Е. Пермяк

ЧУЖАЯ КАЛИТКА

Алеша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. За это его очень любили в семье. Больше всех Алешу любил дедушка. Любил и как мог помогал ему расти хорошим человеком.

Попросит Алеша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста! Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся?

Дрова пилить вздумает Алеша — милости просим! Дед за одну ручку пилы держится, внук — за другую. Помучится парень да научится.

Так и во всем... Красить ли крылечко захочет малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать— дедушка никогда не отказывал.

Вот так и жил Алеша. Всех в своей большой семье радовал и сам радовался, трудовым человеком себя чувствовал.

Хорошо на свете жить, когда у тебя дело есть, когда руки у тебя хваткие. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с Алешей случилось такое, что пришлось задуматься.

Все началось с того, что пошел он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен, чтобы стадо не забредало и не топтало саженцы и зайцы чтоб не забирались: а то обгложут кору молодых яблонек и груш—и конец.

Подошли Алеша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру, щеколда у нее оторвана.

Алеша и говорит деду:

—    Хозяева тоже мне! Щеколду привернуть не могут! Потому что чужая это калитка и никому до нее нет дела. Правда, дедушка?

—    Что там говорить, Алешенька, хозяева неважные,— поддержал дедушка разговор.— Ведь и петли у калитки не худо бы сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и свалится калитка на землю.

—    Конечно, свалится,—согласился Алеша.— Она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой.

—    Да уж куда хуже,— засмеялся дед.— То ли наша калитка. И синей красочкой покрашена, и петельки нутряным сальцем смазаны, и щеколда у нее звенит «трень-брень», как музыка. Свое, оно и есть свое...— Дед хитровато посмотрел на внука, и они пошли дальше.

Долго ходили по лесу. Трех тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.

Дед говорит: -

—    Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.

Вышли на просеку. Смотрит Алеша — и правда, скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли.

Обрадовался Алеша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!

Посидел Алеша, отдохнул немного и спрашивает:

—    А чья это скамейка, деда?

—    Да ничья,— ответил дед.— Общая.

—    Но ведь кто-то же сделал ее и в землю вкопал?

—    Конечно. Не сама же скамья сделалась и в землю вкопалась. Какой-то хороший человек ее смастерил, который не о себе одном думает, а обо всех людях.

—    А кто он, дедушка, этот человек?

—    Откуда мне знать? Может быть, лесник какой или просто сердечный старик, а может быть, и малый вроде тебя. Никто того человека не знает, а все спасибо ему говорят. Жаль вот только, скамейке этой скоро конец придет. Столбики у нее подопрели. Да и доска черным-черна. Не то что наша скамеечка у ворот — ухоженная да покрашенная.

Задумался Алеша над дедовыми словами. Всю дорогу молчал и дома за столом тоже молчал.

—    Устал, наверно, милый сын? — спросил Алешу отец.

—    А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.

—    Да нет,— отмахнулся Алеша,— не устал я и с дедушкой поладил.

Прошла неделя, а может быть, и две.

Опять отправились дед с внуком на охоту. Подошли они к садовому питомнику. Глядит дед — и глазам не верит. Щеколда у калитки привинчена, петли салом смазаны, а сама калитка синей краской покрашена, сияет, как небо в мае месяце.

—    Алеша, ты погляди,— указывает дед,— никак, у чужой калитки родня появилась.

—    Наверно,— отвечает Алеша и дальше идет.

Шли они по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейку не узнать: столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да еще спинка у скамьи появилась.

—    Вот тебе и на! — удивился дед.— И у ничьей скамейки хозяин нашелся. Знал бы я этого мастера, в пояс бы ему поклонился и руку пожал.

Тут дед посмотрел на Алешу и спросил:

—    А ты не знаешь этого мастера, внучек?

—    Знаю, дедушка, только он называть себя не велел.

—    Это почему же?

—    Не любит он хвалиться. Да и не один он все это делал.

Дед заглянул внуку в глаза и сразу догадался, кто скамейку починил, кто щеколду привинтил и калитку покрасил. Глаза у внука были ясные и счастливые.

—    Приходит, значит, такое время, Алексей,— сказал дед,— когда все оказывается своим да нашим.

За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далекого завода. Алеша залюбовался золотистым дымом. Дед заметил это и снова заговорил:

— А завод-то, Алеша, который дымит, тоже может ничьим показаться, если глядеть на него не подумавши. А он наш, как и вся наша земля и все, что на ней есть.