(Из рассказа рабочего Князева.)

В порту, где я работал слесарем, было много развитых рабочих. В шумной мастерской, согнувшись за станками, нам трудно было говорить друг с другом. Начальники наши были строгие и не позволяли нам отрываться даже на минуту от работы. На обед давали несколько минут, и мы едва успевали проглотить пищу. Мы собирались поэтому вечером, тайком от начальства.

Когда наступала темнота и на улицах зажигались огни, в переулок, где я жил, пробирались мои товарищи. Они нарочно не сразу подходили к моему жилищу, а кружили, переходили с одной стороны переулка на другую и, только когда убеждались, что никто не следит за ними, стучались ко мне. У меня собирался тайный рабочий кружок. Я уводил своих гостей в полутёмную комнату, окно которой выходило в тупик, и ставил на столик маленькую лампочку под зелёным колпаком. За столиком усаживался наш руководитель, студент или опытный рабочий, и мы затевали беседу. Беседу мы вели о наших нуждах, о том, как можно нам улучшить нашу жизнь. Мы не только слушали, мы и сами говорили, ибо только здесь мы могли поговорить открыто о своём житье-бытье.

Здесь, в нашем кружке, мы получали знания, без которых не могли готовиться к борьбе.

Однажды мне сказали, что в кружке нашем будет новый руководитель. Я спросил:

— Кто это будет?

Мне ответили с гордостью:

— К вам придёт Николай Петрович. Это один из лучших руководителей. Кружок надо составить из самых надёжных рабочих.

Я ждал с нетерпением Николая Петровича. «Он один из лучших,— думал я,— значит, и занятия наши будут лучше. А каков этот Николай Петрович?»

В назначенный час ко мне кто-то постучал. Открыв дверь, я увидел мужчину лет тридцати, с рыжеватой маленькой бородкой, круглым лицом и проницательными глазами. На вид этот человек показался мне самым обыкновенным.

Войдя в комнату, он спросил:

— Здесь живёт Князев?

Я ответил, что здесь. Тогда он назвал себя:

— А я — Николай Петрович.

— Мы вас ждали,— заметил я.

Николай Петрович добавил, что он долго кружил по улицам, всё боялся слежки.

Мы вошли в полутёмную комнату. Все были уже налицо. Он сел на указанное место и стал знакомить нас с тем, что мы будем делать в кружке. Говорил он так уверенно и толково, что ни в чём нельзя было ему не поверить. Рабочие слушали его внимательно. А он спрашивал, кто и где работает, на каком заводе, все ли грамотны, что они читают, знают ли рабочие, за что они должны бороться.

Николай Петрович объяснил нам, что в одиночку ничего добиться нельзя. Только тогда, когда мы сплотимся, мы будем силой, которой хозяева будут бояться.

Рабочим сразу понравилось, что Николай Петрович говорит ясно и понятно. Другие руководители часто говорили такими словами, которые простым рабочим были непонятны. А Николай Петрович заговорил по-простому, по-рабочему.

— Здорово говорит он,—думали мы,— без запинки и запросто, всё равно как свой человек.

С тех пор Николай Петрович приходил к нам часто. Он не читал нам книжек — книжки мы сами читали, какие он указывал. Зато он сам нам рассказывал. Он говорил о том, как рабочие других стран борются за лучшую жизнь. И нас он учил тому, как нужно бороться, чтобы рабочие стали свободными гражданами.

Мы привыкли к Николаю Петровичу и полюбили его. Мы с нетерпением ждали каждого его посещения. Если что нам было непонятно, мы говорили друг другу:

— Вот придёт Николай Петрович, он растолкует.

Но вот однажды ждали мы, ждали Николая Петровича, а он не явился. Что могло с ним случиться?

Стороной я узнал, что Николай Петрович был арестован.

Нам было трудно привыкнуть к другому руководителю после Николая Петровича. А почему так? Ведь мы даже не знали, кто такой Николай Петрович. Мы знали только, что он наш, этот простой, близкий нам, рабочим, человек.

Но каково же было моё удивление, когда я потом, уже на старости лет, после революции, узнал, кто такой был Николай Петрович! Радости моей не было конца. Ведь подумать только, что Николай Петрович был не кто иной, как Владимир Ильич Ленин!

И я всю жизнь потом гордился тем, что сам Владимир Ильич занимался с нами в тайном рабочем кружке и что я был его учеником.