не видел. Последняя трава скрылась под снегом. И остались зайцу, чтобы поглодать, только голые веточки да кора. В непогоду он часто голодал. Тогда он вспоминал белку, и ему становилось веселее. «Стоит мне только её найти, а тогда заживём!»

И вот, наконец, заяц наткнулся на белку. Она сидела на сучке у своего дупла.

— Здравствуй, — крикнул заяц, — какое счастье, что я тебя нашёл! Ведь как раз сегодня я с утра ничего не ел.

— Ладно, ладно, поставлю для друга самовар, — сказала бел- ка. — Вот только принёс бы ты мне берёзовых веток, я бы из них угольков нажгла.

— Принесу, принесу, хлопотунья, — сказал заяц и помчался.

А белка-то хитрила. Ей стало жаль своих запасов. И она нарочно отослала зайца. «Когда-то он ещё найдёт берёзку, — думала белка, — я тем временем потихоньку перетащу все свои запасы в другое дупло и сделаю вид, будто меня куница съела».

Но не успела белка вдеть в иголку нитку, чтобы починить мешок под орехи, а заяц уж тут как тут.

— На, получай берёзовые ветки, хлопотунья!

— Быстро же ты обернулся, — сказала белка.

— Да ведь берёзу-то нетрудно найти, — сказал заяц, — с опушки видно, как березнячок белеется.

«Это верно», — подумала белка. И давай хитрить дальше:

— Угольки-то у меня будут, а разжечь-то мне их нечем. Принёс бы ты мне осиновых веток, я бы из них спички сделала.

— Принесу, принесу, хлопотунья, — сказал заяц и помчался.

А белка думает: «Ну, осину-то ты зимою не скоро отыщешь».

Но не успела белка первую заплату на мешок положить, а заяц уж тут как тут.

— На, получай осиновые ветки, хлопотунья.

— Быстро же ты обернулся, — сказала белка.

— Да ведь осину-то нетрудно найти, — сказал заяц, — осинничек, как частокол, стоит. Осинки тоненькие, пряменькие, серо-зелёные, а кора у них горькая.

«Это верно», — подумала белка. И давай хитрить дальше:

— Самоварчик-то я поставлю, а как я на стол накрою? Ведь стола-то у меня нету. Принёс бы ты мне дубовых брёвнышек, напилила бы я досочки, сделала бы дубовый стол.

— Принесу, принесу, хлопотунья, — сказал заяц и помчался.

А белка думает: «Ну, дуб-то ты зимою не скоро отыщешь».

Но не успела белка десяти орешков в мешок сложить, а заяц уж тут как тут.

— На, получай дубовые брёвнышки, хлопотунья.

— Быстро же ты обернулся, — сказала белка.

— Да ведь дуб-то нетрудно найти, — сказал заяц,— большой, толстый да корявый, а на веточках зимой, как флаги, висят засохшие листья.

«Это верно», — подумала белка. И давай хитрить дальше:

— Стол-то я сделаю, а пошоркать его нечем. Принес бы ты мне липовой мочалки.

— Принесу, принесу, хлопотунья, — сказал заяц и помчался.

А белка думает: «Ну, липу-то ты зимою не скоро отыщешь!»

Но не успела белка мешок с орехами перевязать, а заяц тут как тут.

— На, получай липовую мочалку, хлопотунья.

— Быстро же ты обернулся, — сказала белка.

— Да ведь липу-то нетрудно найти, — сказал заяц, — у неё каждая ветка посередине прогнулась, будто на ней в этом месте сидели верхом медведи.

«Это верно», — подумала белка. И давай хитрить дальше:

— Пировать-то мы с тобою попируем, но какой же это пир без музыки? Принёс бы ты мне кленовых брёвнышек. Сделала бы я из них балалаечку.

— Принесу, принесу, хлопотунья, — сказал заяц и помчался.

А белка думает: «Ну, клён-то ты зимою уж не скоро отыщешь!»

Но не успела первый мешок с орехами взвалить на плечи, а заяц тут как тут.

— На, получай кленовые брёвнышки, хлопотунья.

— Быстро же ты обернулся, — сказала белка.

— Да ведь клён-то нетрудно найти, — сказал заяц, — у него все веточки, все прутики сидят парочками, и каждая наперекрёст с другой.

— Только и загоняла же ты меня, хлопотунья! Ну, да ничего, уж для такого праздника стыдно не постараться. Да и лапы у меня большие, крепкие, не чета твоим. Я когда летом перевязывал тебе лапку, всё удивлялся, как такие лапочки могут выдержать твои прыжки?

Тут белка вспомнила, как заяц за нею ухаживал, как всё лето её кормил, и белке стало стыдно. Ей стало так стыдно, что она вся покраснела и из серенькой опять стала рыжей.

— Посиди немножко, зайчик, — сказала белка тихо и ласково, — я всё сейчас приготовлю.

И она быстро сделала из осины спички, нажгла берёзовых углей, растопила самовар, сделала дубовый стол, отшоркала его липовой мочалкой и наставила на него всякой всячины. Всего, всего наставила, как для большого пира.

А когда они с зайцем немножко подкрепились, белка наладила кленовую балалайку и заиграла. И тут у них с зайцем такое веселье пошло, что даже все ближние деревья в этот вечер жалели, что у них нет ног, чтобы потанцевать.