История создания и напечатания романа

Чернышевский, заключённый в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, ставший жертвой чудовищного произвола, не пал духом и не сложил оружия. В крепости он задумал и осуществил целый ряд работ, среди которых был и знаменитый роман «Что делать?», ставший программой действия для нескольких поколений революционеров.

Роман был начат в декабре 1862 г. и закончен через четыре месяца. Первые главы его появились ещё в мартовской книге «Современника» за 1863 г., остальные же — в апрельском и майском номерах журнала за тот же 1863 г.

Роман, прошёл двойную цензуру. Сначала он читался членами следственной комиссии по делу Чернышевского, затем поступил к цензору «Современника». Чернышевскому удалось так удачно замаскировать революционное содержание романа, что члены следственной комиссии не обнаружили в нём ничего крамольного, а цензор «Современника», видя на рукописи печать и шнуры комиссии, проникся соответствующим трепетом и пропустил не читая.

Когда, наконец, рукопись, пройдя двойные цензурные мытарства, очутилась в руках Некрасова, Некрасов пережил тяжёлый удар: по дороге в типографию он нечаянно обронил свёрток с рукописью и не сразу обнаружил потерю. Некрасов был в отчаянии, ибо знал, что чернового экземпляра у Чернышевского нет.

В «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» было помещено объявление о потере рукописи и нашедшему обещано вознаграждение. Через четыре дня, показавшиеся Некрасову вечностью, какой-то бедняк-чиновник, нашедший свёрток, принёс его на квартиру поэта. Получив произведение своего заточённого друга, Некрасов поспешил напечатать «Что делать?», так как прекрасно понимал, что цензура и власти спохватятся и, поняв свою оплошность, запретят роман. Так оно и случилось на самом деле. Роман был вскоре запрещён, и отдельное его издание появилось только в 1905 г. Однако запрещение запоздало. Книжки «Современника» с напечатанным в них романом уже разошлись по стране, и все передовые люди тогдашней России с жгучим интересом читали революционное завещание своего учителя, переписывали роман, и в сотнях новых рукописей он продолжал своё победное шествие по стране.

Прототипы героев романа «Что делать?»

В романе отразились некоторые стороны личности и жизни самого автора, а также черты ряда близких Чернышевскому людей и факты их жизни. В основу сюжетной линии Лопухов — Вера Павловна — Кирсанов, вероятней всего, положена история семейного врача Чернышевских Петра Ивановича Бокова. Боков был учителем М. А. Обручевой и ради освобождения её из-под гнёта родителей вступил с ней в фиктивный брак, который затем превратился в действительный. После нескольких лет супружеской жизни М. А. Обручева (Участница революционного движения 60-х годов М. А. Бокова-Сеченова, чья судьба была отражена в романе Чернышевского, скончалась в 1929 г., девяноста лет от роду. На склоне лет она стала свидетельницей Великой Октябрьской социалистической революции, навсегда покончившей со всеми формами угнетения человека человеком.) полюбила друга своего мужа, известного учёного-физиолога И. М. Сеченова, и вышла за него замуж с согласия своего первого мужа.

В образе Веры Павловны есть и такие черты, которые свойственны были жене Чернышевского Ольге Сократовне. Сама Ольга Сократовна говорила: «Верочка — я, Лопухов взят с Бокова». В поведении Рахметова есть отдельные черты, напоминающие поступки саратовского помещика Бахметьева, знакомого Чернышевского. Чернышевскому было известно, что большую часть своего состояния Бахметьев передал Герцену на организацию революционной работы и издание демократической литературы. В романе есть сходный эпизод: Рахметов за границей является к Фейербаху и передаёт ему значительную сумму на издание его сочинений.

В образе Рахметова можно также увидеть отражение тех черт характера (развитое чувство гражданского долга, исключительной силы ум, железная воля, беспредельная преданность интересам народа), которые были присущи самому Чернышевскому, Добролюбову и некоторым другим выдающимся революционерам 60-х годов.

Основное достоинство своего романа Чернышевский видел в его «истинности». А это значит, что герои «Что делать?» — не простые копии с действительности, а художественные образы, в которых заключено много черт, типичных для разночинной революционной интеллигенции 60-х годов.

«Недавно зародился у нас этот тип,— говорит автор.— Он рождён временем, он знамение времени».

Роман «Что делать?» носит подзаголовок: «Из рассказов о новых людях». Подзаголовок этот не случаен. «Новые люди» — это разночинцы-демократы, лучшими представителями которых были люди, подобные Добролюбову и самому Чернышевскому. Как всё, что выходило из-под пера Чернышевского, роман был боевым произведением, он носил полемический характер. Этот полемический характер романа проявился более всего в новой и правдивой трактовке образов «новых людей».

Образ новой женщины

Детство и юность Веры Павловны прошли в отвратительной обстановке пошлой мещанской семьи. Отец её — жалкий, трусливый человек, мать — женщина крутая и деспотичная, грубая, готовая из-за корысти продать даже собственную дочь.

Как большинство «новых людей», Вера Павловна знакома с нуждой, она рано начала работать. «Когда ей был четырнадцатый год, она обшивала всю семью... Когда Верочке исполнилось шестнадцать лет, она перестала учиться у фортепьянного учителя в пансионе, а сама стала давать уроки в том же пансионе; потом мать нашла ей и другие уроки». Важнейшей чертой характера Веры Павловны является глубокое отвращение ко всякого рода угнетению, стремление к независимости и свободе. «Я знаю только то,— говорит она Жюли,— что не хочу никому поддаваться, хочу быть свободной, не хочу никому быть обязанной ничем, я хочу не стеснять ничьей свободы и сама хочу быть свободна». То же самое говорит она и Лопухову: «Главное — независимость! Делать, что хочу,— жить, как хочу, никого не спрашиваясь, ничего ни от кого не требовать, ни в ком, ни в ком не нуждаться! Я так хочу жить!»

Другой характерной чертой Веры Павловны является способность к практическому действию, организаторский талант, умение преодолевать трудности и невзгоды. Выйдя из «подвала», она начинает бороться за освобождение других женщин, устраивает-швейные мастерские, организует по-новому жизнь и труд многих девушек. Освободив себя, она освобождает других.

Она отличается гордым, свободолюбивым и решительным характером. Её невозможно заставить подчиниться тому, что ей кажется нелепым и отвратительным.

... Исчерпав все возможности борьбы с матерью, готовившейся её продать или насильно выдать замуж за богатого светского пошляка, Вера Павловна решается скорее покончить с собой, чем уступить.

Ей свойственно постоянное стремление к духовному росту, совершенствованию, она не удовлетворяется сделанным, чужда застою. Как и другие «новые люди» Чернышевского, она может быть счастлива только тогда, когда приносит радость и счастье другим людям. Она знает, что личное счастье «невозможно без счастья других». Как и все «новые люди», Вера Павловна непоколебимо верит в торжество народного дела, в то, что «это непременно так будет, что этого не может не быть».

Вера Павловна не может и не хочет обманывать ни себя, ни других. Полюбив Кирсанова, она понимает, что было бы недостойно и нечестно обманывать себя и Лопухова, и. первая рассказывает о своём чувстве Лопухову. Ей недостаточно личного счастья, и, выйдя замуж за горячо любимого человека, Вера Павловна продолжает предъявлять к себе новые требования, становится женщиной-врачом, ревнителем науки.

Она гармоничный человек: много читает, страстно любит музыку и театр, прекрасно поёт, умеет не только плодотворно и с увлечением работать, но и от души веселиться.

Вера Павловна — не «синий чулок», она заботится о своей внешности, со вкусом одевается, сохраняет женственность и обаятельность.

Вера Павловна — не схема, а обыкновенный живой человек, каких во времена Чернышевского было немало. Она одна из тех женщин, которые, прокладывая себе путь, ведут за собой других к свободе и счастью.

Лопухов и Кирсанов

Лопухов и Кирсанов, как и Вера Павловна,— обыкновенные «новые люди». Во многом сходны их биографии «Лопухов был сын мещанина... Кирсанов был сын писца уездного суда... Лопухов с очень ранней молодости; почти с детства, добывал деньги на своё содер« жание; Кирсанов с двенадцати лет помогал отцу в переписывании бумаг, с четвёртого класса гимназии тоже давал уже уроки. Оба грудью, без связей, без знакомств пролагали себе дорогу».

Лопухов и Кирсанов — типичные демократы-разночинцы как по своему прошлому, так и по своим интересам и стремлениям. Многие черты их характеров сближают эти образы с героем романа «Отцы и дети». Как Базаров гордился тем, что его дед землю пахал, так они гордятся своим простым происхождением. Чувство собственного достоинства, упорство в достижении цели, вера в свои силы, большой ум, сильная воля, суровая жизненная школа невзгод и лишений, пройденная Лопуховым и Кирсановым,— всё это роднит их с Базаровым. Они так же, как и Базаров, занимаются изучением медицины, увлекаются естественными науками. Всё то, что правдиво воспроизвёл Тургенев в образе разночинца, находим мы в образах Кирсанова и Лопухова. Но сумев правильно отразить многие важные черты характера нового человека, Тургенев в то же время сообщил Базарову такие черты, которые вовсе не были свойственны подлинным разночинцам.

Образы Лопухова и Кирсанова поэтому многими своими чертами существенно отличаются от образа Базарова. Герои Чернышевского действуют, рассуждают и чувствуют часто совсем не так, как Базаров.

Базаров стремился только «землю расчистить». Строить же, по его мнению, будут другие. Герои Чернышевского не только разрушают старый мир, но сами же строят новое общество.

Базаров отрицал искусство, поэзию, живопись, музыку. Лопухов и Кирсанов, особенно последний, натуры, тонко чувствующие прекрасное, они знают и любят искусство. Кирсанов, например, страстно любит музыку, оперу; Лопухов недурно играет на фортепьяно.

Базарову было чуждо умение находить и чувствовать красоту природы, для него природа «не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Лопухову и Кирсанову также не свойственно молитвенное, созерцательное отношение к природе, но они умеют любоваться её красотой, и человек для них не только работник в «мастерской» природы, но и творец, преобразователь, создатель новых прекрасных её форм. Лопухов и Кирсанов, как и Базаров, охотно занимаются опытной, прикладной стороной науки, но, в отличие от Базарова, они преимущественное значение придают теории, проверяя её практикой. Не так, как Базаров, относятся Лопухов и Кирсанов к женщине.

Они не только признают за женщиной право на независимость, но и помогают ей добиться подлинной свободы и независимости, ибо твёрдо знают: «где нет свободы, там нет счастья». Лопухов и Кирсанов верят в святость и прочность дружбы между людьми. «Свою голову я отдал бы в твои руки без раздумья»,— говорит Кирсанов Лопухову. Для Базарова нее дружба — только «ощущение».

Во всех своих поступках они проявляют благородство, нравственную чистоту, высокую порядочность и человечность. Так, Лопухов спасает «из подвала» Веру Павловну, Кирсанов спасает Крюкову, потом же. полюбив Веру Павловну, но не желая разбивать счастья Лопухова, отдаляется от него, а Лопухов в свою очередь, видя, что Вера Павловна может быть счастлива только с Кирсановым, «сходит со сцены».

«Новые люди», подобные Лопухову и Кирсанову, обладают холодной головой и горячим сердцем. Они действуют, руководствуясь теорией «разумного эгоизма». «Эта теория,— говорит Лопухов,— холодна, но учит человека добывать тепло... Эта теория безжалостна, но, следуя ей, люди не будут жалким предметом праздного сострадания. Эта теория прозаична, но она раскрывает истинные мотивы жизни, а поэзия — в правде жизни».

Они поступают по «расчёту», но расчётливы, по их мнению, только благородные поступки. Честность, великодушие и расчёт — для них понятия тождественные. Человек не может быть счастлив, если он не борется за счастье других людей.

Лопухов и Кирсанов отдают всю жизнь народу, работают для него в силу внутренней потребности и в этой деятельности находят глубокое удовлетворение. Лопухов охотно занимается с фабричными рабочими, просвещая их, а попав в Америку, борется за освобождение негров; Кирсанов бесплатно лечит бедняков, с радостью читает лекции швеям в мастерской Веры Павловны.

Облегчая жизнь другим людям, они не лишают этим себя радостей жизни, не приносят себя в жертву. «Жертва — сапоги всмятку»,— говорят эти люди. Лопухову нелегко даётся «уход со сцены», но он решается на этот поступок и в нём черпает счастье и наслаждение.

«Я узнал,— говорит он,— какое высокое наслаждение — чувствовать себя поступающим, как благородный человек... какое высокое наслаждение чувствовать себя... человеком». «Я действовал в собственном интересе, когда решился не мешать её счастью».

Вся деятельность Лопухова и Кирсанова одухотворена высокой целью: они верят в наступление «золотого зека» — коммунизма — и своей деятельностью стараются приблизить то время, «когда все потребности натуры каждого человека будут удовлетворяться вполне». Лопухов и Кирсанов — люди нового типа. «Каждый из них — человек отважный, не колеблющийся, не отступающий, умеющий взяться за дело, и если возьмётся, то уже крепко хватающийся за него, так, что оно не выскользнет из рук; это одна сторона их свойств; с другой стороны, каждый из них — человек безукоризненной честности, такой, что даже и не приходит в голову вопрос: «Можно ли положиться на этого человека во всём безусловно?» Это ясно, как то, что он дышит грудью; пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна,— смело кладите на неё свою голову, на ней можно отдохнуть».

Такими рисует Чернышевский образы обыкновенных «новых людей» в своём романе.

Образ Рахметова

Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна — «обыкновенные порядочные люди нового поколения». Рядом с ними показан в романе Рахметов — «особенный человек», «высшая натура», человек «другой породы». Дворянин по происхождению, он становится демократом по взглядам на жизнь, на народ и по поведению. Такое явление, как переход лучших людей господствующих классов на сторону угнетённых, не было случайным. Ещё Маркс и Энгельс в «Коммунистическом Манифесте» писали: «В те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, к тому классу, в руках которого будущее». Людьми, примкнувшими к революционному классу, были люди, подобные Герцену и Огарёву, вышедшим из богатых дворянских семей, полковнику генерального штаба Обручеву и др.

В образе Рахметова слились лучшие черты передовых людей эпохи Чернышевского, в этом образе немало и таких черт, которые были присущи самому Чернышевскому.

Рахметов — профессиональный революционер, революционный вождь. Это рыцарь без страха и упрёка, человек, будто выкованный из чистой стали. Таких людей, как он, немного. «Я встретил, — замечает Чернышевский, — до сих пор только восемь образцов этой породы (в том числе двух женщин)». Не сразу стал Рахметов «особенным человеком». Он приехал в Петербург обыкновенным порядочным юношей. Сближение с Кирсановым, познакомившим Рахметова с учением социалистов-утопистов и философией Фейербаха, явилось толчком к превращению его в «особенного человека». «Жадно слушал он Кирсанова в первый вечер, плакал, прерывал его слова восклицаниями проклятий тому, что должно погибнуть, благословений тому, что должно жить».

Одарённый необыкновенными способностями, Рахметов, изучив теорию социализма, скоро переходит к революционному действию, становится революционером, человеком «особой породы». «Он поважнее всех нас здесь, взятых вместе»,— говорит о нём Кирсанов. Рахметов с поразительной быстротой расширяет круг своих знаний и после того, как переходит к революционной работе. В двадцать два года он был уже «человеком очень замечательно основательной учёности». Читает Рахметов только «самобытные» сочинения, и это потому, что, по его мнению, «по каждому предмету капитальных сочинений очень немного; во всех остальных только повторяется, разжижается, портится то, что всё гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях. Надобно читать только их; всякое другое чтение — только напрасная трата времени». Понимая, что сила вождя — в его близости к народу, Рахметов пристально изучает жизнь трудящихся. Пешком исколесил он всю Россию, был дровосеком, пильщиком, каменотёсом, вместе с бурлаками тянул лямку на Волге. Для простого народа он — свой, родной человек. Недаром бурлаки прозвали его Никитушкой Ломовым в память легендарного волжского богатыря-бурлака.

Рахметов, готовя себя к революционной деятельности, знает, что ему придётся переносить лишения, мучения, быть может, даже пытки со стороны царских тюремщиков. И он заранее закаляет свою волю и тело, приучает себя переносить физические страдания, отказывается от всякой роскоши, ведёт жизнь аскета.

Рахметов отличается редкой трудоспособностью: «Он успевал делать страшно много, потому что и в распоряжении временем положил на себя точно такое же обуздание прихотей, как и в материальных вещах.. Ни четверти часа в месяц не пропадало у него на развлечение, отдыха ему не было нужно».

Занятия его разнообразны, и смена их является для Рахметова отдыхом. О тайной революционной работе Рахметова Чернышевский, по вполне понятным причинам, не мог говорить открыто. «Я знаю о Рахметове больше, чем говорю»,— замечает писатель. Он только глухо упоминает о том, что у Рахметова «дел... была бездна, и всё дела, не касавшиеся лично до него; личных дел у него не было, это все знали... Он мало бывал дома, всё ходил и разъезжал, больше ходил. Но и у него беспрестанно бывали люди... часто по нескольку дней его не бывало дома. Тогда, вместо него, сидел у него и принимал посетителей один из его приятелей, преданный ему душой и телом и молчаливый, как могила».

Рахметов, зная, что революции нужны преданные и знающие люди, заботится о подготовке революционных кадров: в нескольких университетах учатся его стипендиаты, готовящиеся к подпольной деятельности.

Он кажется человеком суровым и угрюмым. Он и сам говорит: «Видишь невесёлые вещи, как же тут не будешь мрачным чудовищем». Но суровость его только внешняя, за ней скрывается нежная и любящая натура. «При всей своей феноменальной грубости он был, в сущности, очень деликатен», — замечает Чернышевский? «Какой это нежный и добрый человек», — думает о нём Вера Павловна.

Для того чтобы помочь угнетённым выйти на богатые счастьем просторы жизни, Рахметов отказывается во имя любви к людям от личного счастья. «Я должен подавить в себе любовь,— говорит он любимой женщине,— любовь к вам связывала бы мне руки, они и так не скоро развяжутся у меня,— уж связаны. Но развяжу. Я не должен любить... такие люди, как я, не имеют права связывать чью-нибудь судьбу с своею».

Рахметов, как и все «новые люди» Чернышевского, действует по принципам.«разумного эгоизма». Он борется за счастье народа, и эта борьба становится делом'всей его жизни, смягчает его тоскливые думы и жгучую скорбь.

В тяжёлой и опасной работе он находит удовлетворение своей пламенной любви к народу. Не лёгок путь, по которому идёт Рахметов, но не скуден, а богат радостями и счастьем этот путь.

Хотя Рахметову посвящено меньше страниц, чем другим героям «Что делать?», он — важнейший герой романа, потому что идейный смысл произведения Чернышевского заключался в призыве к революционной борьбе за социалистическое преобразование общества.

Образом Рахметова Чернышевский отвечал на самый жгучий вопрос, волновавший передовую интеллигенцию: что делать для того, чтобы освободить народ от всякого угнетения и произвола?

Огромно значение Рахметовых для жизни. «Мало их. но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их. но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало: но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них её сила и аромат: это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».

«Таинственный» образ революционного вождя, изображённого в романе, заставлял усиленно работать воображение читателей «Что делать?».

Один из современников Чернышевского писал: «Этим своим образом... Чернышевский, уже изъятый из обращения и обречённый на полное молчание, из своего сурового заточения как бы говорил нам: «Вот подлинный человек, который особенно нужен теперь России, берите с него пример и, кто может и в силах, следуйте по его пути, ибо это есть единственный для вас путь, который может привести нас к желаемой цели». И образ Рахметова властно врезался в нашу память... помогая нам, поощряя нас на решительный шаг».

Для многих поколений революционных борцов образ Рахметова явился примером поведения и подражания, источникам вдохновения, в нём они черпали силы и мужество.

По словам Плеханова, «в каждом из выдающихся русских революционеров была огромная доля рахметовщины». «На протяжении месяцев,— вспоминал выдающийся болгарский революционер Георгий Димитров,— я буквально жил героями Чернышевского. Моим любимцем был в особенности Рахметов. Я ставил себе целью быть твёрдым, выдержанным, неустрашимым, самоотверженным, закалять в борьбе с трудностями и лишениями свою волю и характер, подчинять свою личную жизнь интересам великого дела рабочего класса,— одним словом, быть таким, каким представляется мне этот безупречный герой Чернышевского. И для меня нет никакого сомнения, что именно это благородное влияние в моей юности очень много помогло моему воспитанию как пролетарского революционера».

Общество будущего в романе

Чернышевский верил в скорую победу революции. Он мечтал о социалистическом обществе и в своём романе нарисовал величественные контуры грядущего. В ясной и увлекательной форме познакомил Чернышевский своих современников с тем, за что боролись лучшие люди России.

Общество будущего показано в романе в четвёртом сне Веры Павловны. Человек будущего, предсказывает Чернышевский, переделает природу при помощи чудесных машин. Он заставит природу служить себе, навеки освободится от «власти земли» над собой, сбросит с себя зависимость от стихийных сил природы. Труд перестанет быть тяжёлым и позорным бременем, станет лёгким и радостным, ибо все тяжёлые работы будут делать машины. Труд станет естественной потребностью и наслаждением для человека. Люди будущего, предсказывает Чернышевский, превратят пустыни в плодородные земли, покроют садами голые скалы, пророют грандиозные каналы. Навсегда исчезнет противоположность между умственным и физическим трудом. Человек будущего, освобождённый от нужды и забот, станет всесторонне развитым существом, сможет полностью раскрыть все богатства своей натуры. Люди будущего цветут здоровьем и силой,, они стройны и грациозны, они не рабы машин, а творцы и созидатели.

Они — музыканты, поэты, философы, учёные, артисты, но они же работают на полях и заводах, управляют совершенными, ими созданными машинами. «Все они — счастливые красавцы и красавицы, ведущие вольную жизнь труда и наслаждения».

Рисуя победу социализма в России, Чернышевский в то же время предсказывает неизбежное торжество его во всём мире» когда будут сметены все искусственные границы между народами и каждый человек станет желанным гостем и полноправным хозяином в любом месте земного шара. Тогда исчезнет всякое угнетение человека человеком, наступит «для всех вечная весна и лето, вечная радость».

С глубокой проницательностью предвидел Чернышевский, что социализм раскрепостит женщину от домашнего рабства, что общество возьмёт на себя значительную долю забот о воспитании подрастающего поколения и обеспечении стариков. Он верил, что сменится всего несколько поколений, и социализм победит в России и во всём мире. Гениальное предвидение Н. Г. Чернышевского сбылось в наше время: многие страны Европы и Азии приступили к построению социалистического общества, следуя великому примеру советского народа, построившего социализм и идущего к коммунизму. «Будущее светло и прекрасно»,— неустанно повторял Чернышевский и страстно звал к борьбе за него: «Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в неё из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее всё, что можете перенести».

Композиция романа

Основные герои русской классической литературы, предшествовавшей Чернышевскому,— «лишние люди». Онегин, Печорин, Бельтов, Рудин, Обломов при всём различии между собой сходны в одном: все они, по словам Герцена, «умные ненужности», «титаны слова и пигмеи дела», натуры раздвоенные, страдающие от вечного разлада между сознанием и волей, мыслью и делом, — от нравственного изнурения. Не таковы герои Чернышевского. Его «новые люди» знают, что им нужно делать, и умеют осуществить свои замыслы, у них мысль неотделима от дела, они не знают разлада между сознанием и волей. Герои Чернышевского — творцы новых отношений между людьми, носители новой морали. Эти новые люди находятся в центре внимания автора, они — главные герои романа; поэтому уже к концу второй главы романа «отпускаются со сцены» такие представители старого мира, как Марья Алею сеевна, Сторешников, Жюли, Серж и др.

Роман начинается необычно, с развязки — сценой таинственного исчезновения одного из героев. Такое загадочное начало нередко встречалось в произведениях западных романистов — Эжена Сю, Александра Дюма, широко известных в тогдашней России.

Чернышевский сам в третьей главе («Предисловие») разъясняет смысл этого приёма: «Я употребил обыкновенную хитрость романистов: начал повесть эффектными сценами, вырванными из средины или конца её, прикрыл их туманом». Такое начало позволило, с одной стороны, привлечь к роману внимание широкой читающей публики, которой автор «забрасывал удочку с приманкой эффектности», с другой стороны, помогало обмануть бдительность цензуры, сбить её с толку обычными приёмами авантюрного романа.

В дальнейшем изложении Чернышевский пародирует подобные романы, заявляя: «Я пишу без уловок и потому вперёд говорю: трескучего столкновения не будет, всё развяжется без бурь, без громов и молний».

Роман разбит на шесть глав, из которых каждая, за исключением последней, в свою очередь делится на главки. Стремясь подчеркнуть исключительно важное значение заключительных событий, Чернышевский рассказывает о них в особо выделенной одностраничной главке «Перемена декораций».

Очень большое значение в романе приобретают развёрнутые образы-аллегории — сны Веры Павловны. Так, в первом сне в аллегорической форме изображена революция, которая несёт свободу закрепощённым женщинам, томящимся в «сырых, тёмных подвалах жизни». Во втором сне даётся изображение «реальной грязи», все элементы которой здоровы. «Реальная грязь», «чистая грязь»,— это народ, жизнь которого «имеет главным своим элементом труд». «Колос, который вырастает из этой грязи от солнечного света, будет здоровый колос». «Фантастическая грязь», «грязь гнилая» — это паразитические классы, живущие чужим трудом. Всё, что порождается этой «фантастической грязью», дурно и дрянно.

Особенно велико значение четвёртого сна Веры Павловны. В нём в аллегорической форме, в смене картин, рисуется прошлое, настоящее и будущее человечества. В четвёртом сне Веры Павловны снова появляется революция, «сестра своих сестёр, невеста своих женихов». Она говорит о равенстве, братстве, свободе. о том, что «нет ничего выше человека, нет ничего выше женщины», рассказывает о том, как будет устроена жизнь людей и каким станет человек при социализме.

Характерной особенностью романа являются частые авторские отступления, обращения к героям, беседы с проницательным читателем. Значение этого воображаемого персонажа очень велико в романе. В его лице осмеяна и разоблачена обывательская часть публики, косная и тупая, ищущая в романах острых сцен и пикантных положений, постоянно толкующая о «художественности и ничего не понимающая в подлинном искусстве. Проницательный читатель — тот, кто «самодовольно толкует о литературных или учёных вещах, в которых ни бельмеса не смыслит, и толкует не потому, что в самом деле заинтересован ими, а для того, чтобы пощеголять своим умом (которого ему не случилось получить от природы), своими возвышенными стремлениями (которых в нём столько же, как в стуле, на котором он сидит) и своей образованностью (которой в нём столько же, как в попугае)».

Издеваясь и глумясь над этим персонажем, Чернышевский тем самым обращался к читателю-другу, к которому он питал, огромное уважение, и требовал от него вдумчивого, пристального, подлинно проницательного отношения к рассказу о «новых людях».

Введение в роман образа проницательного читателя объяснялось необходимостью привлечь внимание читающей публики к тому, о чём по цензурным условиям Чернышевский не мог говорить открыто и прямо.

Особенности жанра романа и эстетическая теория Чернышевского

Искусство, по мысли Чернышевского, должно правдиво «воспроизводить жизнь», «причём очень часто, и особенно в поэзии, выступает на первый теория план также объяснение жизни, приговор о явлениях её». Наглядное подтверждение этим мыслям Чернышевского даёт его роман, написанный в полном соответствии с эстетическими взглядами автора. Все достоинства повести даны ей только её истинностью, замечает Чернышевский. Стремление к «истинности» обусловило отсутствие в романе «эффектности» и «прикрас». Содержание его просто и значительно, как проста и значительна жизнь. Стремясь усилить впечатление «истинности»; подлинности рассказываемого, Чернышевский вводит в роман «человеческие документы»: дневники Веры Павловны, письма Лопухова и Кати Полозовой, рассказ-исповедь Крюковой и т. д.

«Поэзия — в правде жизни»,— говорил Чернышевский. Пропагандируя идеи социализма, он не побоялся ввести в роман специальную главу о том. как устроена мастерская Веры Павловны, или письмо Кати Полозовой, доказывающее подробными цифровыми расчётами выгоды и преимущества свободного коллективного труда. От введения таких глав роман выигрывал в правдивости, да и сами прозаические детали переставали быть прозаическими и своей неотразимой убедительностью производили впечатление «чуда».

«Что.делать?» — философско-публицистический роман. Роман указывал, что делать, как жить, к чему следует стремиться. Поэтому естественным кажется приём вмешательства автора в жизнь героев, его рассуждения о женской независимости, пользе наук, страстные обращения к читателям: «Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья мои, поднимайтесь, это не так трудно, выходите на вольный белый свет, славно жить на нём... Наблюдайте, думайте, читайте тех, которые говорят вам о чистом наслаждении жизнью... Читайте их,— их книги радуют сердце, наблюдайте жизнь,— наблюдать её интересно, думайте,— думать завлекательно. Только и всего. Жертв не требуется, лишений не спрашивается.— их не нужно. Желайте быть счастливыми — только, только это желание нужно... Попробуйте — хорошо!»

Роман не только правдиво воспроизводил жизнь, но объяснял её, показывал, что уродует людей, почему люди, не дурные сами по себе, становятся чёрствыми и злыми, как Марья Алексеевна, или легкомысленными кутилами, как Серж. Роман отвечал на вопрос что делать? Подготавливать революцию, бороться за революционное переустройство жизни — вот что нужно делать всем тем, кто не желает мириться с уродующим человека общественным строем. Взволнованная проповедь социализма, призыв к революции, вера в её конечное торжество неустанно звучат на страницах «Что делать?».

Роман полностью отвечал тому, что Чернышевский считал высшим назначением искусства: для лучшей части общества он стал «учебником жизни».

Философско-социальная направленность романа сказывается, между прочим, и в том, что пейзажу, портрету героев отводится весьма скромная роль. С другой стороны, эта же философско- социальная направленность романа в соединении с тем, что герои его — люди рассуждающие, мыслящие, привыкшие взвешивать и разбирать каждый свой поступок, обусловила ещё одну композиционную особенность романа: образы героев, их характеры раскрываются в диалоге и монологе, в постоянных беседах и спорах, «теоретических разговорах». Герои Чернышевского — люди дела, а не громкой фразы, говорят кратко и ясно. Вот характерные для них слова: «Дайте людям хлеб, читать они выучатся и сами»; «Жертва — сапоги всмятку»; «Нам некогда скучать: у нас слишком много дела»; «Я ненавижу... родину, потому что люблю её».

Условия создания романа и особенности его языка

Невозможность прямо и открыто говорить о революционной деятельности «новых людей» обусловила большое количество умолчаний, намёков, его языка недоговорённостей, тот иносказательный, эзоповский (Эзоп — древнегреческий баснописец. Его произведения, направленные против богачей и аристократов, были насыщены намёками и аллегориями. ) язык, к которому постоянно прибегает автор. Не имея, например, возможности назвать имя философа-материалиста Людвига Фейербаха, Чернышевский вводит в роман следующую забавную сцену: Марья Алексеевна, обеспокоенная тем, что Лопухов приносит её дочери какие-то иностранные сочинения, просит тупицу и невежду Сторешникова разъяснить ей, что это за книги.

«Михаил Иванович медленно прочёл: «О религии, сочинение Людвига» — Людовика четырнадцатого, Марья Алексеевна, сочинение Людовика XIV, это был, Марья Алексеевна, французский король, отец тому королю, на место которого нынешний Наполеон сел.

— Значит, о божественном?

— О божественном, Марья Алексеевна».

Читатель-друг без особого труда понимал, что речь шла о книге Людвига Фейербаха «Лекции о сущности религии», книге далеко не «божественной». Вера Павловна, приглашая священника Мерцалова читать лекции швеям, говорит: «Вы будете служить щитом благонравия и отличного направления наших наук». Мерцалов отвечает: «Отлично, две должности: профессор и щит». О том, что Мерцалов близок «новым людям» и следовательно, не менее их опасен для начальства, которое подозрительно относится к мастерской, читатель узнаёт из следующего намёка: «Мерцалов, сидевший дома один, читал какое-то новое сочинение,— то ли Людовика XIV, то ли кого другого из той же династии».

Демократ-разночинец Лопухов во время разговора с Верой Павловной говорит ей, что он предан своей невесте. «Кто же ваша невеста? — спрашивает Вера Павловна.— Вы говорите так загадочно».

«Это моя тайна»,— отвечает Лопухов. Из дальнейших ответов, однако, всё становится ясно: его «невеста» — это революция, которая «устроит жизнь так, что не будет бедных... Она заботится об этом, она очень сильная, она сильнее всех на свете». В том, что именно революцию имеет в виду Лопухов, когда говорит о своей «невесте», с совершенной отчётливостью убеждают читателя его полные тайного значения ответы Марье Алексеевне. «Хороша ли... невеста?» — спрашивает Марья Алексеевна. «Необыкновенно»,— отвечает Лопухов. «Есть ли приданое?» — «Теперь нет, но получает большое наследство...» — «Скоро?» — «Скоро»,— отвечает Лопухов.

Вера Павловна говорит с швеями о том, как социалисты-утописты предлагают устроить общество, но ни разу не произносит- запретного слова «социалисты». Она говорит: «Добрые и умные люди написали много книг о том, как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо».

Последняя глава романа, говорящая о победе революции, названа многозначительно: «Перемена декораций».

Когда Рахметов болен, он соглашается, чтобы послали только за Кирсановым, «ни за каким другим медиком». И это желание Рахметова объясняется легко: больной, в бреду, он мог бы проговориться о своей революционной работе, Кирсанова же ему опасаться не приходится. Таких намёков, недомолвок, иносказаний в романе много. Некоторые намёки носят, несомненно, автобиографический характер.

Так, например, насмешливо говоря об «эстетических литераторах с возвышенными стремлениями» и «модном» у писателей выражении «эстетическая жилка», Н. Г. Чернышевский добавляет: «Эстетическая жилка, может быть, и теперь остаётся модным у них движением — не знаю, я давно их не видел».

Полемический характер романа

«Что делать?» — полемический роман. Это прекрасно понимали как друзья Чернышевского, так романа и его враги. Враждебный в эти годы революционным демократам журнал «Отечественные записки» не случайно отмечал: «Роман г. Чернышевского написан против «Отцов и детей»; «...это не роман, а статья полемическая». На самом же деле «Что делать?», конечно, высокохудожественное произведение, но не похожее на произведения дворянской литературы. Полемический характер романа, его публицистическая направленность, однако, правильно подмечены в этом враждебном отзыве.

Полемическая направленность романа сказалась не только в обрисовке «новых людей», во многом не похожей на ту, которая дана в «Отцах и детях» Тургенева, но и в самом тоне, форме, философии романа. Базаров рисовался Тургеневу фигурой «сумрачной», «злобной», «дикой», «обречённой на погибель». В героях. Чернышевского нет ничего сумрачного, злобного, дикого, они не только не чувствуют себя обречёнными на погибель, но, напротив, уверены в скором торжестве того дела, за которое борются.

В «Отцах и детях», в конечном счёте, показана несостоятельность взглядов Базарова и его последователей; в романе «Что делать?» — нравственное превосходство «новых людей» над людьми старого мира, победа нового над старым.

Оптимизм романа

Чернышевского и его учеников воодушевляла «...вера в возможность крестьянской социалистической революции» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 1, стр. 246).

Эта вера окрашивает роман Чернышевского в бодрые, жизнерадостные тона. «Что делать?» — одно из самых оптимистических произведений русской литературы. Замечательна песенная рамка, в которую заключён роман: он начинается «песенкой», «бойкой и смелой», которую распевал революционный народ Франции в 1790 г. «Мы бедны... но мы рабочие люди, у нас здоровые руки. Мы темны, но мы не глупы и хотим света. Будем учиться — знание освободит нас; будем трудиться — труд обогатит нас, это дело пойдёт,— поживём, доживём... Труд без знания бесплоден, наше счастье невозможно без счастья других. Просветимся и обогатимся; будем счастливы — и будем братья и сёстры, это дело пойдёт,— поживём, доживём. Будем учиться и трудиться, будем петь и любить, будет рай на земле. Будем же веселы жизнью,— это дело пойдёт, оно скоро придёт, все дождёмся его...»

Каждая строфа этой песни, в которой звучит мотив торжества скорой революции, заканчивается припевом:

Ах, это устроится, устроится, устроится.

На фонарь аристократов!

Ах, это устроится, устроится, устроится

Аристократов повесят!

Роман заканчивается ликующей песней Томаса Гуда (Томас Гуд (1799—1845) — известный английский поэт.), переведённой другом Чернышевского поэтом М. Л. Михайловым:

Чёрный страх бежит, как тень,

От лучей, несущих день;

Свет, тепло и аромат

Быстро гонят тьму и хлад;

Запах тленья всё слабей.

Запах розы всё слышней.

И за этой песней, славящей победу над мраком, победу жизни над смертью, следует заключительная глава «Перемена декораций», в которой говорится о гибели старого мира, разрушенного революцией, о перемене общественных декораций.

Роман Тургенева заканчивается печальной, щемящей сердце картиной заброшенного сельского кладбища, на котором похоронен Базаров. Это своеобразный реквием. (Реквием — музыкальное произведение траурного характера.)

Роман же Чернышевского заканчивается картиной победившей революции, солнечным гимном победившего народа.

«Что делать?» и литературно-политическая борьба 60—70-х годов

«С тех пор,— писал Плеханов,— как завелись типографские станки в России... ни одно печатное произведение не имело в России такого успеха, как «Что делать?» Чернышевского». Ни один мыслящий человек не мог пройти мимо романа, сразу ставшего в центре журнальной, литературной и политической борьбы эпохи. Реакционные журналисты, крупнейшие представители дворянской литературы, защитники теории «искусства для искусства», цензоры — все они ополчились против романа Чернышевского.

Реакционнейший журналист Катков, редактор «Московских ведомостей», увидел в романе «философию скотоподобия». Газета «Северная пчела» назвала роман «безобразнейшим произведением русской литературы», нашла в нём «отвратительную грязь».

Реакционный профессор Цитович в брошюре «Что делали в романе «Что делать?» утверждал, что из романа изгнаны две вещи: «совесть и понятие обязанности». О героях романа тот же Цитович писал: «Положиться на них ни в чём нельзя... им всё нипочём: ложь, клевета, воровство, насилие, убийство. У них всё фиктивно: имена, подписи, паспорты, брак, жизнь, самая смерть».

Поэт А. А. Фет содержание романа свёл к «проповеди двоежёнства, фальшивых паспортов»; Л. Толстой, пародируя роман, написал комедию «Заражённое семейство»; Ф. Достоевский — повесть «Необыкновенное происшествие, или пассаж в Пассаже». Роман Чернышевского породил сотни пародий, эпиграмм, карикатур, статей.

Нападая на роман, реакционные публицисты со злобой отмечали, что роман «чтится поклонниками «нового слова», как мусульмане чтут коран». Уже упомянутый профессор Цитович, называвший роман «Что делать?» «торпедой», отмечал: «За шестнадцать лет моего пребывания в университете мне не удалось встретить студента, который бы не прочёл знаменитого романа ещё в гимназии».

Враги Чернышевского вынуждены были признать огромное влияние романа на читателей. «Молодые люди толпою пошли за Лопуховым и Кирсановым, молодые девушки заразились примером Веры Павловны... Меньшинство нашло себе идеал... в Рахметове». Иные из реакционных журналистов, видя успех романа, призывали к прямой расправе с автором «Что делать?» и его последователями. Журналист Аскоченский, чьё продажное перо направлялось агентами Третьего отделения, писал: «Ведь есть же у нас смирительные дома, исправительные заведения... туда их. под строжайший надзор. А если и этим не проймешь, то есть дорога подальше... Ведь душегубам и зажигателям находят же место вдали от благоустроенных обществ; а эти господа во сто, в миллион раз хуже их... долго ли мы будем с ними церемониться и гуманничать!»

Совершенно иным было отношение к роману передовых современников Чернышевского, для которых он стал знаменем борьбы, программой действий. «Мы читали роман чуть ли не коленопреклонённо... Он сыграл великую роль в русской жизни, всю передовую интеллигенцию направив на путь социализма»,— отмечал современник Чернышевского А. Скабичевский. «Всюду начали заводиться производственные потребительские ассоциации, мастерские швейные, сапожные, прачечные, коммуны». Под влиянием романа «Что делать?» студенческая коммуна была организована знаменитым впоследствии композитором Мусоргским, коммуной жили художники-«передвижники» — Крамской, Перов, Репин и др.

На защиту романа выступили Писарев, Курочкин и их журналы «Русское слово» и «Искра».

Для нескольких поколений революционных борцов роман Чернышевского стал путеводной книгой. Отмечая исключительное воспитательное значение романа, Плеханов писал: «Кто не читал и не перечитывал этого знаменитого произведения? Кто не увлекался им, кто не становился под его благотворным влиянием чище, лучше, бодрее и смелее? Кого не поражала нравственная чистота главных действующих лиц? Кто после чтения этого романа не задумывался над собственной жизнью, не подвергал строгой проверке своих собственных стремлений и наклонностей?

Все мы черпали из него и нравственную силу, и веру в лучшее будущее.

И доверенность великую

К бескорыстному труду...»

Номера «Современника» с напечатанным в них текстом романа превратились в святыню, их тщательно сберегали, роман нередко переписывали от руки, для чтения его молодёжь собиралась группами, кружками, редкая студенческая вечеринка обходилась без споров и толков о тех или других вопросах, в нём затронутых.

Эти драгоценные номера «Современника» были в руках В. И. Ленина, который прочитал «Что делать?» в старших классах гимназии и, как вспоминает Н. К. Крупская, «...потом уже под углом зрения «Что делать?» читал другую беллетристику. Мы с Ильичом о «Что делать?» говорили впервые в Сибири, и меня удивило тогда, как хорошо знал Ильич «Что делать?», помнил малейшие детали».

Роман оказал большое влияние и на зарубежных революционеров. «Роман «Что делать?»,— писал Георгий Димитров.— ещё 35 лет тому назад оказал на меня лично, как молодого рабочего, делавшего тогда первые шаги в революционном движении в Болгарии, необычайно глубокое, неотразимое влияние. И должен сказать — ни раньше, ни позже не было‘ни одного литературного произведения, которое так сильно повлияло бы на моё революционное воспитание, как роман Чернышевского».