Матвей Кузьмин слыл среди односельчан нелюдимом.

Жил он на отшибе, в маленькой ветхой избёнке, одиноко стоявшей на опушке леса, редко показывался на люди, был угрюм, неразговорчив и любил с собакой, с допотопным ружьишком за плечами в одиночку бродить по лесам и болотам. А весной, когда на деревьях набухали почки и над посиневшими крупичатыми снегами на лесных проталинах начинали токовать глухари, он заколачивал дверь избёнки и с внучонком Васей, сиротой, воспитывавшимся у него, уходил на далёкое лесное озеро и пропадал на целые недели.

Колхозники не то чтобы не любили, а как-то не понимали и сторонились его: кто знает, что на уме у человека, который чурается людей, молчит и бродит по лесам неведомо где? Матвей исправно исполнял в колхозе обязанности сторожа, и хотя перевалило ему уже за восемьдесят, не было в районе человека, который рискнул бы днём или ночью покуситься на добро, охраняемое дедом Матвеем и его лохматым свирепым Шариком.

Когда военная беда докатилась до озёрного Великолукского края и в колхозе «Рассвет» стал на постой лыжный батальон расположившейся в округе немецкой горно-стрелковой дивизии, командир батальона, которому кто-то рассказал о мрачном нелюдимом старике, решил, что лучшего человека в старосты ему не найти.

Матвея Кузьмина вызвали в комендатуру, разместившуюся в новом домике колхозного правления. Ему поднесли стакан немецкой водки и предложили пост. Старик поблагодарил, от угощения отказался, посетовав на нездоровье, и должность старосты не принял, сославшись на годы, глухоту и недуги.

Его оставили в покое и даже вернули ему в знак особого расположения старое ружьишко, которое он было сдал по приказу коменданта.

Вспомнили немцы о Кузьмине ранней весной, когда стянули в этот край силы для наступления. Дивизия горных стрелков передвигалась к передовым. Батальону, квартировавшему в колхозе «Рассвет», предстояло без боя лесами и болотами просочиться через фронт в расположение советских войск и с тыла атаковать передовые заставы части генерала Горбунова. Понадобился проводник, который хорошо знал бы лесные и болотные тропы. А кому они могли быть лучше известны, чем деду Матвею!

Старика привели к командиру батальона, и офицер предложил ему ночью, скрытно провести отряд в тыл советских огневых позиций. За отказ посулил расстрел, а за выполнение задания — денег, муки, керосину, а главное, мечту охотника—двустволку знаменитой немецкой марки «Три кольца».

Матвей Кузьмин молча стоял перед офицерами, комкая мохнатую, драную баранью шапку. Взглядом знатока посматривал он на ружьё. Офицер нетерпеливо барабанил по столу костяшками пальцев. От этого хмурого, непонятного человека зависела его судьба, судьба батальона, а может быть, и успех всей операции, подготовлявшейся с такой тщательностью. И вот теперь, следя за жадными взглядами, которые охотник бросал на ружьё, офицер старался понять, что думает в эту минуту этот старый, угрюмый лесной человек.

— Хорошее ружьецо,— сказал, наконец, Кузьмин, погладив ствол заскорузлой ладонью, и, покосившись на офицера, спросил: — и деньжонок прибавишь, ваше благородие?

— О-о-о! — обрадованно воскликнул офицер.— Переведите ему, он деловой человек. Это хорошо. Скажите ему: немецкое командование уважает деловых людей. Переведите: немецкое командование не жалеет денег тем, кто ему верно служит.

— Скажите ему, что его услуга будет щедро вознаграждена. Предложите ему тысячу рублей,— торопливо добавил офицер.

Старик выслушал перевод, долго смотрел на офицера тяжёлым взглядом из-под изжелта-серых кустистых бровей и, подумав, ответил:

— Мало. Дёшево купить хотите.

— Ну, полторы... ну, две тысячи.

— Половину вперёд, ваше благородие.

Посовещавшись с переводчиком офицер тщательно отсчитал бумажки. Старик сгрёб их со стола своей широкой, жилистой, узловатой рукой и небрежно сунул за подкладку шапки:

— Ладно. Поведу тайными тропами, какие, окромя меня, только волки знают. Скажите, куда выйти надо.

Ему назвали пункт, хотели показать на карте.

— Так знаю. Ходил туда лис гонять. Выведу к утру... Только с ружьишком-то не обмани, ваше благородие.

Видели колхозники, как шёл он домой из офицерской квартиры, по обыкновению своему молчаливый, замкнутый, ни на кого не глядя, усмехаясь в бороду. На брань, топотом посылаемую ему в спину, отвечал мрачной ухмылкой.

Видели колхозники, издали следившие за избёнкой Матвея, как через полчаса сбежал с крыльца внучонок Кузьмина, Вася, с холщёвой сумкой за плечами, как скрылся он в кустах на лесной опушке, сопровождаемый Шариком, как вынес потом на улицу старик свои широкие, подбитые мехом охотничьи лыжи и как стал их натирать медвежьим салом, поглядывая на окна избы, где жил немецкий офицер.

Когда стемнело, батальон на лыжах, в полном вооружении, с пулемётами на саночках вышел из деревни и, свернув с большой дороги, стал втягиваться в лес.

Впереди размашистым, охотничьим шагом скользил на своих самодельных широких лыжах Матвей Кузьмин. Тьма сгущалась. Сеяло сухим, шелестящим снежком, и скоро мгла так уплотнилась, что лыжники стали видеть только спину впереди идущего. Старик вёл немцев прямо по целине.

Всю ночь отряд шёл по сугробам, по нехоженному насту, тянулся по оврагам, по руслам замёрзших лесных ручьёв, проламывался сквозь кустарник. Офицер, следивший за маршем по компасу, много раз останавливал своего проводника и через переводчика спрашивал, почему дорога так петляет и скоро ли конец пути. Матвей неизменно отвечал:

— Шоссеек в лесу нету... Обожди, ваше благородие, к утру будем,— и напоминал о ружье.

Постепенно теряя силы под тяжестью оружия и боеприпасов, тащились немецкие стрелки громадным, вековым лесом. В потёмках они натыкались на деревья, цеплялись за кусты, наступали друг другу на лыжи, падали, поднимались, и им начинало казаться, что этот невидимый лес, тихо и грозно шумящий в ночном мраке, нарочно подбрасывает им под ноги эти сугробы, цепляется за одежду когтями кустов, расставляет на пути деревья.

Когда забрезжил жёлтый морозный рассвет, авангард отряда вышел, наконец, на опушку и остановился на поляне перед глубоким, поросшим кустарником оврагом.

— Ну, кажись, пришли. Матвей Кузьмин своё дело знает,— сказал старик.

Он снял с головы шапку и вытер ею вспотевшую лысину.

И пока измученные офицеры нервно курили, сидя прямо на снегу, с трудом держа сигареты в окостеневших, дрожащих пальцах, пока ефрейторы гортанными криками выгоняли на поляну последних отставших стрелков в грязных, изорванных в дороге маскхалатах, Матвей Кузьмин, стоя на пригорке, улыбаясь, смотрел на розовое солнышко, поднимавшееся над заискрившимися снежными полями.

Утро было морозное, тихое. С сухим хрустом оседал под лыжами наст. Звучно чирикали в кустах ольшаника солидные красногрудые снегири, деловито лущившие маленькие чёрные шишки. Где-то совсем рядом тявкала собака.

— Матвей Кузьмин своё дело знает,— повторил старик, глубоко, всей грудью вдыхая чистый и острый морозный воздух, вдыхая жадно, точно спеша насладиться им.

Торжествующая улыбка выскользнула из-под зарослей бороды, разбежалась лучиками морщин. И вдруг тишину распорол сухой треск пулемётных очередей. Взвизгнули пули, взбивая над настом острые фонтанчики снега. Эхо раскатами пошло по лесу. С шелестом посыпался иней с потревоженных ветвей.

Пулемёты оказались совсем рядом, били почти в упор. Лыжники, не успев даже сообразить, в чём дело, оседали на наст со страхом и недоумением на лицах. А пулемёты строчили, строчили, пороли и пороли снежную равнину, с двух сторон сжимая колонну своим огнём. Опомнившись, немцы бросились было в лес, но уже и там, за кустами, сердито рокотали автоматы...

Солдаты, бросив лыжи, с криками ужаса метались по поляне, увязая в сухом снегу. Сверкающий наст покрывался грязными комьями маскировочных халатов. Опомнившись, офицер бросился к старику.

Матвей Кузьмин стоял на холмике с обнажённой головой. Его было видно издалека. Ветер трепал его бороду, развевал седые волосы, обрамлявшие лысину. Глаза его, сузившиеся, помолодевшие, насмешливо сверкали из-под дремучих бровей.

У офицера шевельнулись волосы. Мгновенье он с ужасом смотрел на этого лесного человека, со спокойным торжеством стоявшего среди поляны, по которой гуляла смерть. Потом рывком он выхватил парабеллум^* и навёл его в лоб старику.

Матвей Кузьмин усмехнулся ему в лицо издевательски и бесстрашно:

— Хотел купить старого Матвея?.. По себе о людях судишь, фашист!..

Старик вырвал из подкладки треуха сотенные бумажки и, бросив их в офицера, презрительно отвернулся от наведённого на него пистолета. Он заметил, что пулемётчики боятся его зацепить и не стреляют в сторону пригорка, на котором он стоял. Немцы тоже заметили это и старались бежать к лесу, прикрываясь пригорком. Некоторые из них, преодолевая последние сугробы, были уже близко к спасительной опушке.

Матвей Кузьмин взмахнул мохнатой шапкой и крикнул что было силы:

— Сынки! Не жалей Матвея, секи их хлеще, чтоб ни одна гадюка не уползла! Матвей...

Не договорив, он охнул и стал медленно оседать на землю, сражённый пулей немецкого офицера. Но и тому не удалось уйти. Не сделав и двух шагов, он упал, подрубленный пулемётной очередью.

А в овраге уже возникло и, нарастая, катилось по полю «ура». Через отполированную ветрами кромку оврага перескакивали автоматчики. Стреляя находу, бежали они по поляне, преследуя немцев, посылая им вдогонку пули, настигали, валили на снег, обезоруживали и бежали дальше в покрытый снежной пеной лес, по следам, оставленным на насте. Вместе с автоматчиками бежал Вася Кузьмин, внучонок старого охотника, которого тот послал через фронт предупредить своих о готовящемся прорыве. В ногах у наступающих бойцов, захлёбываясь злобным лаем, катился, проваливаясь в глубоком снегу, лохматый Шарик. Вдруг он застыл, недоуменно подняв уши. И грохот боя, гулко раздававшийся в лесу, прорезал тоскливый, протяжный вой...

Так прожил последний день своей долгой жизни Матвей Кузьмин, колхозник из сельхозартели «Рассвет», что под Великими Луками, славящейся сейчас своим льном.

Его похоронили на высоком берегу Ловати, похоронили, как офицера, с воинскими почестями, дав три залпа над свежей могилой.

^* Парабеллум — особый вид пистолета.

Вопросы и задания.

1. Почему Матвей Кузьмин показался фашистам самым подходящим человеком на должность старосты?

2. Какое задание получил батальон, стоявший в колхозе «Рассвет»?

3. Почему Матвей Кузьмин долго торговался с фашистом?

4. Куда он послал внука?

5. Расскажите, как Матвей Кузьмин вёл врагов.

6. Зачем, придя на опушку, он встал на самом видном месте — на пригорок?

7. Что он сделал с полученными от врагов деньгами?

8. Как погиб Матвей Кузьмин?

Отметьте в тексте, где кончается каждая часть плана: а) Колхозный сторож, б) Отказ Матвея от предложения фашистов стать старостой, в) Договорились, г) Что видели колхозники? д) Тяжёлый путь, е) Под перекрёстным огнём, ж) Патриот.