Раз по дороге из Бангкока в Дели попал я в Калькутту. Нашел наше торгпредство. Там обрадовались соотечественнику. Всё быстро устроили, чтобы мне уехать ночным поездом в Дели. Оставалось только деньги разменять. Это, говорят, сделает вам наш бухгалтер

Где же он? Да он, говорят, пошел со своим мальчиком в зоологический сад.

— Пойдем и мы, — сказал один из сотрудников торгпредства, Василий Иванович.

Когда мы пришли в зоологический сад, купили билеты и начали бродить от клетки к клетке, Василий Иванович сказал, вытирая пот со лба:

— В такие часы не стоит по саду ходить. Жара — как в пещи огненной. А надо бухгалтера отыскать. Сегодня воскресенье; он, пожалуй, за город уедет.

Но где искать? Сад большой...

— Давайте всё подряд смотреть, — предложил я.

Жара была удручающая. Львы, плоские как доски, лежали на боку, воробьи лениво бегали по их лапам и поклевывали кусочки недоеденного мяса.

Тигр бенгальский как уставился на стоявших перед клеткой индийцев, так и застыл, точно навсегда. Его широко открытые красноватые, с желтым отливом, глаза с угольно-черным зрачком напоминали недавно изобретенные американцами очки для заседаний. Они так устроены, что у человека глаза кажутся открытыми, а на самом деле он их закрыл и спит. Так и этот тигр, несомненно, спал с открытыми глазами.

Слон обмахивался большой пальмовой ветвью и только из вежливости брал куски сахарного тростника. Он делал вид, что глотает их, а сам ловко отбрасывал в сторону, потом отодвигал в угол. Слоненок же, подержав тростник немного во рту, возвращал посетителю. Видно, у слонов от жары пропал аппетит.

Две обезьянки — их жара пе брала! — сидели на щите огромной океанской черепахи. Она сонно перебирала толстыми короткими ногами, не подозревая, что у нее на спине примостились две болтливые кумушки.

В пылу беседы они шлепали по спине черепахи длинными волосатыми руками, жевали какие-то орехи и сплевывали ореховую скорлупу.

Жираф, как заведенный, мотал узкой головкой с тонкими маленькими рожками. Будто старался отвинтить собственную голову от длинной шеи.

Куда ни бросишь взгляд, всюду спали полуденным сном или сонно копошились звери и птицы. Какие это были птицы! У одних на голове красовались наросты вроде тарелок, причем они были другого цвета, чем клюв и голова. Скажем, клюв желтый, голова синяя или красная или полосатая — желтая с красным, а тарелка па голове коричневая. Были птицы как будто только что выкрашенные, сами пурпурного цвета, а шея и голова у них белоснежные.

Марабу́ в своих синих вицмундирах спали, стоя на одной ноге. Крокодил, высунувшись из зеленой, тинистой воды, подмигивал одним мутным глазом; другой его глаз спал. Белые и черные лебеди уткнули свои длинные шеи в воду и так застыли, вверх хвостами. Всё спало и дремало вокруг нас.

Накалившиеся металлические ручки дверей в закрытых павильонах излучали сияние.

Сморенные этим адским жаром полудня, мы тоже смотрели полусонными глазами, шли без определенного плана, повсюду разыскивая бухгалтера. Но его не было ни среди птиц, ни среди владык звериного мира.

Мы направились к длинной линии клеток, у которых толпились ребятишки. Папаши и мамаши на разные голоса обращались к зверям, чтобы разбудить их и доставить удовольствие детям. Но упрямые звери, забравшись в свои деревянные домики, так крепко спали, что были видны только их медленно дышащие бока или высунувшиеся из домика неподвижные задние лапы.

У одной клетки плакала избалованная девочка и хныкал мальчик. Они требовали, чтобы зверь сейчас же проснулся и подошел к решетке. Мать, как могла, уговаривала их не кричать и не плакать. Отец шутливо что- то сказал мальчику, но тот захныкал еще больше.

— Что сказал папаша? — спросил я у Василия Ивановича, так как он знал местный язык.

— Он сказал, что только иог-волшебник может разбудить зверя... Что же, — добавил он, помолчав,-—придется стать йогом.

С этими словами он приблизился к клетке с надписью: «Не подходить. Опасно». Только тут я заметил у него в руке бумажный кулек и что-то, завернутое в газету. Василий Иванович постучал о клетку и позвал спокойно и громко: «Барсик! Барсик!»

— Какой же это барсик! — удивленно сказал я. В клетке крепко спал здоровый леопард, сытый, красивый, весь в черных пятнах и звездах, толстый, розовый. Он лежал на боку и будто ничего не слышал, даже ухом не шевелил. Но мой Василий Иванович снова начал звать его, уже громче: «Барсик! БарсикЬ

Вдруг зверь полуоткрыл глаза, прислушался, как бы не веря своему слуху. Потом, заворчав, как большая кошка, одним прыжком выскочил на площадку.

Увидев Василия Ивановича, леопард прижался к решетке, словно требуя, чтобы его погладили. Так кошка трется о вашу ногу, требуя ласки. И к удивлению всех индийцев, и к моему тоже, Василий Иванович просунул руку сквозь решетку и стал щекотать зверя так спокойно, как будто леопард был домашним котом.

Что сделалось со всеми индийцами!

Они вскрикивали от восхищения и удивления, а дети смотрели во все глаза, раскрыв маленькие рты. Они видели сказку в этом сонном царстве, и эта сказка им нравилась.

Василий Иванович вытаскивал из кулька куски курятины, просовывал их сквозь решетку и давал леопарду. Леопард, смотря на него большими медово-желтыми глазами, глотал эти кусочки с довольным урчаньем. Только легкий хруст костей слышался в перерывах его бархатного мурлыканья. Он сожрал курицу в один миг и, облизываясь, подставил свой бок, чтобы его почесали.

Зверь, закатив глаза от удовольствия, так привалился к решетке, что казалось, она не выдержит. Пальцы Василия Ивановича добрались по шее до головы, до ушей, потом начали щекотать подбородок. Индийцы смотрели молча, в суеверном ужасе.

— Это иоги, — сказал отец детям.— Тише...

Я ничего не понимал. Рука Василия Ивановича была так близко от раскрытой пасти, что один рывок зверя — и несчастья не избежать. Но зверь только мурлыкал и царапал землю большими черными когтями.

Индийцы смотрели на Василия Ивановича как на йога, как на волшебника. Я оглянулся. Кругом нас образовалась толпа. Всех привлекло это зрелище. Я уже слышал шепот за спиной:

— Руси! Руси! Руси иоги! Руси иоги!

Не знаю, как долго продолжалась бы эта сцена, но тут из толпы вышел высокий человек с мальчиком лет девяти.

— Вот вы где! — сказал он. — А я ищу вас по всему саду. Говорят, я вам срочно нужен, Василий Иванович.

Индийцы думали, что это пришел новый йог — очарователь зверей, но это был бухгалтер.

Взглянув на леопарда, он воскликнул:

— Как раздобрел Барсик, как вырос,— не узнать. Знатный зверь стал...

Василий Иванович последний раз пощекотал леопарда за ухом, взял за подбородок, потряс его, провел по носу ладонью. Зверь зажмурил глаза и звонко замурлыкал. Василий Иванович вздохнул и пошел прочь от клетки.

Индийцы расступались перед ним. А зверь стоял, привалившись к решетке, словно чувствовал еще ласковую руку, потом посмотрел вокруг и, не увидев Василия Ивановича, ударил лапой по решетке и так взревел, что индийцы отшатнулись от клетки.

Мы шли и слышали, как медленно затихал печальный голос леопарда.

— Вот так барсик! — сказал я. — Вы и в самом деле иог, Василий Иванович! Почему он для вас барсик, когда он леопард?

— Это особая история, — ответил он грустно.— Охотники привезли мне из джунглей маленького, совсем крохотного, щенка леопарда. Я его выкармливал соской. Игрун, баловник, туфли таскал, грыз что мог, с сынишкой играл. Прозвали мы его Барсиком. Детишки росли, и он рос, ко всем привык. Но потом стал и с чужими заигрывать. А как? Спрячется за кустами, подкараулит; как кто идет, — бросается с хода. Свалит и стоит над упавшим. Зубы скалит. Ну, кто не знал Барсика, — очень пугался. И матери стали опасаться, чтобы он, играя, детишек не покалечил. Как-то раз он прыгнул мне на спину, и тут я почувствовал, — тяжел стал Барсик, когтист, нельзя его больше с детьми один на один оставлять.

Пришла пора расставаться. Тяжело, а ничего не поделаешь. Ручной он. Но следовало отдать его в сад. Отдали. Он сначала чуть с тоски не помер. Сколько времени прошло, а всё помнит. Сына я уже не пускаю к нему, да и сам перестал ходить. Ну, а сегодня так вышло... Давно я Барсика не видел. И вот видите, что получилось. Теперь он дня три злиться будет. Ну, что делать? С ним в одной комнате жить не будешь. Я ведь не укротитель из цирка...

— Да вы лучше всякого укротителя, — сказал я,—даже индийцы вас за иога-вол- шебника приняли...

— Что вы, — Василий Иванович замахал руками, — какой из меня иог! Ну, ладно, займемся делами, а то я вас отвлек. Вот вам товарищ, бухгалтер сейчас всё, что надо, устроит.

Мы были уже у ворот торгпредства и дружески простились с Василием Ивановичем. В этот же вечер скорый поезд увозил меня в Дели.

Мне приснился в эту ночь Барсик, который подставил мне свой шершавый бок, и я храбро его почесал. Но он вдруг повернул ко мне недовольную морду и так фыркнул, что я проснулся.

В купе был полумрак. Я взглянул в окно. Поезд шел по тихой долине великого Ганга. Светила полная луна, и пятна далеких кустов среди белых от луны песчаных холмов у дороги напоминали пятна на шкуре большого спящего леопарда.

Рисунки Н. Муратова