Доклад генерала Голубинцева главнокомандующему Вооруженными Силами на Юге России генералу Врангелю:

“16 апреля 1920 года, находясь с вверенной мне 14-й Донской Отдельной конной бригадой в местечке Хоста, я получил приказание от комкора 4-го Донского конного корпуса генерала Калинина прибыть немедленно в Адлер. Здесь генерал Калинин сказал мне, что возлагает на меня очень серьезное поручение, так как полагает, что я так же, как и он, одинаково оцениваем создавшуюся обстановку и так же смотрим на вещи. Обстановка создалась следующая:

1. Полное падение боеспособности кубанских частей. 2. Отсутствие продуктов и фуража. 3. Уменьшение занимаемой территории с каждым днем. 4. Враждебное отношение голодных жителей. 5. Категорический отказ грузин пропустить наши части через свою территорию. 6. Отсутствие тоннажа для погрузки в Крым. Таким образом, армия находится в критическом положении: направо горы с “зелеными”, с которыми ведутся постоянно столкновения и перестрелки при фуражировках; налево море; с фронта наступающие большевики, а сзади грузины. Все это действует на части разлагающим образом, и боеспособность резко падает с каждым днем.

Ввиду этого необходимо тем или иным способом во что бы то ни стало задержать наступление большевиков на несколько дней и выиграть время, хотя бы 3-5 дней. Может быть, к этому времени подойдут транспорты для отправки частей в Крым или удастся прийти к соглашению с грузинами.

С целью задержать наступление большевиков кубанский атаман генерал Букретов решил начать переговоры с красными о перемирии, им же назначена комиссия в составе генерала Морозова, полковника Дрелинга и председателя кубанского правительства Иваниса. От Донского корпуса генерал Калинин для этой же цели - задержать наступление большевиков - назначает меня и предлагает за получением инструкций о переговорах и полномочий явиться к кубанскому атаману, где уже приготовлен автомобиль и меня ждут.

В 15 часов 30 минут я прибыл к квартире атамана, в Адлер. Атамана не видел, но у автомобиля меня поджидали полковник Дрелинг и Иванис. Полковник Дре-линг передал мне удостоверение от атамана (копию прилагаю) и сказал, что необходимо скорее ехать к генералу Морозову на позицию у реки Мацесты, и там обстановка покажет дальнейшее.

Около 18 часов 30 минут мы прибыли к генералу Морозову, находившемуся на даче, верстах в четырех к югу от Сочи. Здесь же перед дачей занимали позицию цепи кубанцев.

Генерал Морозов сообщил нам, что при перемене позиции телефон со старой позиции не был испорчен и он, Морозов, подойдя на звонок к телефону, случайно разговорился с советским начдивом Егоровым, который дал ему понять, что он не прочь войти в переговоры о временном прекращении военных действий, так как якобы переговоры об этом уже ведутся в Крыму между центральной Советской властью и нашим командованием.

Председатель кубанского правительства Иванис вызвал к телефону Егорова и передал ему, что наше командование и он согласны войти в переговоры о перемирии, что уполномоченная комиссия прибыла и ждет прибытия Егорова. Егоров предложил нашей комиссии приехать в Сочи, но я категорически отказался ехать в Сочи, в расположение красных, и заявил, что буду разговаривать с большевиками только на нейтральной полосе. Егоров выразил изумление по поводу нашего недоверия к ним, но согласился назначить встречу. Место встречи было назначено на железнодорожном мосту, находившемся между нашими и красными цепями.

В 21 час мы прибыли к мосту, через 3-4 минуты прибыли и представители от большевиков: комендант штаба, два комиссара и командир полка. Сам начдив не приехал.

После беседы выяснилось, что прибывшие лица уполномочены только начдивом и не могут без разрешения высшего командования заключать перемирия, но что по телефону переговорят с командармом и что прибудет особая, с полномочиями, делегация или они сами будут уполномочены и тогда по телефону сообщат нам о времени новой встречи. Во всяком случае, пока военные действия, по крайней мере на 24 часа, хотя и не официально, будут прекращены.

Таким образом, я полагал, что часть возложенной на нас задачи выполнена: мы выиграли 1-2 суток, перемирие не было заключено, но военных действий, по-видимому, большевики начинать не будут до новой встречи.

Из встречи с большевиками я вынес впечатление, что они с большей охотой будут вести переговоры, чем войну, и ехал с уверенностью, что нам удастся на несколько дней затянуть переговоры о перемирии и таким образом выполнить в полной мере возложенное на нас поручение. В тот же вечер мы выехали в Адлер.

День 17 апреля прошел спокойно, хотя генерал Морозов оттянул свои части верст на пять назад, за реку Мацесту. В тот же день нами были выработаны мотивированные предварительные условия для ведения переговоров о перемирии. Точного содержания их не помню, но приблизительно следующее: 1. Немедленное прекращение военных действий до заключения перемирия. 2. Установление нейтральной зоны. 3. Пропуск на Кубань и Дон беженцев и больных.

Наше желание заключить перемирие мы мотивировали тем, что настал момент, когда нам приходится решать вопрос: переходить ли границу Грузии, и тогда, естественно, придется совместно с грузинами обратить наше оружие против русских, чего нам не хотелось бы делать, а в случае, если наступление красных будет продолжаться, мы принуждены будем разгрузить себя, отправив в Грузию наши тыловые учреждения, беженцев и больных, что уже нас, конечно, свяжет с грузинами.

Эти условия были переданы красным 18 апреля. В тот же день в 14 часов в Адлере кубанский атаман собрал у себя уполномоченную комиссию и сообщил ответ красных, переданный в форме ультиматума, сообщенный генералом Морозовым по телефону и прилагаемый здесь.

На состоявшемся по этому поводу совещании комиссии в присутствии атамана Букретова было решено тянуть переговоры насколько возможно дольше, для чего ехать немедленно к генералу Морозову и оттуда вновь вызвать красных на переговоры и вместе с тем готовиться к упорной обороне. Генералу Морозову сообщено по телефону, что комиссия сейчас выезжает к нему для новой встречи с уполномоченными от красных, так как в ультиматуме много неясного, требующего разъяснения, и необходима новая встреча.

В 18 часов состоялась новая встреча с уполномоченными от красного командования, также в нейтральной зоне, в одной из пустых дач. Фамилии вновь прибывших, кроме возглавляющего товарища Сутина, я не помню, полномочий их мы не рассматривали, ибо не придавали серьезного значения условиям, ставя себе единственной целью выигрыш времени, ибо мы разговаривали на разных языках: мы - о перемирии, они -о сдаче. На состоявшемся заседании делегаций были внесены нами такие поправки к ультиматуму, которых красные уполномоченные сами решить не могли, но которые вместе с тем не могли иметь существенного значения, чтобы из-за них прервать переговоры и начать вновь войну. Например, параграф 4-й о лошадях и параграф 5-й о холодном оружии.

Таким образом, совещание не пришло к определенному решению, и большевики поехали за разъяснениями, а мы в Адлер. Дальнейшая программа наших действий должна быть такова (это также было известно генералу Морозову): по получении ответа, какого бы он ни был содержания, мы потребуем еще 2-3 дня для разъяснения казакам; затем ответим, что нам казаков убедить не удалось, и будем просить красных прислать нам для разъяснения своих двух членов, которых мы также рассчитывали возить около трех дней по некоторым частям, где к этому времени будут заготовлены оппоненты, а затем, если еще понадобится время, назначить комиссию для выработки технических условий сдачи (для чего предполагали назначить новую комиссию, так как я и Иванис категорически отказались разговаривать о сдаче), на что также надо будет не менее двух дней; к этому времени предполагалось уже погрузить почти все части, а оставшийся небольшой заслон мог бы уйти в горы или в Грузию через Красную Поляну, имея большую вероятность рассчитывать добыть для себя продовольствие.

Программа эта была вполне возможна, так как части в политическом отношении были вполне благонадежны и среди наших казаков сочувствующих большевикам не было. В боевом отношении части были, за некоторым исключением, плохи и, главным образом, вследствие отсутствия фуража и продуктов. Лошади падали сотнями, люди по нескольку дней питались одним мясом и то в очень ограниченном количестве; бывали и такие дни, когда ничего не ели. Продуктов из интендантства почти не получали, у населения также ничего не было, и жители сами влачили полуголодное существование. Ко всему этому следует добавить антагонизм между кубанцами и донцами, возникший на почве распределения продуктов из интендантства. В то время как кубанцы если и не обильно, то во всяком случае получали достаточное количество хлеба, консервов, масла, донцы буквально голодали. Как пример укажу, что кубанцы на базаре в Сочи даже торговали продуктами, шоколадом, а в Лазаревском полковник К. обратился в интендантство отпустить для него 2 фунта хлеба, и в этом ему было отказано; продукты были, но отпускались только кубанским частям.

В ночь с 18 на 19 апреля я был вызван генералом Букретовым к себе, где нашел полковника Дрелинга и председателя кубанского правительства Иваниса. От большевиков был получен ответ, отклоняющий наши поправки и требующий ответа на ультиматум к 12 часам дня 19 апреля.

В ответ красным через генерала Морозова была передана телефонограмма приблизительно такого содержания: для принятия ультиматума необходимо разъяснить его казакам, для чего требуется не менее 2-3 дней.

Затем генерал Букретов приказал 10-й Донской конной бригаде занять позицию для обороны на реке Хосте.

Утром 19-го, часов около 12, я зашел к генералу Букретову узнать, что делается на позициях. Атаман сообщил мне, что генерал Морозов ведет с красными переговоры о технических условиях сдачи и что командующий 10-й Донской бригадой полковник Чапчиков не нашел возможным занять позицию у Хосты и 10-я бригада вернулась назад на квартиры. Я спросил: кто же уполномочил генерала Морозова вести переговоры о технических условиях сдачи? Генерал пожал плечами и добавил, что находящиеся здесь члены Кубанской Рады сейчас решают вопрос: остаться ли кубанскому атаману здесь или уехать. Я сказал генералу, что господин Букретов мог бы остаться здесь, если пожелает, но кубанский атаман не имеет права выдать себя на поругание красной сволочи. Атаман ответил, что он так же думает.

Не знаю, что решила Кубанская Рада, но через час атаман уехал на пароходе, а еще через час в квартиру атамана явился кубанский офицер с караулом, не знаю, по чьему приказанию, вероятно, по распоряжению членов Рады, с целью арестовать атамана и не дать ему возможности уехать.

В это время в Адлер прибыла снявшаяся с позиций Кубанская бригада, открыв таким образом фронт.

В 16 часов в тот же день я уехал из Адлера к себе в бригаду. Адлер был переполнен бросившими фронт кубанцами. 20-го при погрузке на хуторе Веселом я узнал, что 19 апреля Морозов отдал приказ всем частям оставаться в защищаемых пунктах и приготовиться к сдаче. Приказ был подписан “командующим войсками Черноморского побережья” генералом Морозовым.

Кем был назначен генерал Морозов командующим войсками Черноморского побережья - атаманом или красными - не знаю.

Переговоры с красными велись открыто, результаты и ультиматум красных по приказанию кубанского атамана полковник Дрелинг сообщал в части. Казаки интересовались переговорами постольку, поскольку дни касались прекращения военных действий. К сдаче они относились отрицательно, но воевать не хотели. Большая часть казаков, особенно донцы, желали ехать в Крым, но многие, не имея сил расстаться с лошадьми, уходили небольшими группами в горы.

Я не слышал о приказе Букретова, запрещавшем выезд в Крым. В Туапсе предложено было погрузить, насколько хватит тоннажа, донцов для отправки в Крым. В первую очень были погружены безлошадные и те, у кого лошади казались негодными для продолжения дальнейшей службы; часть их была отправлена, но большую часть опять выгрузили. Комкор генерал Стариков сказал мне, что генерал Писарев передал ему, что получена телеграмма за подписью генерала Коновалова о категорическом запрещении отгрузки донцов в Крым.

О безнадежном положении в Крыму я не слыхал, чтобы кому-нибудь об этом говорил атаман Букретов. Мне он сказал, что лично он предпочитает ехать в Ба-тум, так как там якобы положение твердое, туда же он предполагает эвакуировать около тысячи наиболее надежных людей, больше не позволяют средства, чтобы там, создав ячейку, при наиболее благоприятных условиях вновь начать действия против красных. Об этом мне говорил и Иванис.

Сдача была решена, по-видимому, единолично генералом Морозовым. Как она происходила, не знаю, но мне здесь уже, в Евпатории, рассказывал офицер 28-го Донского конного полка, что по приказанию генерала Морозова от частей в город Сочи были высланы делегаты для ознакомления, а затем были назначены пункты, где складывать оружие, и после сдачи оружия части в конном строю под командой оставшихся начальников отправлялись в Сочи. Этот же офицер, бежавший в последний момент, был в штабе Морозова, где все были без погон и называли друг друга “товарищами”.

Насколько помню, донских казаков было в строю около 12 тысяч, а всего на довольствии около 18 тысяч. Донские части, входившие в состав 4-го Донского конного корпуса, были страшно истрепаны переходами по шоссе, голодовкой, плохой ковкой, особенно страдали от недостатка подков. Лошади, стирая копыта, падали ежедневно многими десятками, если не сотнями, шоссе было усеяно трупами чуть ли не через 10-20 шагов, на дорогах лежали издыхающие или дохлые лошади. Большинство частей не имели достаточного количества винтовок. Полное почти отсутствие обозов. Дисциплина расшаталась. Некоторые части занимались грабежом и насилием над беженцами, даже по приказаниям командиров частей. Например, Калединовский полк (полковник Чапчиков) отнял у хоперского окружного атамана лошадей (у полковника Васильева), избил кой-кого из офицеров, держал под арестом окружного ветеринарного врача. Отнимались лошади у проезжавших одиночных людей. Каждый день с пастбищ крались лошади. Люди самовольно переходили из одной части в другую. Командир Калединовского полка даже переманивал людей к себе из других полков. Высшее командование, по-видимому, не в состоянии было справиться с такими командирами.

Но в боевом отношении некоторые части при известной настойчивости, меньше советуясь, а категорически приказывая, можно было использовать. Уйти в Грузию можно было, только сбив грузин, стоящих на границе, ибо грузинские власти категорически отказались дать разрешение на пропуск наших частей даже без оружия. Сбить же грузин было легко, ибо части, по крайней мере стоявшие на границе, не отличались ни воинственностью, ни упорством: так, например, когда 19 апреля наши части производили пробную стрельбу из пулеметов, грузины, стоявшие на границе, разбежались, стоило потом больших усилий их собрать и возвратить на посты.

1920 г.

г. Евпатория

Генерал-майор Голубинцев”.

“Войсковой атаман Кубанского

казачьего войска

№ 497/к

16 апреля 1920 года

Удостоверение

Дано от командующего войсками Кавказского побережья командиру 14-й Донской казачьей бригады генерал-майору Голубинцеву в том, что действительно состоит членом комиссии, уполномоченной мною вести переговоры о перемирии с войсками Советской России, действующими на фронте Кавказского побережья, что подписью и приложением казенной печати удостоверяется.

Командующий войсками Кавказского побережья

и войсковой атаман Кубанского казачьего войска

Генерал-майор Букретов

Член Кубанского краевого правительства

по военным делам

Генерал-лейтенант Болховитинов”.

Текст письменного предложения большевикам для ведения переговоров о перемирии:

“17 апреля 1920 года Адлер

1. Прекращение враждебных действий и заключение перемирия впредь до подписания мирного договора.

2. В основание при выработке условий перемирия, а впоследствии мирного договора, должны быть положены следующие идеи:

а) обе стороны должны смотреть друг на друга как на части одного великого народа и не стремиться к унижению или уничтожению противника, как то бывает при внешних войнах. Сторонам надлежит думать лишь о светлом общем будущем;

б) заключенные соглашения должны вести к долгому прочному миру, т. е. не иметь в своем содержании никаких пунктов, которые бы являлись обидными или унизительными для какой-нибудь стороны, оставляли бы чувство недоброжелательства или даже мести, не могли бы служить поводом к новым восстаниям и борьбе;

в) для достижения целей, указанных в первых двух пунктах, необходимо принять во внимание особый уклад казачьей жизни и казачьего быта.

3. Почти трехлетняя Гражданская война создала атмосферу взаимного недоверия, подозрительности, непримиримости. Поэтому при ведении переговоров необходимо проявлять и подчеркивать особое доверчивое отношение сторон друг к другу.

4. Условия перемирия:

а) демаркационная линия сторон, нейтральная полоса: река Сочи - правый берег; река Бзуга - левый берег. Между ними нейтральная полоса;

б) срок перемирия - до подписания мирного договора;

в) передвижение желающих жителей в местности, занятой противной стороной, с разрешения надлежащих начальников - не ниже начальников дивизий. Ныне же выход на полевые работы. Гарантирование им полной неприкосновенности личной и имущественной, как во время движения, так и на местах, и снабжение их надлежащими документами от обеих сторон”.

Оригинал подписали: Иванис, полковник Дрелинг, генерал Голубинцев и генерал Морозов.

Копия послана большевикам без подписей.

Условия капитуляции, переданные большевиками через генерала Морозова 17 апреля 1920 года:

“1. Гарантируется свобода всем сдавшимся, за исключением уголовных преступников, которые будут подлежать суду революционного военного трибунала.

2. Гарантируется свобода всем сдавшимся, искренне раскаявшимся в своем проступке и выразившим желание искупить свою вину перед революцией поступлением в ряды Красной армии и принятием активного Участия в борьбе с Польшей, посягнувшей на исконные русские территории.

3. Инициаторам и руководителям восстания свобода не гарантируется. Они подлежат или привлечению в трудовые батальоны, или заключению в концентрационные лагеря до конца Гражданской войны, и только в виде особой милости они могут быть допущены в ряды Красной армии.

4. Все огнестрельное оружие и шашки подлежат сдаче. Кинжалы могут быть сохранены под честное слово с тем, что они не будут обращены против Советской власти и отдельных ее представителей.

5. Содействие возвращению на родину будет оказано, поскольку позволяют разрушенные войной пути.

6. Гарантируется неприкосновенность личности всем согласно пунктам 1 и 2. Неприкосновенность имущества гарантируется всем живущим своим трудом, не принадлежащим к классу эксплуататоров.

7. На ответ дается двенадцать часов, считая срок в момент получения настоящих условий, после чего, при неполучении удовлетворительного ответа, военные действия будут возобновлены с удвоенной энергией. Ни в какие мирные переговоры представители командования тогда вступать не будут. Условия будут считаться нарушенными, если хоть один человек после получения условий перемирия будет пропущен в Грузию или уедет в Крым.

Командующий 9-й советской армией Василенко⁴⁵ Член военно-революционного совета Онучин⁴⁶

Передал условия военный комиссар 50-й дивизии

Рабинович”.