I. В дождливый день я подходил к Светлому озеру (на Урале), к знакомой рыбачьей сторожке. Моё появление вызвало сторожевой оклик собаки: на незнакомых людей она всегда лаяла отрывисто и резко, точно сердито спрашивала, кто идёт. Когда я подходил уже совсем близко, из избушки кубарем вылетела на меня пёстрая собачонка и залилась отчаянным лаем. — Соболька, перестань!.. Не узнал? Соболька остановился в раздумье, но, видимо, всё ещё не верил в старое знакомство. Он осторожно подошёл, обнюхал мои охотничьи сапоги и только после этого виновато завилял хвостом. Избушка оказалась пустой. Старик-хозяин, вероятно, отправился на озеро. Я расположился, как у себя дома: снял куртку, развесил свои охотничьи доспехи, развёл огонь и стал разогревать походный медный чайник. Соболька вертелся около меня, вилял пушистым хвостом, облизываясь, ожидая поживы. Но вот собака радостно взвизгнула и бросилась к берегу. Показалась рыбачья лодка — «душегубка». Тарас плыл, стоя на ногах, и ловко работал одним веслом. Впереди лодки плыл лебедь. «Ступай домой, гуляка! — ворчал старик.— Вот я тебе дам... уплывать незнамо куда!» Лебедь красиво подплыл к берегу, встряхнулся и, тяжело переваливаясь на своих кривых чёрных ногах, направился к избушке. II. Поздоровавшись с Тарасом, спрашиваю: — Откуда? — А вот за Приёмышем плавал, за лебедем. Всё тут вертелся, а потом вдруг пропал. Выехал я на озеро,— нет; по заводям проплыл,— нет, а он за островом плавает! — Откуда достал-то его, лебедя? — Тут охотники наезжали: ну, лебедя с лебёдушкой и пристрелили, а вот этот остался. Забился в камыши и сидит. Летать-то не умеет, вот и спрятался. Я поставил сети возле камышей, ну и поймал его. Пропадёт один-то, ястреба заедят, потому как смыслу в нём ещё настоящего нет. Сиротой остался. Вот я его привёз и держу. Теперь вот скоро месяц будет, как живём вместе. Утром на заре поднимается, поплавает поблизости, покормится, а потом и домой. Знает, когда я встаю, и ждёт, чтобы покормили. Умная птица, свой порядок знает. Старик говорил о лебеде необыкновенно любовно, как о близком человеке. — Улетит он у тебя, дедушка. — Зачем ему лететь? И здесь хорошо: сыт, кругом вода, а там перезимует вместе со мной в избушке. Места хватит, а нам с Со- болькой веселее. Как-то один охотник забрёл ко мне, увидал лебедя и говорит вот так же: «Улетит, ежели крылья не подрежешь». А как же можно увечить птицу? Пусть живёт, не возьму я в толк, зачем охотники лебедей застрелили: ведь и есть-то не станут, а так, для озорства. — А как он с Соболькой? — спросил я. — Сперва-то боялся, а потом привык. Теперь лебедь-то в другой раз у Собольки и кусок отнимет. Пёс заворчит на него, а лебедь на него крылом. Смешно на них со стороны смотреть. А то гулять вместе отправятся,— лебедь по воде, а Соболька по берегу. Пробовал пёс плавать за ним, ну, да ремесло-то не то,— чуть не потонул. А как лебедь уплывёт, Соболька ищет его. Сядет на бережку и воет... Дескать, скучно мне, псу, без тебя, друг сердечный! Так вот и живём втроём. III. Я очень любил старика. Рассказывал он уж очень хорошо и знал много. Бывают такие хорошие, умные старики. Тарас жил на озере уже сорок лет. Когда-то у него была и своя семья, и дом, а теперь он жил бобылём и безвыходно оставался на озере по целым годам. — Не скучно тебе, дедушка, жить одному-то в лесу? — Одному? Тоже и скажет... Тут птица всякая, и рыбка, и травка. Конечно, говорить они не умеют, да я-то понимаю всё. У всякой свой порядок и свой ум. Ты думаешь, зря рыбка плавает в воде или птица по лесу летает? Нет, у них заботы не меньше нашего... Эвон, погляди, лебедь-то дожидается нас с Соболькой. Ах, прокурат... Старик ужасно был доволен своим Приёмышем, и все разговоры, в конце концов, сводились на него. — Гордая птица. Помани её кормом, да не дай,— в другой раз и не подойдёт. С Соболькой тоже себя очень гордо держит. Чуть что, сейчас крылом, а то и носом долбанёт. Известно, пёс в другой раз озорничать захочет, зубами норовит за хвост поймать, а лебедь его по морде... Это тоже не игрушка, чтобы за хвост хватать! Посмотри-ка, посмотри, как лебедь-то разыгрался с Соболькой... Действительно, стоило полюбоваться этой картиной. Лебедь стоял, раскрыв крылья, а Соболька с визгом и лаем нападал на него. Умная птица вытягивала шею и шипела на собаку, как это делают гуси. Старый Тарас от души смеялся над этой сценой, как ребёнок. IV. Через несколько месяцев я снова попал на Светлое озеро; была уж поздняя осень, выпал первый снег. Навстречу мне выскочил тот же Соболька. Теперь он узнал меня и ласково завилял хвостом ещё издали. Тарас был дома, он чинил невод для зимнего лова. Старик имел утомлённый вид и казался теперь дряхлым, жалким. Разговорились, и он рассказал про своё горе. — Помнишь лебедь-то? Ах, хороша была птица!.. А вот мы опять с Соболькой остались одни... — Убили охотники? — Нет, сам ушёл... Вот как мне обидно-то! Уж я ли, кажется, не ухаживал за ним! Из рук кормил! Он ко мне и на голос шёл. Плавает он по озеру,— я его кликну, он и подплывёт. Учёная птица. И ведь совсем привыкла. Уж в заморозки грех вышел. На перелёте стадо лебедей спустилось на озеро. Ну, отдыхают, кормятся, плавают, а я любуюсь. Пусть птица с силой соберётся: не близкое место лететь. Мой-то Приёмыш сначала сторонился от других лебедей: подплывёт к ним и назад. Те гогочут, по-своему зовут его, он домой. Дескать, у меня свой дом есть. Так три дня это у них было. Всё, значит, переговариваются по-своему, по- птичьему. Ну, а потом вижу, мой Приёмыш затосковал... Вот всё равно как человек тоскует. Станет на одну ногу у самой двери и стоит, пока не сгонишь его с места. Только вот не скажет человечьим языком: «Пусти, дедушка, к товарищам. Они-то в тёплую сторону полетят, а что я с вами тут зимой буду делать?» Ах ты, думаю, какая задача! Пустить — улетит за стадом и пропадёт... — Почему же пропадёт? — А как же?.. Те-то на полной воле выросли. Их молодых-то отец с матерью летать выучили. Своими глазами видел, как молодых обучают к перелёту. Сначала особняком учат, потом небольшими стаями, а потом уже сгрудятся в одно большое стадо. Похоже на то, как солдат муштруют... Ну, а мой-то Приёмыш один вырос и, почитай, никуда не летал. Где же ему перелёт выдержать, когда столько тысяч вёрст перелететь! Выбьется из сил, отстанет от стада и пропадёт... Старик опять замолчал. — А пришлось выпустить,— с грустью опять заговорил он — Всё равно, думаю, ежели удержу его на зиму, затоскует и охи- реет. Уж птица такая особенная! Ну, и выпустил. Пристал мой Приёмыш к стаду, поплавал с ними день, а к вечеру опять домой. В последний-то раз отплыл от берега, остановился и как, братец ты мой, крикнет по-своему! Дескать, спасибо, дедушка, за хлеб, за соль!.. Только я его и видел. Остались мы опять с Соболькой одни. Первое-то время сильно тосковали. Спрошу его: «Соболька, а где наш Приёмыш?» А Соболька сейчас выть... значит, жалеет. И сейчас на берег и сейчас искать. Мне всё по ночам грезилось, что Приёмыш тут вот, полощется у берега и крылышками хлопает. Выйду — никого нет. Вот какое дело вышло. Вопросы и задания.
| |
Просмотров: 1188 | |
Всего комментариев: 0 | |