Весело трубит горн, рдеют на солнце галстуки.

Экскурсанты идут цепочкой, размахивая в такт шагу геологическими молотками.

Идут пионеры, идут юные краеведы, идут счастливцы, побывавшие в сказочной Малой Мурзинке. Пятнадцать пар ног, искусанных комарами, отбивают шаг; у горниста щёки так надуты, точно он за каждую положил яблоко,— словом, всё как нужно. Во главе цепочки шествуют Толя и Коля Самохины, похожие, как близнецы. На палке, положенной с плеча на плечо, они несут мешок, повидимому, нелёгкий.

А где Николай Павлович, где вожатый Роман Нилыч? Да вот они идут рядом, в самом конце цепочки. Николай Павлович одет по-походному — в парусиновой шляпе с низко нависшими полями, в гимнастёрке, в чёрных кожаных крагах,— а Роман Нилыч будто только что из дому вышел: он в пиджачке, надетом поверх синей майки, в брюках, сохранивших складку, а на кудрявых чёрных волосах лихо сидит тюбетейка. Но как он загорел, совсем чёрный стал!

Цепочка обошла двор, и пионеры построились перед крыльцом.

— Экскурсия школьного краеведческого кружка из Малой Мурзинки явилась!— отрапортовал вожатый директору. Но не выдержал торжественного тона, заулыбался и просто рассказал:—Теперь Малая Мурзинка наша. Подружились со всеми: с колхозными ребятами, со стариками-горняками,— собрали много материалов для краеведческого кабинета, отработали два дня на сенокосе... Коля и Толя, покажите, что нам подарили колхозники.

Медленно, как бы не желая расстаться со своей ношей, братья Самохины опустили на землю и развязали мешок.

— Ух! — подпрыгнул Вадик.

Засверкали белые, розовые и фиолетовые огни. Это солнечные лучи разбились о хрустальную «щётку», как уральцы называют сростки — друзы — кристаллов. Длинные прозрачные шестигранные кристаллы, вершины которых мягко отсвечивали аметистовой синевой, были точно впаяны основаниями в белую кварцевую лепёшку и составляли одно целое.

— Поздравляю вас с удачным походом! — сказал директор. — Хорошо, что краеведческий кабинет получил сильное подкрепление. Имейте в виду, товарищи краеведы: первого сентября кабинет должен быть открыт.

Роман Нилыч скомандовал цепочке «Вольно».

Встречающие помогли экскурсантам разгрузить машину, доставившую тяжёлые рюкзаки со станции, и тут же начались расспросы и рассказы.

— Эта «щётка» у председателя колхоза в кабинете на письменном столе стояла, — рассказывал Толя Самохин. — А раньше горняки Малой Мурзинки ставили такие штуки под окнами для красоты. Я это у Мамина-Сибиряка читал.

— Как красиво! — Очарованная Женя Полукрюкова провела пальцем по грани самого длинного кристалла и мечтательно добавила: — Как сирень в саду...

— Ага, любуешься на наши камешки, глиняная принцесса! — шепнул ей на ухо Вадик. — Теперь видишь, что лучше — наши камешки или ваша знаменитая глина!

— Девочка, хочешь леденчик? — спросил чернявый тоненький Вася Марков, протягивая Жене маленький светлорозовый леденец. — Погрызи леденчик...

— Спасибо...—Женя заложила руки за спину. — Он грязный, из кармана...

— Зато вкусный... Я сам его съем, если не хочешь. — И Вася, осторожно прикусив леденец зубами, так сладко зажмурился, что все рассмеялись.

— Это... это, наверно, каменный леденец, да? — догадалась Женя.

— Что ты, Марков, ко всем лезешь со своим розовым турмалином?—сказал другой экскурсант.— Рекомендую чёрный хрусталь — марион. Вот это вещь! Я его сам на отвале шахты «Маломальской» нашёл. Посмотри, Гена, хорош?

Рослый миловидный подросток в спортивных трусах и в красной майке с белой оторочкой взял камешек, подбросил его на ладони и внимательно осмотрел.

— Стоящий,— признал он.— Запеки его в тесте. Он золотистым станет...

— Ты зачем тут вертишься, Генка? — подлетел Паня. — Пришёл камешки выменивать? Ничего у тебя не выйдет: наши кружковцы менкой не занимаются, понял? Сам ищи камни для твоей коллекции.

— Кто это пищит? — спокойно осведомился Гена, как бы не замечая Пани.Возвращая камень кружковцу, он спросил: — Разве я просил тебя меняться камнями? Скажи?..

— Нет, — признал кружковец.

— То-то! А кто пищит, что я сам в поиск не хожу? Разве я не нашёл два «железных кошелька»? Только я своими удачами не хвастаюсь, как некоторые другие!

Стычка Гены с Паней сразу привлекла внимание ребят.

— Да, ходишь в поиск, ходишь! — крикнул Паня. — По чужим угодьям побираешься...

— Кто в наше халцедоновое угодье залез? — уточнил Вадик. — Выследил нас с Панькой, когда мы за Олений брод шли, и, пожалуйста, «нашёл» халцедонки!..

Гена покраснел, но не потерял спокойствия.

— Кто это Пестову и Колмогорову все самоцветные угодья в Железногорске подарил?— спросил он. — Я сам халцедоны за Оленьим бродом нашёл и оттуда не уйду. При всех заявляю. Точка!

— Посмотрим, посмотрим... — многозначительно, с угрозой произнёс Паня.

— Посмотришь, так увидишь!— презрительно бросил Гена. — Подумаешь, знаменитый поисковик нашёлся!.. Наобещал гранильной фабрике малахит для Доски почёта достать, а теперь клянчит у дураков малахитинки, что дома завалялись.

— Малахит найдём, а дурак тот, кто так болтает да мешает малахит искать!— выпалил Паня.

Гена, уже сделавший несколько шагов к воротам школьного двора, вздрогнул и обернулся, под длинными ресницами мелькнул огонёк. Он хотел достойно ответить Пане, но почему-то сдержался.

— Федя, приходи на площадку, увидишь тренировку, — пригласил он новичка и, чуть раскачиваясь, двинулся дальше.

Что такое? Почему оставил поле‘брани неуступчивый Гена?! Паня обернулся и увидел Николая Павловича и Романа Нилыча.

— Пестов, иди сюда,—подозвал его Николай Павлович и спросил: — Продолжаешь воевать с Фелистеевым? Нашёлся новый повод для раздоров — малахит? В чём дело?

— А чего он мешает! — начал Паня.— Нил Нилыч у старателей для гранильной фабрики стоящего камня не достал... Я говорю ребятам, чтобы посмотрели дома, может, где-нибудь камень завалялся, а Генка Подучивает их малахит не давать...

— Почему?—удивился Роман Нилыч.— Ему-то что?

— Генка болтает, что я потому стараюсь камень найти, что мой батька будет первым на малахитовой Доске почёта...— пробормотал Паня и сейчас же стал оправдываться: — Врёт он!.. Я для нашего рудника и для гранильной фабрики малахит ищу... И хвастаюсь я теперь батей меньше, хоть кого спросите...

— Меньше не всегда значит мало, — заметил Роман Нилыч.

— Старая история,—сказал Николай Павлович.— Досадно, что и в такое хорошее дело, как поиски малахита, вмешалась распря Пестова и Фелистеева.

Насупившись, Паня смотрел себе под ноги.